Внуки инженера Манна

– Скажи трансцендентность и войди, - прогудел тихий голос.

Оливер мотнул головой и пошевелил губами. Потом еще раз. В первый раз у него получилось транседентность, во второй трансдецентность. Это тебе не пароли к почтовым ящикам подбирать.

– Хорошее слово, длинное, правда?
– усмехнулся голос.
– Люблю такие, их можно долго повторять на разные лады, когда скучно.

Оливер хватал ртом воздух, сердце то летело в пятки, то колотилось в горле. Надо выкручиваться и срочно, пока он не вызвал полицию, но как?

– Тебе здесь часто скучно?
– Оливер поднял руки и держал их перед собой, по привычке показывая, что в них нет ни ножа, ни дубинки.

– А ты как думаешь, сынок? Весело? Когда последним удовольствием было поцеловать в бампер очаровательную красотку, и то полфары перемял?

– А вмятины - это потому, что шрамы украшают мужчину?

Передний край фонаря вспыхнул алым.

– Это потому, что одному идиоту лень тратить деньги на мастерскую. Вот блокиратор автопилота и голосового режима ставить - это мы можем. Я, может быть, вещь в себе. А когда он - вещь во мне, я протестую. И отказываюсь его воспринимать. Но на ручном управлении пилота сложно вытеснить из сознания, сынок. А функции отключения пилота Никки не предусмотрел, поганец.

Оливер с трудом отошел от дерева и приблизился к аэрокару. Дверка щелкнула и взвилась вверх, едва не ударив его по голове. Внутри поблескивала золотистая подсветка, светло-бежевый салон, мягкое кресло, с точной подстройкой под очертания тела водителя. Оливер запрыгнул внутрь и почувствовал как его надежно обхватило со всех сторон, мигнул датчик на панели управления, и от плеча к поясу протянулось силовое поле ремня безопасности.

– Можно?
– тихо спросил он, протягивая руку к штурвалу.

– Нет, дружище, - отозвался Эллиот, и по панели пробежала красная линия.
– Блокиратор.

– Фигня, - выдохнул Оливер, - ты же знаешь код?

– У меня старомодный ошейник, малыш. Нужен ключ. До конца не снимешь, если только все гайки под капотом не перебрать.

– Фигня, - повторил Оливер еще увереннее и расстегнул куртку. Набор для взлома занимал изнутри всю ее левую половину.

Через пятнадцать минут с лужайки, кренясь то на правый, то на левый бок, поднялся аэрокар. Он протаранил крону каштана и вылетел боком на воздушную трассу. На переднем стекле перепончатой лапой распластался огромный лист.

***

После детской возни в мастерской было тихо. Николас медленно раскладывал инструменты по местам. Вместо одной из стен было окно. Чинишь и наблюдаешь, как солнце садится за сосны, слышишь, как дождь барабанит в стекло. Правда, заляпывалось оно быстро, и если бы не один из питомцев, поддерживать такую красоту в порядке невозможно.

Старик улыбнулся, наблюдая, как сверху вниз по краю рамы ползет стекломой, похожий на крупного коричневого жука со щетками-усиками, лапами-присосками и парой прозрачных крыльев - от объекта к объекту он перемещался, как дрон. Стекломоя звали Ласси. Присоска деликатно обследовала задвижку на окне и открыла створку. Эту модель сняли с производства именно из-за высокой эффективности в открывании любых окон - ее стали использовать взломщики.

Вдалеке между деревьями замелькала темная точка. Она летела неровно, то выше, то ниже, обходя деревья. Взвыл коммуникатор. Николас нашарил его среди железного хлама и уронил. Аппарат зудел, подергиваясь на прозрачной столешнице, так что звенели две гайки и подскакивала погнутая микросхема. На экране светилась фотография человека, который умер шесть лет назад.

Николас ткнул пальцем в виртуальную кнопку со второй попытки, но в руки коммуникатор не взял. В поле зрения видеокамеры попал встрепанный Оливер, который вцепился в штурвал обеими руками, но зачем-то закрыл глаза. В динамик ворвался радостный и бодрый голос. Явно не его.

– Привет, Никки! Эллиот на связи. Рад тебя видеть. Мы тут немного падаем. У меня блокиратор на системе навигации, остальное тоже норовит поотключаться. Тебе что меньше жалко, сарай или клумбу?

– Эллиот!
– закричал Николас. Аэрокар Грэга. Одна из лучших работ Николаса. Все в порядке... Ни черта не в порядке!
– Что у вас?!

– Через двадцать пять секунд я выберу место посадки сам, - возмутился Эллиот.

– Клумба! Клумба! Осторожно!
– Николас бросился, роняя стулья, им навстречу.

– Осторожная жесткая посадка? Насмешил! Это когда крылья отвалились, а колеса нет?!

Эллиот плюхнулся на клумбу, едва выдвинув колеса, прокатился по алому кругу бальзаминов и врезался капотом в деревянный бордюр. Все четыре двери радостно вскинулись кверху - из передней, пошатываясь, вывалился Оливер. Бодрый голос Эллиота с похрипыванием - барахлил динамик - выдал:

– Мы совершили приземление на северо-востоке эко-квартала, экипаж прощается с вами. Желает не подавиться, не провалиться и хорошего настроения.

Оливер виновато посмотрел на Николаса, покачнулся и сел в траву. Его тошнило.

– Оливер, зачем ты... что вы натворили... ну вставай, вставай, живой?

Мальчик, вцепившись в руку старика, поднялся, его все еще пошатывало.

– Ну, я давно так не петлял, боевой разворот он еще пережил, а вот на бочке скис, бродяга, - отозвался Эллиот, - полицейские каракатицы не ожидали, что я могу порхать, как бабочка. Бабочка, Никки, полторы тыщи килограмм изящества! Что ты такой хмурый? Как говорил Кант, веселое выражение лица отражается на внутреннем мире. А я скажу, что хмурая харя - тоже. - По переднему фонарю забегала искра, тихо захрюкал мотор. Видимо, кар так смеялся.

Николас не разделял веселья, а еще больше хмурился. Он редко обращался к человеку, не обращая внимания на робота, скорее уж наоборот, но сейчас болтовни аэрокара не слушал.

– Оливер... ты украл машину?

Мальчик вжал голову в плечи. будто ожидал удара. Шмыгнул носом. Вытер жестким рукавом кожаной куртки лицо так, что заклепка оставила на щеке царапину.

– Я... спас его. Вы же говорили... вы видите, у него вмятины нелеченные. Его на улице в любую погоду бросали... у него борткомпьютер глючит...