Вне пределов

Я надеваю влажную рубашку и начинаю застегивать её.

— Спасибо, что привезла её.

Мы не смотрим друг на друга.

— Что ж, увидимся позже.

Я киваю, уставившись на свои руки, и застегиваю пуговицу рядом с родимым пятном.

Дверь за ней со щелчком закрывается.

— Блядь…

?

Я ОТПРАВЛЯЮ СООБЩЕНИЕ СУЭЙЗИ, чтобы предупредить её, что вернусь позже, чем ожидалось. После двух часов просмотра прямой видеотрансляции с ней и Морган я отрываюсь от экрана и приступаю к работе. Мне приходит в голову, что на данный момент нет необходимости следить за ними. Я не слежу. Теперь мне просто становится жутко, когда я наблюдаю за ней. Интересно, о чём она думает. Я ожидаю, когда она проявит себя в какой-нибудь значимый момент.

Когда я возвращаюсь домой, в доме царит безмолвие. Суэйзи задремала в уютном кресле-качалке, прижав к себе спящую Морган. Я присаживаюсь на диван и продолжаю смотреть на них. Удивительно, сколько лет каждая девушка со светлыми волосами и карими глазами напоминала мне о Дейзи, но, когда я увидел Суэйзи в кабинете доктора Грейсона, я не думал о Дейзи. Теперь же я вижу только её.

Иногда, клянусь, у неё карие глаза, а не голубые.

— Смотреть, как я сплю, немного жутковато. — Она открывает глаза и улыбается. — Это мне следует быть пугающей, а не вам, профессор.

Профессор. Она называет меня Нейтом, когда чувствует себя уязвленной, Натаниэлем, когда нервничает, и профессором, когда хочет притвориться, что мы не более чем работодатель и подчинённая. В прошлом я знал о ней всё, что можно было знать… И я собираюсь узнать эту новую версию моей лучшей подруги. Она — то, что мне нужно, чтобы отвлечься. Подарок.

— Расскажи о своей семье.

Я удерживаю её взгляд, даже когда она прищуривается. Возможно, я для неё другой человек, в зависимости от её желания разобраться с прошлым, но она гораздо больше, чем просто няня. И теперь, когда я это знаю, не могу притворяться, что это не что иное, как грёбаное чудо.

— О моей семье?

Я киваю.

— Ну, ты уже знаешь, что мой отец умер от сердечного приступа. Он проработал бухгалтером-консультантом почти тридцать лет. Моя мама — фотограф, специализирующийся на рекламе. На протяжении многих лет она работала в нескольких крупных компаниях, пытаясь совмещать свою карьеру с воспитанием меня. Я не уверена, что она доставала свой фотоаппарат из сумки с тех пор, как умер мой отец.

Суэйзи качает головой.

— Она сказала, что ей нужно определиться с дальнейшими планами на жизнь. Но, думаю, она боится увидеть его в объективе своей камеры. Именно он вдохновил её заняться любимым делом. Он купил ей первый фотоаппарат. Она отсняла несметное количество его фотографий, прежде чем перейти на цифровой формат. Просто с ума сойти, сколько у неё альбомов с фотографиями моего отца. Он был красив, даже когда начал лысеть. Она была — и остается — красивой. Мне нравится представлять, что у них были страстные отношения до того, как у них появилась я. Я никогда не видела такой любви.

— Бабушки и дедушки?

— Да. Все четверо до сих пор живы. Родители моей мамы живут недалеко от Чикаго, а родители моего отца — здесь, в Мэдисоне. — Она берёт свой телефон, лежащий на подлокотнике кресла, и разблокирует его. — Мне нужно идти.

— Конечно. — Я забираю у нее Морган, она даже не издает ни звука. Поход в мой офис и «большой взрыв», должно быть, вымотали ее. — Ещё раз спасибо, что привезла её сегодня ко мне на работу. Моим коллегам было очень приятно с ней повидаться.

— Даже Донне?

Суэйзи скептически улыбается мне, берёт свою сумку и идёт к выходу.

— Даже Донне. — Я смеюсь. — Надо бы дать ей денег на новую рубашку. Она, наверное, испорчена… как и моя.

Взгляд Суэйзи опускается на мою рубашку, но я знаю, что она думает не о рубашке, а о моём родимом пятне.

— Оно не в форме сердца. Больше похоже на банан.

Она поднимает на меня взгляд, и на её лице отражается замешательство.

— Моё родимое пятно. Единственным человеком, который думал, что оно имеет форму сердца, была Дейзи.

Она медленно кивает, но я не замечаю настоящего понимания.

— Точно так же, как Дейзи была единственной, кто знал о том, что я списал на тесте по испанскому.

Суэйзи кривит губы и продолжает покачивать головой, но я понятия не имею, о чём она думает. Это всё равно что наблюдать за безрезультатным вращением радужного колеса на моём компьютере.

— Что ж, не забудь, что в пятницу я иду на приём к врачу.

Вот и всё — не более чем вращающийся курсор зависания на компьютере. Что бы она сделала, если бы я просто сказал ей? Слова рвутся наружу, но я не могу их произнести.

Вместо этого я улыбаюсь и киваю.

— В пятницу я могу поработать из дома. Если тебе нужен целый день, никаких проблем.

— Хорошо. Я дам тебе знать. Увидимся завтра.

— Спокойной ночи.

Я смотрю ей вслед, пока она не доходит до своей машины. Когда она оборачивается, чтобы помахать мне на прощание, я быстро машу в ответ и закрываю дверь. Возможно, она права. От моего пристального взгляда становится немного жутковато. Уложив Морган в кроватку, я плюхаюсь на свою кровать, потирая виски от напряжения, и мысленно переношусь на двадцать один год назад.

?

Натаниэль, 15 лет

— ДЕЙЗИ, — ПРОШЕПТАЛ я, дрожащими пальцами расстёгивая пуговицы на своей помятой рубашке.

Через приоткрытое окно проникал легкий ветерок, но в нашем доме, где уже больше недели не работал кондиционер, стояла сильная влажность. Вдали слышалось стрекотание сверчков, но звук моего сердца почти заглушал их.

— Мне очень жаль твоего дядю.

Слеза упала мне на руку, но это была не моя слеза. Это была её слеза.

Человек, который вдохновил меня играть в хоккей, умер, а я не проронил ни слезинки. У Дейзи было столько эмоций, что хватило бы на нас двоих. Она стянула мою рубашку с плеч. Она упала мне чуть ниже талии, сковывая запястья.

— Не плач.

Она покачала головой и постаралась подавить эмоции, прежде чем они снова нахлынули на неё.

— Я не хочу этого делать, если ты не готова.

Её губы прижались к моей шее, а руки скользнули вниз по моему животу. Опустив голову, она наблюдала, как её палец обводит моё родимое пятно.

— Я люблю это сердечко. Думаю, именно в это место купидон поразил тебя своей стрелой, когда я садилась в школьный автобус в тот роковой день.

Я рассмеялся.

— Вот только оно у меня было с рождения.

Она снова провела по нему пальцем, и обещание того, что должно было произойти, смешанное с прикосновением её теплых рук к моей обнаженной коже, возбудило сильнее, чем когда-либо.

— Я думаю, ты всегда должен был быть со мной, — пробормотала она таким же дрожащим голосом, как и мои руки.

— Нам не обязательно это делать. — сказал я, целуя её в макушку и закрывая глаза. — Это похоже на секс в знак скорби и сочувствия.

Она покачала головой, всё ещё прижимая подбородок к груди. Я подумал, что она смотрит на моё родимое пятно или эрекцию, выступающую из-под брюк.