Внешняя беговая
Шрифт:
— Знаете, Виктор Петрович, о чем я сейчас усиленно размышляю? — с нескрываемой озабоченностью в голосе спросил полковник у Гусарова.
— Затрудняюсь ответить, — с той же тревогой ответил ему майор, нервно посматривая на свои командирские часы.
— Высадившихся диверсионных групп, как минимум две. Одна пошла на штурм аэродрома и уничтожение «летающей лаборатории». А вот куда делась вторая группа, которая уже побывала в поселке и успела уничтожить центральный пульт охраны периметра?
Эти слова старого коменданта не на шутку переполошили майора. Он опять принялся крутить головой, то и дело, приставляя окуляры бинокля к своим глазам, будто искал затаившихся неподалеку диверсантов.
— И в самом деле! Я как-то об этом не подумал.
Он достал рацию из нагрудного кармана и забубнил в нее скороговоркой:
— Центральный? Я — Первый. Как обстановка на западном направлении?
Сквозь шум и шипение помех (все же глушилка продолжала работать, но на близком расстоянии кое-что можно было расслышать), донеслось, как из глубокого колодца, еле уловимое:
— Первый! Я — Центральный. У западного входа пока все тихо. Бойцы капитана Горелова заняли оборону на подступах.
— Добро, — ответил Гусаров и отключил связь, вздохнув с облегчением.
А тем временем стрельба переместилась и уже были отчетливо слышны ее звуки со стороны поселка. Все сразу понявший полковник не
— Через десять минут они уже будут здесь, — бесстрастно констатировал Гусаров, поправляя свой автомат.
До них вдруг стали долетать какие-то шумы, сопровождаемые криками. Еще минуту они вглядывались в утреннюю хмарь. Полковник, приложив козырьком руку ко лбу, а майор бинокль.
— Идут, наши, — отрывисто бросил он, сквозь зубы.
И тут они уже оба заметили, как к ним почти бегом, несется разношерстная толпа людей. Здесь были все: мужчины, старики, женщины и дети. Майор ошибся. Они не шли. Они бежали изо всех сил, спотыкаясь и падая, поскальзываясь на подмороженном за ночь снегу. Женщины истошно вопили благим матом, дети кричали и плакали. Видно было невооруженным взглядом, что паника обуяла людей, и они неслись со всех ног к спасительному для себя убежищу, ничего не видя и не слыша. Они быстро запрудили собой и так невеликое пространство перед распахнутыми настежь воротами. Даже смирно до этого сидящая медведица со страху вскочила, плохо понимая, отчего такой ужас, овладел толпой. Если бы она благоразумно не посторонилась, то толпа, не заметив ее, просто бы затоптала одинокую мать с сыном. Ни грозные выкрики, ни команды со стороны обороняющих ворота военнослужащих толпа не воспринимала. Она вообще ничего не хотела видеть кроме распахнутых ворот, обещавших спасение. Естественно, что в результате этого образовался затор.
— Товарищи! Граждане! Прошу вас, не толпитесь! — бесполезно взывал к обезумевшим людям Гусаров. — Сначала женщин и детей!
Но его никто и не думал слушать. Толпа лезла напролом, уже не воспринимая действительность адекватным образом. Виттель, даже не стал напрягать голосовые связки, видя, как безрезультатно голосит Гусаров. Эту массу народа невозможно было призвать к порядку даже выстрелами в воздух, потому что выстрелы, несущиеся им в спину, и так подхлестывали ее. Поэтому Митрич просто выбрав для себя подходящий валун метрах в пятнадцати от входа, и поудобней примостившись за его округлой от постоянного выветривания выпуклостью, пристроился со своим автоматом, чтобы дать последний бой. За спиной у него примостилась косолапая «подружка» со своим несовершеннолетним ребенком. Вместе с толпой из утреннего тумана стали выскакивать и бойцы роты Смирнова. Пятясь, они отстреливались на ходу короткими и злыми очередями, явно экономя боезапас. Они хоть и без паники, но все же отступали под натиском еще пока невидимого врага. Было их совсем немного. Виттель до рези в глазах вглядывался в бойцов, силясь увидеть среди них самого капитана, но его не было. «Значит и Сеню убили», — как-то удивительно спокойно подумал Митрич, передернув затвор. В памяти навсегда застыло вечно улыбающееся лицо капитана — добряка и балагура, никогда не унывавшего при любых тяжелых обстоятельствах. В глазах у старого человека вдруг защипало от невольно навернувшихся слез, и он зло мазнул рукавом, отирая лицо, чтобы горечь от утраты не мешала целиться по врагу. А враг и не заставил себя долго ждать. Как только толпа почти обезумевших от паники людей в основной своей массе втянулась в бездонное чрево скального массива, а последние немногочисленные бойцы роты Смирнова, огрызаясь, отступили к воротам, которые предусмотрительный Гусаров начал потихоньку прикрывать, появились и они. Из вязкого утреннего тумана стали выскакивать былые фигурки. Митрич присмотрелся и чуть не ахнул. Они действительно были похожи на киборгов из фантастических фильмов. Сходство с «имперскими охранниками» из «Звездных войн» было поразительным. Видимо дизайнеры разрабатывавшие экипировку диверсантов были под большим впечатлением от просмотренного сериала, раз решили воплотить в натуре придуманный режиссером образ. Полностью, от головы и до пяток закованные в высокопрочные доспехи, они воплощали в себе представление о неуязвимых и безжалостных машинах для совершения убийств. На взгляд полковника их было не так уж и много — где-то с полсотни, не больше. Но они шли, даже не пригибаясь — спокойно и в полный рост. В руках они держали короткоствольные мощные автоматические винтовки. Стреляли они из них не то, чтобы часто, их очереди тоже были короткими, как и у обороняющихся, но зато почти ни один из их выстрелов не пропадал даром. После каждого их выстрела, то один, то другой из немногочисленных оставшихся в живых бойцов роты Смирнова падал ничком на камни, обильно поливая их своей кровью. Видимо нашлемный дисплей у них был совмещен с прицелом и баллистическим вычислителем. Митрич много раз слышал о такой новинке, но по своей наивности полагал, что умрет раньше, чем подобные новации получат свое широкое распространение. А еще он заметил искорки, которые отлетали от доспехов живых киборгов. Он сначала не понял, что это такое, но потом до него дошло. Искорки означали попадание пуль в доспехи «киборгов». Пули попадали, высекая искру, но никаких последствий для диверсантов это не приносило. Они просто расплющивались, столкнувшись с непробиваемой броней, либо просто отскакивали от нее, не причиняя никакого вреда. Теперь ему стало понятно, почему враги шли в полный рост. Они просто поняли, что облегченная пуля калибра 5.45 миллиметра, выпущенная из автомата АКСУ, а именно этими автоматами, прозванными в народе «плевалками» за низкую убойную силу и недостаточную дальность выстрела, были вооружены практически все бойцы гарнизона, не сможет нанести им никакого ущерба. Теперь было совершенно ясно, почему погибла вся рота Нигматуллина, а сейчас выбивались последние остатки от роты Смирнова. «Эх, сюда бы парочку Утесов», — с сожалением подумал Митрич. Но «Утесов» не было. Виттель несколько раз подавал рапорты вышестоящему командованию с просьбой перевооружить подчиненный ему гарнизон на более современное стрелковое оружие, хотя бы на ПП-2000 или «Вереск», но всем его рапортам не давали хода, объясняя это тем, что современными видами стрелкового оружия требуется, прежде всего, насытить воинские части, участвующие в боевых операциях. Полковник думал, что если он напишет лестный отзыв по итогам испытаний штурмового автомата, то ему в качестве бонуса перепадет сотня другая из установочной партии, но не тут-то было. Все, что ему удалось выцарапать из лап министра промышленности и торговли (по странному стечению обстоятельств, именно это ведомство занималось оснащением армии), так это два образца, проходивших натурные испытания в условиях Крайнего Севера. Один экземпляр этого автомата он еще два месяца назад передал Боголюбову, а второй «захомячил»
себе. Он установил переводчик огня на отсечение по два выстрела. «Вот и дождались, мать ее ити…», — в сердцах подумал он тщательно выцеливая одного из неприятелей. Через оптику было хорошо видны все детали его бронезащиты. Шел он чуть впереди остальных своих подельников (слово «сослуживцев» здесь неуместно априори). Шел небыстро, методично изрыгая огоньки выстрелов в сторону обороняющихся. По всей видимости, идти быстро, а тем более бежать, ему мешал слишком большой вес снаряжения. Но и в этой на первый взгляд небыстрой походке чувствовалась мощь и неотвратимость. Митрич, затаив дыхание прицелился тому прямо в сочленение доспехов — между нагрудными латами и основанием сферического шлема, не без оснований считая, что это, пожалуй, одно из немногих уязвимых мест в защите вражеского ублюдка. Косяком промелькнула мысль, что за все семьдесят пять прожитых им лет на земле, он впервые стреляет по живому человеку. Человеку ли? Не может считаться человеком тот, кто пришел к чужой дом, чтобы убить тебя, твоих родителей, обесчестить твою жену и надругаться над детьми. Поэтому его Величество, отбросил в урну всю эту глупую и вредную сентиментальщину по поводу мифических заповедей и плавно нажал на спусковой крючок. В плечо легонько стукнула отдача от парного выстрела. Митрич, будто в замедленной съемке увидел, как шедший впереди остальных диверсант нелепо взмахнул руками, роняя свою винтовку, стал подгибать колени, а затем резко сунулся носом вниз. Две пули, попавшие тому в горло, почти что оторвали голову. Она удержалась на плечах, только благодаря сухожилиям.— Вот что животворящий калибр делает, — причмокнул старик, удовлетворенный делами рук своих.
Идущие позади своего «вожака» боевики сразу притормозили свою неспешную поступь и сразу стали озираться, выискивая того, кто, нанес им, пожалуй, первое поражение. Они крутили своими яйцеподобными головами, в надежде, что электронные датчики, совмещенные с тепловизорами, укажут им на смельчака, рискнувшего оказать эффективное сопротивление. Но Митрич оказался гораздо хитрее, чем они могли предполагать. Его, заросшее густой растительностью лицо почти не выделяло тепло в окружающую среду, а свое горячее дыхание он направлял не в сторону противника, а вниз, под себя. Второй его выстрел тоже был удачным. Еще один вояка упал ничком. Две крупнокалиберные пули, выпущенные полковником прямо тому в голову, буквально раскололи шлем, превращая черепную коробку в студень. Бронестекло, защищавшее лицо головореза, было явно не рассчитано на попадание пули калибром 12,7 миллиметров.
Сзади раздался истошный крик Гусарова, который загораживал собой, все еще незакрытый вход в «гору»:
— Всем в укрытие! Срочно!
Ворота начали медленно закрываться. Последние защитники начали покидать поле боя, пятясь к ним и скрываясь в черном зеве тоннеля.
— Митрич! Назад! — взывал майор, поливая из автомата мелькавших уже метрах в семидесяти диверсантов.
— Сейчас-сейчас, еще парочку сниму и приду, — тихо проговорил старик, прицеливаясь в очередного «ловца удачи».
И еще одного врага удалось ему завалить. Теперь они уже не шли во весь рост, бравируя своей неуязвимостью. Напуганные столь неожиданным отпором, одинокого (одинокого ли?) стрелка, они как по команде плюхнулись наземь. И хоть огонь вести не перестали, но двигаться дальше, пока не будет ликвидировано препятствие, не рисковали. Он обернулся к нервно вздрагивающей позади медведице:
— Пошла вон отсюда, чертова кукла! — прикрикнул он на неё и уже менее агрессивно добавил, слегка извиняющимся голосом. — Иди, спасай малыша и сама спасайся, пока двери не закрыли.
Она внимательно слушала его, наклонив голову набок, как это обычно делают собаки. Огонек понимания зажегся в ее глазах и она, не то, всхлипнув, не то, горестно вздохнув, попятилась назад, увлекая за собой сына. Многотонная махина ворот медленно закрывалась, отрезая от внешнего мира спрятавшихся за ее броней людей. Оставался лишь небольшой проход, который майор специально держал для полковника. Медведица, семеня лапами, подбежала к двери, желая попасть в спасительную темноту узкого прохода и одновременно опасаясь входить туда, откуда неслись запахи страха и отчаяния людей. Медвежонок пугливо жался возле ее ног. Наконец, она решилась и, рыкнув приказала своему отпрыску не мешкая бежать в темную прохладу тоннеля. Тот отчаянно запищал, не желая идти впереди матери. Тогда та, недолго думая, отвесила ему такого леща, что он кубарем влетел в оставшийся небольшой проем. Сделав половину дела, она оглянулась, поджидая, когда подойдет ее Двуногий друг, спину которого она хорошо видела, но тот почему-то медлил с отходом.
Митрич успел завалить еще одного противника, прежде чем его все-таки засекли. Надежно укрытый за многотонными валунами и обломками скал, он представлял для них трудную мишень, поэтому они лучшим для себя вариантом сочли идею просто закидать его гранатами из подствольников. Не сговариваясь, они разом вскинули несколько стволов кверху, так чтобы выпущенные ими гранаты взорвались позади удачливого стрелка, вырвавшего из их рядов четверых «котиков». Полковник хотел отправить в ад еще одного врага, когда раздались негромкие хлопки и буквально через пару секунд что-то острое, как раскаленное жало впилось ему в спину сразу в нескольких местах, а затем взрывная волна от разорвавшихся гранат мягко приложила его всем телом о камни. Он еще хотел обернуться, чтобы посмотреть, что это там воткнулось ему в плечо и между лопаток, но руки внезапно ослабели, в глазах все помутилось, и он, выронив автомат из рук, бессильно уронил голову на камни. Его последней мыслью было сожаление, что он не успел напоследок прихватить с собой еще одного врага.
Медведица, неловко топталась перед входом, все еще не решаясь войти в тоннель. Прожив среди людей более двух месяцев, она не то, чтобы научилась доверять большинству окружавших ее людей, во всяком случае, уже никого не рассматривала в качестве потенциальной пищи или врагов. Исключение составлял только один. И этим одним был тот единственный, который утром бродил возле их жилища. Тот был настоящим врагом, в которого она с удовольствием вонзила бы клыки. Но он ушел, хотя его слабый запах, она все еще могла чувствовать. Теперь же к нему прибавились новые враги — страшные и непонятные. От них пахло железом гораздо больше, чем от Двуногого. И это железо было тоже злое, как и они сами. Они несли смерть и сами были этой смертью. Поэтому ее разрывали сейчас два взаимоисключающих чувства: кинуться на них в попытке растерзать или убежать от них куда-нибудь подальше. Она выполнила свои обязательства перед Великим Медвежьим Родом, сохранив своего потомка, и теперь была вольна в дальнейших своих поступках. Именно такие или приблизительно такие мысли сейчас боролись в ее голове, не давая принять окончательное решение. Ей как никогда прежде требовался Двуногий, который бы все расставил по своим местам и вселил в нее прежнюю уверенность и спокойствие. Она, то и дело бросала вопросительные взгляды ему в спину, надеясь, что уж сейчас-то он обернется к ней, а потом встанет и слегка хромающей походкой подойдет к ней, почешет за ухом, скажет пару слов на своем непонятном языке. Она еще раз оглянулась на него и тут, как раз раздались эти взрывы. Она увидела, как тело ее друга вздрогнуло и выгнулось, а кривая палка, что плевалась огнем в сторону Смерти, вдруг выпала из его рук.