Властелин огня

Пожарники кричали, чтобы народ отошел подальше. На­ конец заработали шланги, но толку от них было мало. Правда, пламя на окнах они кое-где сбили, но все уже выгорело до та­ кой степени, что огонь начинал угасать сам по себе.

Опять послышался треск. Это пылала стена фасада. Разлеталась деревянная обшивка, обнажались скрытые ею старые бревна, тоже охваченные пламенем. И вдруг бревна затрещали как-то иначе - в их треске появился другой звук, что ли, если можно так выразиться. Потом они разошлись, будто разбитые могучим ударом, в стене образовалась брешь, словно пробитая тараном, во все стороны полетели крупные щепки, и на фоне пламени возникла мощная фигура ...

Толпа ахнула и отпрянула назад. Пожарники оцепенели. Ковач спокойно вышел из бреши, которую он сам себе и пробил своими стальными кулаками, прошел метров десять, остановился и оглянулся на полыхающий дом.

Дом, словно под его взглядом, вздрогнул и совсем обрушился.

Я больше не выдержал.

– Жив!
– закричал я, выскакивая из своего укрытия и кидаясь к Ковачу.
– Жив!

– Жив, - подтвердил Ковач.

Он наклонился, взял пригоршню чистого снега и стал сне­гом стирать следы копоти с лица и рук.

Мы услышали звук затормозившей машины. Это на своей директорской «вольво» подъехал Машкин отец.

– Слава богу, уцелел!
– кинулся он к Ковачу.
– как только мне позвонили, я сразу помчался! .. Но как же они ... как же ты ...

– Все хорошо, - сказал Ковач, выпрямляясь. И мне по­казалось, что в его взгляде промелькнуло нечто, похожее на лукавство.
– Но теперь, я думаю, вы согласитесь, что мне безопаснее жить на заводе и ночевать прямо в цехе ...

– Да, конечно, конечно, - забормотал Сапаков. Кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся.

Это был мой отец. И рядом с ним - дядя Коля Мезецкий.
– Ты что здесь делаешь? Тебе давно спать пора!

– Он молодец, - сказал Ковач и поглядел на меня.
– Но все равно ступай спать.

Я пошел домой, и состояние у меня было - сами можете себе представить, какое. Я был и возбужден, и потрясен, и на­пуган, и обрадован, и думал, что я всю ночь не смогу уснуть.

Но я заснул. И заснул очень быстро. Заснул, поставив на полочку возле самой кровати стальной глобус-копилку.

Глава шестая ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО

На следующий день в школе Яков Никодимович после своего урока сказал мне:

– Найденов, задержись на секунду.

Я остался, и Яков Никодимович, подождав, пока все выйдут, спросил:

– Ты был свидетелем пожара, да?

Я кивнул.

– Расскажи мне все, что видел. Я запишу. Это очень важно. Но это можно сделать и чуть попоз­же. А сейчас я хотел спросить у тебя, не хочешь ли вечерком прогуляться к одному человеку.

– Вы нашли того, кто может что-то знать ... ну, о тех, прошлых Ковачах?

– Похоже, нашел, - усмехнулся он как-то криво.
– Видишь, мне почти месяц понадобился, чтобы зацепить хоть какую-то ниточку. Все, кто может помнить те времена, отнекиваются и отговариваются ...

– А кто этот человек?

– Он довольно долго был пациентом психиатрической больницы, - сообщил Яков Никодимович.

– Он ... не того, не буйный?

– немного испугался я.

– Был бы буйным, его бы не выпустили. Сейчас он старик, на пенсии. Немного не в себе, конечно ... Но, похоже, только псих и отважится рассказать о событиях тех лет. Может, и мы тогда разберемся, что в них такого страшного.

– Конечно, я пойду!
– сказал я.

– Тогда в шесть часов подходи ко мне, а уже от меня двинемся дальше.

– Обязательно!

Он отпустил меня, и я побежал на перемену.

– Что ему было надо?
– спросили Борька с Васькой.

– Да так. В очередной раз насчет своего краеведческого музея, не хочу ли я чем-нибудь помочь. Ему мой домашний реферат по истории родного края понравился.

Раньше у меня никогда не было секретов от друзей. Но сей­ час что-то нашептало мне, что нынешнее дело - совсем особенное, и чем меньше народу будет о нем знать, тем лучше.

Сам я был заинтригован, как говорится, по самую макушку и ровно в шесть часов вечера был у Якова Никодимовича.

Мы сели в автобус и проехали остановок пять, до кварталов блочных домов на северо-востоке. Дома были разные. Пятиэтажки - постарше, семи- и восьмиэтажные - поновее. Яков Никодимович сверился с адресом на бумажке, мы нашли нужный дом и подъезд и поднялись на лифте на шестой этаж.

Яков Никодимович позвонил в дверь.

– Кто там?
– прозвучал надтреснутый старческий голос.

– Здравствуйте, Александр Степанович, - сказал Яков Никодимович.
– Это я, Плотогонов, от краеведческого музея. Я вам звонил.

Дверь приоткрьтась. Выглянул довольно ветхий старик.
– Плотогонов, говорите? А это кто?

– А это - мой ученик. Ему тоже будет интересно вас послушать. Петя, познакомься с Александром Степановичем Рахмоновым.

– Здравствуйте, - сказал я.
– Добрый вечер.

– Добрый, коль не шутите, - отозвался Александр Степанович. Он распахнул дверь.
– Заходите.

Мы вошли. Еще на лестничной клетке я уловил кошачий запах, из приоткрытой двери им повеяло сильнее, а в прихожей он стал довольно резким.

– У меня три кошки, - сразу объяснил Александр Степа­нович.
– Единственные, можно сказать, родные существа. Все волнуюсь, что с ними будет, когда меня не станет. Правда, сосе­ди у меня хорошие, обещали приглядеть, если что, но все равно, знаете ... Да что это я все о своем и о своем. Проходите.

Мы прошли в комнату, где сразу увидели всех трех кошек.

Одна устроилась на подоконнике, возле батареи, вторая - в углу дивана, а третья - под телевизионным столиком. И вся троица предпочитала наблюдать за нами издали, не пытаясь познакомиться поближе.

Александр Степанович жестом пригласил нас сесть за круглый стол посередине комнаты, сел сам и спросил:

– Так что вы хотели узнать?

– Нас интересует та история, из-за которой вы впервые попали в больницу, - сказал Яков Никодимович.
– Это было в конце сорок шестого года?

Александр Степанович помрачнел.