Внешняя беговая
Шрифт:
— Ну, что сынки, — обратился к ним по-отечески Удалов, — опять супостатам не спится, все думают, как и где бы нам еще нагадить!
— На то они и супостаты, — ответил бойкий на язык капитан Дружинин.
— Во-во, и я о том же, — согласно покивал невидимому собеседнику полковник. — Вот, что, ребятки, одевайтесь-ка скоренько, да не мешкая сбегайте в квадрат 35–11. Там «гриб» хулиганить начал, понимаешь, связь нашу глушит с Новой Землей. Шуганите-ка его оттуда, чтоб, значит, знал свое место и не зарывался. Задание ясно?
— Так точно! — бодро откликнулись капитаны в один голос.
— Но это еще не все. Получено сообщение, что из Тромсе 15 минут назад стартовал «амбал» (на сленге наших военных так обозначался бомбардировщик В-52), прямо курсом на
— Так, точно! — опять эхом отозвались капитаны.
— Я с руководителем полетов буду находиться все время на связи, и координировать ваши действия. Ну, с Богом, сынки! — напутствовал он экипажи и отключился.
Процесс облачения в высотные гермокостюмы не занял много времени. Навыки экстренного одевания были отработаны годами изнурительных тренировок. Всего пять минут понадобилось обоим экипажам, чтобы экипироваться и выскочить к уже ожидающим их аэросаням, которые в мгновенье ока доставили их к началу взлетной полосы. ВПП Трилистника была устроена по упрощенной схеме — без рулежных стоянок и запасных полос. Просто широкая полоса, рассчитанная на одновременный взлет сразу двух тяжелых перехватчиков, тянущаяся вдаль на полтора километра, постоянно подогреваемая изнутри от парогенератора, чтобы исключить возможность ее обледенения. Современной модификации МиГ-31БМ для взлета и посадки, вполне хватало 1200 метров. Оставшиеся 300 метров полосы являлись, как бы запасом на тот случай, если вдруг придется взлетать с перегрузом или для того, чтобы мог беспрепятственно сесть более тяжелый борт, типа Ил-76, что тоже иногда случалось. Взлетать с перегрузом, а по паспорту им считался вес более 5000 килограмм, летчики опасались, так как в условиях Арктики это грозило банальным выкатыванием за пределы полосы с печальными последствиями, как для самого самолета, так и для его экипажа. Вот и сейчас под брюхом каждого из истребителей в немного утопленном состоянии на узлах внешней подвески висели всего по две ракеты, вместо штатных четырех. Этого вполне хватало для сопровождения довольно неуклюжего в полете АВАКСа, к тому же с двумя ракетами — налегке, развить скорость более 3000 километров в час не составляло большого труда. Правда была еще у каждого из них скорострельная пушка ГШ-6-23М с боезапасом в 260 снарядов, но ей практически не пользовались, так как самолет не был изначально приспособлен для ближнего маневренного боя. Его изначальной «фишкой» была «длинная рука» в виде ракеты Р-33, дальность пуска которой составляла приблизительно 180 километров. Но в последние годы и эту, устаревшую, однако хорошо себя зарекомендовавшую ракету заменили. Ей на смену пришла еще более дальнобойная, маневренная и скоростная — Р37М, истинные характеристики которой до сих пор являлись секретными.
Когда оба экипажа подлетели в вихре снега, поднимаемом пропеллерами аэросаней, техники уже ждали их, сняв брезентовые чехлы, укрывавшие грозные машины от непогоды. Все остальное было сделано уже заранее: топливо заправлено, боезапас подвешен, работа закрылков и элеронов — проверена. Расписываться в журнале о принятии машины, как это принято во всех строевых частях перед вылетом, было недосуг, поэтому летчики, пренебрегая положенной по Уставу бюрократией просто махнули рукой техникам и начали быстро-быстро карабкаться по приставленным лесенкам в кабины. Техники моментально убрали приставные лесенки, наблюдая, как фонари кабин медленно опускаются вниз, наглухо запечатывая в бронекапсулах летчиков. Помахав на прощанье цельноповоротными стабилизаторами, самолеты прямо с места стоянки, включив двигатели в режиме форсажа, начали стремительный и короткий разбег по полосе. Мощные двигатели, казалось, совершенно без натуги рванули обе серебристые птицы ввысь.
Четыре человека — четыре офицера полетели выполнять свой долг перед Родиной, а тем, кто находился сейчас на земле, не оставалось ничего кроме ожидания их благополучного возвращения. Руководитель полетов —
майор Гусев не донимал экипажи излишней и навязчивой опекой, вполне доверяя опыту летчиков, а так же стараясь соблюдать до поры до времени режим радиомолчания. Конечно, переговоры между экипажами и станцией наведения ведутся на плавающей частоте, с алгоритмом переключения, известным только им самим, но все же перестраховаться никогда не помешает, поэтому обе стороны не засоряли эфир пустопорожними переговорами. Самолеты летели очень близко друг к другу для того, чтобы на экранах вражеских радаров, расположенных в чреве «гриба» их сигнатуры сливались, создавая иллюзию одиночного самолета. Через пятнадцать минут один из экипажей вышел на связь и лаконично доложил:— Гнездо, докладывает Первый! Видим цель. Дальность 190. Засветка на экране уверенная.
— Первый, я — Гнездо! Вас понял. Подберитесь к нему поближе.
— Принял.
Еще через пять минут последовал следующий доклад:
— Гнездо, докладывает Первый. Установили визуальный контакт с целью.
— Первый, я — Гнездо. Берете его в клещи.
— Первый, принял.
Прошла минута тягостного ожидания, прежде чем опять в диспетчерской станции наведения раздался доклад:
— Гнездо, я — Первый. Противник с боковой проекции ставит интенсивные радиопомехи. Курс не меняет, двигаясь вдоль архипелага.
— Первый, я — Гнездо, пошлите ему запрос по протоколу.
Опять тридцатисекундное молчание и ответ:
— Гнездо, я — Первый. Запрос о принадлежности отправлен. На запрос не отвечает. Курс — прежний.
— Первый, я — Гнездо, выйдите с ним на связь на международной частоте и предупредите о недопустимости постановки активных помех, нарушающих связь между территориями Российской Федерации.
— Гнездо, я — Первый, принял распоряжение о выходе на международную частоту связи для предупреждения.
Летчик, неплохо владевший английским языком, откашлялся, для придания большей солидности своему голосу и выдал в эфир на международной частоте:
— Attention of the crew of the aircraft with the tail number 80576! Your setting of active interference violates the sovereignty of the Russian Federation! Immediately stop illegal actions! (Вниманию экипажа самолета с бортовым номером 80576! Постановка вами активных помех нарушает суверенитет Российской Федерации! Немедленно прекратите противоправные действия!).
Он еще два раза повторил эти фразы, внимательно прислушиваясь, не раздастся ли ответ от воздушного хулигана. Но все его усилия донести информацию до противника, никаких видимых последствий не имели. АВАКС, как шел прежним курсом, так и продолжал им идти, неторопливо выполняя петли на разворотах. Командир МиГа выждал еще минуту, а потом доложил:
— Гнездо, я — Первый, самолет с бортовым номером 80576 на голосовые предупреждения никак не отреагировал и следует прежним курсом, продолжая ставить активные помехи.
— Первый, я — Гнездо, вас понял. Продолжайте сопровождать самолет. Ждите дальнейших указаний.
— Гнездо, я — Первый, вас понял.
— Ну и что прикажете с ним делать? — обратился Удалов ко всем, кто сейчас находился на станции наведения.
— Тут к бабке не ходи, и так все понятно, что он болтается там не ради банального хулиганства, — глубокомысленно выразился руководитель полетов.
— Это не вызывает сомнений, но, что делать в такой ситуации? — нервно перебил его полковник.
— Может шугануть, как-нибудь? — робко вставил один из офицеров.
— Как?! Предложите конкретный план действий! — обернулся на голос Семен Аркадьевич.
— Ну… не знаю, — сразу стушевался инициатор, — может встать у него по носу и спутным следом попробовать заставить сменить курс.
— Не говорите ерунды, старший лейтенант! — окрысился на него руководитель полетов. — «Гриб» тащится со скоростью чуть выше пятисот километров, а это значит, что нашему тоже придется сбрасывать свою скорость. На такой высоте он не сможет удержаться и свалится в штопор. Им и так приходится кувыркаться возле него, чтобы не обогнать ненароком.