Вне пределов

— Расскажи об этих воспоминаниях.

Я провожу ногтем по компасу на подушке, которую прижимаю к груди.

— Недавно я встретила парня, и я его знаю, но не в том смысле, что он кажется мне знакомым. Я имею в виду, что я знаю его не в настоящем времени, а в прошлом.

— В прошлом?

— Да.

— Значит, ты знала его, когда была ребёнком?

Вопрос на миллион долларов

— Нет.

Его губы сжимаются, а брови хмурятся.

— Мне известно кое-что о нём с тех пор, как он был ребёнком. Не о нас, когда мы были детьми.

Я смеюсь. Произносить это вслух кажется ещё более странным, чем в мыслях.

— Он тебя знает?

— Нет.

— Ты часто меняла школу. Уверена, что когда-то вы не были одноклассниками?

Я медленно качаю головой. Это вызывает у меня смешанные чувства: удивление, смятение, безумие и… душевную боль, потому что я помню его прикосновения — биение его сердца.

— У тебя есть старые ежегодные альбомы, которые ты могла бы просмотреть?

Я продолжаю отрицательно качать головой.

— Его не будет ни в одном из них.

— Почему ты так уверена?

— Потому что он на пятнадцать лет старше меня.

Крышка баночки с мятными конфетами открывается, и слышится шуршание фантика. Он достаёт конфету и кладёт её в рот. Мне кажется, он использует это время, чтобы сформулировать другой вопрос или найти подходящий профессиональный ответ, в котором не будет слова «сумасшедшая».

— Не могла бы ты рассказать о своих воспоминаниях подробнее?

— Что вы хотите знать? Его любимый цвет? Планировка дома, в котором он вырос? Его причуды и манеры поведения? Как сильно его отец ненавидел то, как он шаркал ногами по полу, словно ему было лень поднимать их и ходить, как «нормальному человеку»? Я знаю о нем все, по крайней мере, мне так кажется.

— Однако ты не можешь объяснить, откуда знаешь это?

— Да.

Я морщусь.

— Ты подтвердила, что твои знания о нем, соответствует действительности?

— Да. Ну, не все. Я не хочу его окончательно выводить из себя. Он теперь мой босс.

— У тебя новая работа?

— Да. Я работаю няней у девочки, которой всего месяц. Её мама умерла при родах. Отец — профессор и он много работает.

Я жду, когда на его лице отразится узнавание. Он должен понять, что я говорю о Нейте-Натаниэле Ханте.

Несколько секунд он часто моргает. Он улавливает связь.

— Он ваш пациент. Натаниэль Хант.

Доктор Грейсон медленно облизывает губы.

— Я понимаю, что вы не можете обсуждать это со мной. Это вполне естественно. Я видела его в вашей приемной после нашего первого сеанса. Вот откуда мне это известно. Вам не нужно ничего говорить, просто слушайте. — Я улыбаюсь. — Ничего нового, не так ли?

На его лице появляется едва заметная улыбка, сопровождаемая поднятием одной брови.

— Я думаю, у Нейта… под таким именем я его помню… какая-то эмоциональная травма из-за смерти жены. Не обычное горе, а нечто более глубокое, что повлияло на его способность помнить такие вещи, как … как то, что мы знаем друг друга.

— Я не могу обсужд…

— Знаю. На самом деле, я не жду, что вы будете со мной чем-то делиться. Я просто рассказываю об этом. Пища для размышлений. Что угодно. Думаю… — Я медленно, протяжно выдыхаю: —… больше всего меня беспокоит то, что я не могу понять, откуда его знаю. Как…

Маленькие комочки тревоги скручиваются у меня в животе, вызывая знакомую тошноту. Это то же самое чувство, которое я испытывала каждый раз, когда мои родители брали меня с собой на обследование. Я не могу вспомнить ни одного случая в своей жизни, когда чувствовала себя нормально. Эксперты целую вечность пытались «понять меня».

— Это сложно описать, но это то, что нас объединяет. Я помню своё прошлое и его прошлое, но не «нас». И мне кажется странным и даже невероятным, что я так много знаю о нём, если не было «нас».

Доктор Грейсон и глазом не моргнул. Я ожидаю, что в любой момент в дверь ворвется команда людей в белых халатах, вонзит иглу мне в руку и потащит в помещение с мягкими стенами и без окон.

Проходит некоторое время, а может, и больше, прежде чем он начинает печатать на клавиатуре, сидя за своим рабочим столом. Затем он надевает ночки в чёрной оправе для чтения и, приподняв подбородок, читает.

— Вы перечитываете мою историю болезни?

Он изучающе смотрит на меня. Его медово-карие глаза изучают доброту, но в них есть что-то похоже на беспокойство. Я впервые вижу у него такой взгляд.

Подложив подушку-компас под спину, я выпрямляюсь. Сумасшедшие люди не выглядят уверенными в себе, поэтому я собираюсь стать символом уверенности, даже если неуверенность съедает меня изнутри заживо.

— Никаких травм головы. В прошлом я не злоупотребляла наркотиками, физической активностью или чем-либо ещё. В последний раз я выпивала полбокала вина несколько дней назад. Никаких лекарств по рецепту. Никакой травки. Ничего.

Он снимает очки и возвращается в позу, «пальцы домиком».

— Ты хорошо спишь?

— Определите, что такое хорошо?

— Восемь часов сна. В идеале — шесть непрерывных часов подряд.

— Зависит от того, как прошел вечер и сколько кофе я выпила в течении дня. Но вы же не можете всерьез полагать, что мои знания о Нейте основаны на недосыпании. Словно… его прошлое проникло в мои сны. Нет, я в это не верю.

— Думаю, ты изо всех сил пытаешься вспомнить, откуда его знаешь, и это может быть вызвано множеством причин. На память влияют многие физические и эмоциональные аспекты.

— Думаете, из-за потери жены, Нейт не помнит меня?

— Суэйзи, я не могу обсуждать это с тобой.

— А если бы он не был вашим пациентом? Представьте, что я рассказала бы вам о парне, о смерти его жены, а вы бы не были с ним знакомы. Вы бы, гипотетически, могли предположить, что он страдает потерей памяти из-за эмоциональной травмы?

Доктор Грейсон вздыхает. Раньше, во время наших сеансов, он никогда не позволял себе подобных проявлений эмоций. Этот человек — само самообладание, но, когда он ерзает на стуле, пытаясь принять все три свои излюбленные позы, я вижу, что его поведение стало немного странным