Вне пределов

— Серьёзно? Это кажется тебе странным? А не тот факт, что я, по сути, незнакомка, на пятнадцать лет моложе, и мне удалось заглянуть в твоё прошлое с мельчайшими подробностями?

Несколько раз медленно кивнув и устремив на меня остекленевший, почти задумчивый взгляд, он облизывает губы и произносит слова, которые я до смерти хотела услышать.

— Я по-прежнему ем фиолетовое мороженое.

Мой разум ликует, а тело сохраняет безмятежность, словно ничего не произошло.

Это поистине грандиозное событие!

?

Натаниэль Хант, 14 лет

Я ОБРЁЛ СВОЮ вечность в четырнадцать лет. Разумеется, я никому об этом не рассказывал, даже Дейзи. В четырнадцать лет мальчики, которые выглядели на семнадцать, играли в хоккей со старшими и решали споры с помощью кулаков, не влюблялись. То, что Дейзи стала моей лучшей подругой, принесло мне столько проблем, что хватило бы на всю жизнь.

— Жаль, что у тебя нет кабельного.

Дейзи бросила пакет с фастфудом на мой ноутбук, затем скинула мой рюкзак с изножья двуспальной кровати и плюхнулась на его место.

— Почему?

Я придержал учебник геометрии, чтобы он не упал на пол.

— Потому что, когда я прихожу, он всегда спит в своём кресле с включенным телевизором, и не слышит меня. Если бы у вас было кабельное телевидение, я бы переключила канал на порно, чтобы, когда он проснётся, ему не понравилось, что мы смотрим.

Я рассмеялся, запихивая в рот жирную картошку фри. Это был мой первый приём пищи за день, что было дерьмово, поскольку было уже восемь вечера. Дейзи, тратившая свои карманные деньги на еду для меня, была не самым ярким моментом моего детства, но чувство голода было сильнее гордости.

— У него может случиться сердечный приступ, ведь наша кулинарная фея приносит нам только фастфуд.

Я взял чизбургер и запихнул половину в рот.

— Я положила его порцию в холодильник. — Она сморщила нос. — Холодная картошка будет отвратительной на вкус.

— Ему будет всё равно, — пробормотал я с полным ртом жирного лакомства. — Это еда. Он ещё не нашел работу, и через неделю мы, вероятно, окажемся на улице.

— Не говори так.

От того, как она надула свои пухлые губы, мне захотелось их поцеловать. Мне нравилось целовать Дейзи, а ей нравилось целовать меня. Это было то, что я мог ей дать. В моей жизни было много дерьма, и из-за этого мне было сложно ощущать себя мужчиной, что было безумием, поскольку мне было всего четырнадцать. Но я хотел быть мужчиной для девушки, которая была моей навсегда. Однако вместо этого я стал объектом благотворительности вместе со своим отцом.

— Завтра я принесу немного яблок и бананов. Я только беспокоюсь, что в них будет недостаточно калорий.

— Хватит тратить деньги на питание для бедных.

Я бросил пакет на и без того захламленную тумбочку, скинул на пол тетрадь и учебник по геометрии и, схватив её за талию, притянул к себе на колени.

— Не называй себя так.

Она обвила руками мою шею.

Я улыбаюсь.

— Не волнуйся. Мама придёт и спасёт положение.

Я засунул руки в карманы её джинсов. Это было пределом моей смелости. Мои друзья ощупывали девочек под рубашками. Некоторым из них посчастливилось больше. А мои старшие товарищи по хоккейной команде шли до конца. Я слишком уважал Дейзи, чтобы переступать эти границы. Я слишком уважал её родителей, чтобы использовать их дочь в своих интересах, особенно когда знал, что они закрывали глаза на её благотворительность — благотворительность, которая не давала моему желудку пустовать.

— Что значит «спасёт положение»?

Она играла с моими волосами, запуская пальцы в непослушные локоны.

— Папа считает, что она начинает чувствовать себя виноватой за то, что бросила меня, и тогда она появляется на несколько недель, и на деньги своего богатого бойфренда заполняет холодильник и кладовую, готовит еду, появляется на одном из моих хоккейных матчей, а потом снова уезжает.

Дейзи вкусно пахла, лучше, чем чизбургер, что для голодного подростка означало многое. Она перешла от одежды унисекс и отсутствия макияжа к девчачьей одежде, подчеркивающей недавно сформировавшиеся изгибы, мерцающим блескам для губ и цветочным лосьонам, от которых мои побочные эффекты полового созревания обострились.

— Почему он позволяет ей возвращаться домой? Она ему изменяет. Не понимаю, почему они всё ещё женаты.

— Мой отец говорит, что любит её, несмотря ни на что. Думаю, он боится, что Всевышний расстроится, если они разведутся. Он никогда не забывает упомянуть её в молитвах. Это немного смущает. Словно… все и так думают о нашей ситуации самое худшее, зачем ему делать это достоянием общественности?

Она смеётся.

— И о чём эта молитва? Милостивый боже, просим, чтобы жена Дэвида Ханта перестала ему изменять и вернулась домой, чтобы кормить семью и стирать бельё?

— Нет… — я впился зубами в нижнюю губу, пытаясь скрыть улыбку, — только глажка. Я стираю, не глажу. Я бы, наверное, поджёг папины рубашки.

Снова раздалось хихиканье.

— Прекрати. Нет. Ты не… — Я схватил её за запястье.

Она отмахнулась.

— Это круто.

С помощью резинки для волос, которую она достала из кармана, она собрала мои волосы в хвост. Они были достаточно длинными, чтобы можно было это сделать.

— Это по девчачьи. Перестань.

Я сделал вид, что сопротивляюсь, когда она схватила меня за запястья и обвила ногами, чтобы я не мог распустить хвост.

Она была невесома, а я недавно начал поднимать тяжести, чтобы не отставать от своих старших товарищей по команде. Мы играли в игру, в которой она сдерживала меня, но мы оба знали, что это не так. Мне нравилось, как она извивалась и подпрыгивала на мне по причинам, которые нравились любому подростку, а ей нравилось притворяться, что она всё контролирует.

— Мне нужно подстричься. — Проворчал я, когда она откинулась назад и улыбнулась своей работе.

— Что, если ты, как Мейсон, подстрижешь волосы и потеряешь всю свою силу?

— Кто такой Мейсон?

Дейзи закатила глаза.

— Из Библии.

Я от души расхохотался.

— Ты ни разу в жизни не была в церкви. И я знаю, что ты не прочитала ни строчки из Библии, потому что, если бы прочитала хоть что-нибудь, ты бы знала, что это был Самсон, а не Мейсон.

Её глаза сузились.

— Не умничай. Никто не любит умников. Я не виновата, что не хожу в церковь, это бог виноват.

Она скрестила руки на груди.

— Это не вина бога. Это вина твоих родителей, потому что они атеисты.

— Что значит «атеисты»?

— Они не верят в бога.

Она вскинула голову.

— Это неправда. Они просто злятся на бога.

— За что?

Она потянула меня за хвост в разные стороны, чтобы он не выпал из завязки.

Я посмотрел на неё с раздражением.

— Ты умеешь хранить секреты?

Это был самый нелепый вопрос на свете. Мы были лучшими друзьями. Знала она об этом или нет, но я планировал когда-нибудь жениться на ней, завести троих детей и купить хороший, но скромный дом, который будет оплачен из моей солидной зарплаты в НХЛ. Я был единственным, кто знал об этом. И это было доказательством моих способностей хранить секреты.