Вне пределов

— Это глупый вопрос, Дейзи.

— Если ты не перестанешь называть меня Дейзи, я больше никогда ничего тебе не скажу. Именно поэтому мне нужен настоящий парень, который называл бы меня Морган, или деткой, или… принцессой.

— Принцессой? Правда? Ты кто? Пудель?

Каждый день на протяжении четырех лет она угрожала мне что найдет «настоящего парня». Меня это больше не волновало. Я завоевал её внимание.

Её улыбку.

Её поцелуи.

Её свободное время.

Её страхи.

Её мечты.

Это была настоящая реальность.

— Заткнись.

Она закрыла мне рот рукой.

Я лизнул её.

— Фу…

Она отдёрнула руку.

Прежде чем на её лице появилось угрюмое выражение, я поцеловал её. Она ответила на поцелуй. Сначала это было неуклюже, но потом мы нашли свой ритм. Её голова повернулась в одну сторону, а моя — в другую, и наши губы сами нашли друг друга. Мой язык коснулся её, и она отстранилась, словно я искушал её запретным.

— Гадость, придурок, — сказала она, отстраняясь, задыхающимся голосом и с раскрасневшимися щеками, однако улыбка на её лице скрыла всю злость, прозвучавшую в словах.

— Расскажи мне свой секрет.

— Обещай не…

— Да, да… я никому не расскажу.

— Отлично. Лучше бы тебе этого не делать. — Её взгляд опустился чуть ниже моего рта. Это был странный момент, я редко видел свою подругу такой взволнованной. — За два года до моего рождения у моей мамы родился мальчик. Он родился мёртвым — мертворожденным или что-то в этом роде.

— О, это… ужасно. Не могу поверить, что ты не рассказывала мне об этом. Это печально.

Она кивнула, осмелившись поднять на него глаза.

— С тех пор они злятся на бога.

— Полагаю, я бы тоже злился. Это отстой.

— Да. — Она пожимает плечами. — Моя бабушка думает, что теперь мы все попадём в ад.

— А ты как думаешь?

— Ну, я не знаю. Не то чтобы я не верила в бога. Может, я и не вижу разницы между Самсоном и Мейсоном, — она улыбается, — но мне нравится идея обращения к богу. И иногда, когда мне страшно или что-то очень нужно, я молюсь ему. Я не уверена, что делаю это правильно.

— О чём ты просишь бога? Папа говорит, что мы должны уделять больше времени благодарности, чем просьбам. Как в случае с моей мамой… он говорит, что благодарит бога за те дни, когда она с нами, больше, чем просит вернуть её. Это круто, правда?

Дейзи пожала плечами.

— Наверное, он прав. Я должна поблагодарить тебя. Может быть, это повысит вероятность того, что он согласится, когда я обращусь к нему с просьбой.

— Какой?

Её руки снова обвились вокруг моей шеи, а губы коснулись моего уха, когда она прошептала:

— Я всегда прошу бога не забывать кормить тебя и позаботиться о том, чтобы ты не остался бездомным.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

УЛЫБКА СУЭЙЗИ РАЗБИВАЕТ мне сердце. Когда я рассказываю ей о своём прошлом, она не двигается, не моргает, просто… улыбается. Если в её душе живет моя лучшая подруга, я бы хотел, чтобы мы могли поговорить об этом. Как она может помнить всё, кроме одного человека, который сделал моё детство по-настоящему незабываемым?

— Мне страшно… — Улыбка Суэйзи увядает, — … потому что ты придаёшь цвета всему, что в моём воображении было чёрно-белым. Это как смотреть фильм, основанный на реальных событиях. Ты знаешь, что произойдёт. Я не могу предотвратить гибель «Титаника». И Дейзи…

— Умерла, — бормочу я, так сильно желая соединиться с воспоминаниями в её голове.

— Да. — Она отражает мою грустную улыбку.

Невозможно отвести взгляд от неё, ожидая увидеть в этих голубых глазах что-то большее, чем любопытство. Проблеск узнавания, наверное, заставил бы моё сердце остановиться.

— Ты не спросила меня, как она умерла, — говорю я, но думаю вот о чем: ты не спросила меня, как умерла.

Откровенно говоря, не знаю, смог бы я рассказать ей об этом и сохранить самообладание.

— Нет. — Она качает головой. — Я не хочу знать. Пока нет… Возможно, никогда не захочу.

— Почему?

Напряженная озабоченность отражается на её лице.

— Не знаю. Это странно?

Я улыбаюсь, несмотря на переполняющие меня эмоции.

Надежда.

Горе.

Замешательство.

Ясность.

— Ты обратилась не по адресу. Я убрал одежду Дженны из нашего шкафа, но её сумка, которую мы взяли с собой в больницу, всё ещё лежит на заднем сиденье моей машины. Моя дочь носит имя первой девушки, которую я любил, и я смирился с тем фактом, что ты… кто-то, связанный с моим прошлым. Так что… — Я качаю головой: —… Я не лучший знаток «странного».

Уголок её рта приподнимается в полуулыбке.

— Всю свою жизнь я знала то, что не имело смысла для меня. Это украло у меня детство, но я никогда не чувствовала себя по-настоящему иной, пока не появился ты.

От её слов становится трудно дышать. Я хочу прошептать, — Дейзи. Хочу, чтобы она признала нас. Я хочу спросить её, почему она была одна в ночь своей смерти.

Спустя все эти годы я ощущаю пустоту в своём сердце и душе. Кажется, что бы ни происходило в моей жизни, всегда будет чего-то не хватать. Эти мысли я бы хотел выразить своей близкой подруге Дейзи.

— Что ж, надеюсь, я тебя не разочарую. Надеюсь, я смогу помочь тебе найти ответы.

— Я тоже.

— Взрыв! Грандиозный взрыв! О боже…

Донна держит Морган на расстоянии вытянутой руки.

Я вскакиваю и беру её на руки, тоже держа на расстоянии вытянутой руки.

— О нет. Прости, Донна.

Донна опускает взгляд на свою испачканную какашками рубашку.

— Всё в порядке. Когда её лицо стало ярко-красным, я должна была догадаться, что сейчас произойдет что-то взрывоопасное. Я схожу за бутылочкой и пелёнкой для срыгивания, а потом пойду домой, чтобы переодеться.

— Прости…

Я кусаю губы. Не знаю, что ещё сказать.

— Успокойся, всё в порядке.

Она отмахивается от моего комментария, выходя из кабинета.

— Иди сюда. — Суэйзи берёт Морган и кладет её на мой стол, где уже положила пеленальный коврик. — А ты беспокоился о ней. Очевидно, Морган может сама о себе позаботиться, когда незнакомцы уносят её.

Она смеётся, снимая испачканную распашонку.

— Как скунс, опрыскивающий своего обидчика? — Я смеюсь.

— Точно.