Вне пределов

— Нет, — говорит он, затем заходит в душ и задёргивает занавеску.

Я расстёгиваю лифчик, и снимаю трусики.

— Да.

Отдергиваю занавеску и захожу в его крошечную душевую, прежде чем снова задёргиваю её.

Он смотрит на меня сверху вниз, тусклый свет и вода, стекающая по его телу, только делают его ещё более устрашающим. Делая шаг вперёд, он прижимает меня спиной к стенке душа, лишая кислорода в этом крошечном пространстве.

Я не могу перевести дух, но продолжаю держать голову высоко поднятой.

— Я трахну тебя, но это не будет нежно и ничего не изменит.

Я тяжело сглатываю.

— Это был день рождения. Один день.

— Это не просто мой грёбаный день рождения!

Моё сердце замирает. Не знаю, чего я ожидала, но только не этого.

Он не причинит мне вреда. Я продолжаю напоминать себе об этом очень важном факте, потому что Гриффин — зверь, возвышающийся надо мной, каждый мускул его тела напряжен и дрожит, как будто он может что-то сломать — возможно, меня — пополам.

— Ты игнорировала меня всю грёбаную неделю, как будто весь чёртов мир вращался вокруг тебя. Я получил повышение на работе. Ты знала об этом? Нет. Потому что ты не уделила мне ни малейшего внимания. Пятница была просто глазурью на моём грёбаном праздничном торте. Так что, если ты хочешь знать, «какая муха меня укусила»… то это ты.

Никаких слёз. Где мои слёзы? Он наносит словесный удар за ударом. Боль настоящая, но я не могу пошевелиться. Я не могу моргнуть. Я даже не могу выразить ни единой эмоции, потому что он уничтожил меня.

— Вытрись. Оденься. И иди домой. Или я тебя трахну, но это не будет значить…

Я зажимаю ему рот ладонью. Его челюсти напрягаются, а глаза наливаются кровью, но он не отталкивает меня.

— Для меня это будет иметь огромное значение, — говорю я спокойно, но с той же решительностью в голосе. — Ведь то, что у нас есть, — это нечто большее, чем пропущенный день рождения, неудачная неделя, успешная неделя, цепочка необдуманных слов, несколько ошибочных решений или конец света.

Другой рукой я толкаю его в грудь, но мой «каменный» мужчина не поддаётся. И он, похоже, недоволен, что я только что попыталась его оттолкнуть.

— Так что ты не обязан прощать меня прямо сейчас. И ты не обязан быть нежным со мной. Но не вздумай говорить, что то, что ты внутри меня, ничего для тебя не значит.

Мне кажется, я всю жизнь ждала, когда эта девушка, внутри меня, выскажет всё, что думает.

Как только я убираю руку от его рта, он хватает меня за ноги и приподнимает. Прежде чем успеваю перевести дыхание, он погружает в меня свой член, издавая низкое рычание.

Он снова поднимает меня и прижимает к себе, не отрывая от меня взгляда.

Снова и снова… он трахает меня, не делая ничего другого, кроме как прижимая к стенке душа своим тяжелым телом и пронзительным взглядом. Мне нужен его рот. Мне нужно что-то, что сделало бы этот момент интимным. Мне нужна эмоциональная связь. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его, но он отстраняется, его глаза темнеют, каждый толчок неумолим.

Я закрываю глаза. Позволяю ему делать всё, что ему нужно. Любить его — значит верить, что он ответит мне взаимностью в самые трудные моменты.

— Боже…

Он стонет при последнем толчке, и тепло разливается по мне.

Я открываю глаза и вижу, как он запрокидывает голову назад, зажмуривает глаза, его пальцы сжимают мои ноги, когда он достигает пика удовольствия, которое, кажется, не имеет ничего общего с сексом.

Смахивая воду с глаз, он опускает голову и смотрит на меня.

В этот момент я испытываю множество чувств, и мне приходится приложить усилия, чтобы их скрыть. Лицо Гриффина, впервые за долгое время, смягчается, и он становится похожим на моего парня из продуктового магазина.

— Мне нужно, чтобы ты любил меня, — шепчу я, обнажая перед ним каждую частичку своей уязвимости. — Больше всего на свете.

Он вздрагивает, будто то, что только что случилось, проникло сквозь брешь в его ярости и обосновалось в его душе — в его сердце. Его хватка на моих ногах становится слабее, но он продолжает удерживать меня своим телом.

— Я люблю тебя, — говорит он с неприкрытой болью, не в силах сдержать свои чувства. — Больше всего на свете.

Его губы касаются моих. Сначала с нежностью, затем она перерастает во что-то требовательное, когда его рука скользит, между нами. Мои веки тяжелеют, и я позволяю ему увлечь меня в другое измерение, соблазнительное, эротичное, прекрасное и душераздирающее…, и я не хочу, чтобы это… я не хочу, чтобы мы… когда-нибудь расставались.

?

МЫ ЛЕЖИМ, ЗАПУТАВШИСЬ в простынях Гриффина, и лунный свет проникает сквозь жалюзи. Я поворачиваюсь на бок и смотрю на его татуировки, идеально очерченное тело, пока он спит на животе, по-хозяйски положив руку мне на талию. С ума можно сойти, когда думаешь о том, какие важные события пары переживают вместе, и о мелочах, которые со временем могут всё разрушить. Эти мелочи размножаются, словно раковая опухоль, и разрушают даже самые крепкие отношения.

С тех пор как мы вышли из душа несколько часов назад, мы не сказали друг другу и пары слов. Всё ещё слишком свежи раны, которые не исцелить словами. Каждый раз, когда я пытаюсь что-то сказать, Грифф останавливает меня, прижимаясь губами к моим губам, его руки ласкают мою кожу, его тело заявляет на меня свои права. Возможно, некоторые вещи словами не исправить.

Возможно, всё, что нужно сказать, можно сказать в тишине этой комнаты.

Под покровом ночи.

Под простынями.

Гриффин поворачивает ко мне голову и открывает сонные глаза. Я провожу пальцами по его спине и сексуальному изгибу задницы — упругой, твёрдой и покрытой татуировками.

— Который час? — бормочет он.

Я бросаю взгляд на его будильник.

— Почти два часа. Спи.

— Почему ты не спишь?

Он зарывается лицом в подушку и прижимается к ней щекой, сонно моргая.

— Я не могу уснуть. Всё ещё чувствую себя ужасно из-за…

— Ш-ш-ш…

Он обхватывает мою задницу ладонями и притягивает к себе.

— Тебе не кажется, что нам стоит поговорить?

Гриффин переворачивается на спину, а я устраиваюсь у него на животе.

— Пока никаких разговоров.

— Почему? — шепчу я.

Он приподнимается, и мы оказываемся лицом к лицу, его ноги оказываются у меня между ног, его возбужденный член касается моего клитора.

— Потому что я ещё не закончил.