Внуки

— Что ж теперь делать? Надо ждать. Сколько у нас осталось хлеба? Почти непочатая буханка? Очень хорошо. А еще что? Немного сала? Чего лучше! Да еще и печенье? Ну, с голоду не помрем. А если вам холодно, возьмите мое одеяло.

Вальтер, кряхтя, покорился необходимости и как можно плотнее запахнул на себе полушубок. Невесело! Нет, совсем невесело! Его повергла в ужас мысль, что им придется проторчать в этой белой пустыне несколько дней и ночей.

Иван Богданович спокойно и ловко свернул папиросу — пальцы его не утратили своей подвижности — и спросил Вальтера, не хочет ли он покурить. Тот угрюмо отказался, проклиная вьюгу, а кстати и Осипа Петровича, который собирался выехать только через день-два… «Почему ему непременно понадобилось присутствовать на конференции политруков? — думал Вальтер. — Как он мог отпустить меня одного?!»

Но, поразмыслив, Вальтер решил, что если сегодня он не прибудет в штаб полка, его начнут разыскивать. Впрочем, с уверенностью рассчитывать на это не приходится. Подумают, что в последнюю минуту его направили в другое место или же он остался при какой-нибудь войсковой части.

Отчаиваться все-таки нельзя. Чего только не терпели бойцы и командиры на фронте изо дня в день, иногда целыми неделями, даже месяцами подряд! И в снег, и в мороз, и в непогоду. Тем не менее они разгромили танковую армию Манштейна. Какая победа! Вальтер видел, как советские танки наступали на неприятеля. Из башен выглядывали юные, свежие, спокойные лица — словно танкисты шли не на врага, а на парад, на Красную площадь. Что за люди! Как они просты, естественны! Одинаково спокойны и ко всему готовы при удаче и неудаче. А он досадует, что его застигла метель и придется, может быть, каких-нибудь день-два пробыть в степи.

Через час Вальтер уже сидел в санях и наперекор бурану и бездорожью ехал по степи на фронт.

На них наткнулась пробиравшаяся сквозь снежные сугробы пехотная часть. Машину вытащить из снега не удалось, решено было прислать кого-нибудь на подмогу Ивану Богдановичу. Вальтеру предложили пересесть в сани.

— Почему в сани? Я отлично могу шагать с солдатами, — запротестовал он.

В облаке снежных хлопьев показался сидящий на лошади командир и приказал:

— Скорее! Скорее! В сани! — Он низко нагнулся и слегка похлопал по медвежьей полсти, прикрывавшей розвальни.

Вальтер, проваливаясь в глубокий снег, направился к саням. Буран кружил в воздухе снежные вихри. Вальтер живо забрался под спасительный мех. В санях было много пакетов, узлов, оружия. Он ощупью искал место, где бы лечь, и вдруг в испуге отпрянул — его рука коснулась человека.

— О-ох! Извините!

— Да пожалуйста! Устраивайтесь поудобнее.

Вальтер от смущения не смел шевельнуться. Ему ответила женщина! В этой снежной пустыне, в буран, по дороге на передний край — женщина!

— Извините… но… вы тоже… военная?

— Да.

Он услышал подавленный смешок. Видно, женщину развеселил его ломаный русский язык, смешно звучавший для русского уха.

— Я немец, — сказал он в свое оправдание. — Немецкий антифашист! Направлен сюда с особым заданием.

— Очень приятно, товарищ. — Это прозвучало уже серьезно.

— Нас застала вьюга. Машина застряла. И вот…

— Мы можем разговаривать и по-немецки, — прервала его женщина. — Надо думать, это будет вам приятнее?

Удивленный и обрадованный, Вальтер сразу почувствовал себя непринужденно.

— Вы говорите по-немецки? Чудесно!

Теперь знакомство завязалось быстро, хотя они не видели друг друга. Вальтер узнал, что его спутницу, московского врача, зовут Нина Борисовна Смирнова. На Вальтера посыпался град вопросов. Когда он был в Москве? Всего несколько недель назад? Так пусть расскажет ей все. Были воздушные налеты? Правда ли, что вечерами Москва опять освещается? А что есть в магазинах? Театры открыты? И Художественный? Бывал ли он в театрах? Что смотрел?

Вальтер узнал, что девичья фамилия Нины Борисовны Смирновой — Гильдерман, что ее отец — профессор истории в Московском университете, а мать — преподавательница иностранных языков и живет теперь в Ташкенте. Сама она, когда немцы стояли под Москвой, участвовала по призыву комсомола в обороне столицы. Но скоро год, как она в армии, здесь, на Дону, так как пожелала работать поблизости от мужа.

— Ну, и что же? Удалось вам это?

— Конечно, тот самый майор, который погрузил вас в сани, и есть мой муж.

Поездка была приятная и занимательная, несмотря на снег и завируху; часы летели незаметно.

Остановились в глубокой, вдоль и поперек изрытой балке, посреди степи. Здесь только Вальтер увидел Нину Борисовну: она оказалась невысокой хорошенькой женщиной, жгучей брюнеткой с большими карими глазами.

Глянув в маленькое ручное зеркальце, она пригладила волосы, оправила свою серо-зеленую красноармейскую гимнастерку, сдвинула набок барашковую ушанку.

Подошел майор Смирнов, спросил, очень ли продрог Вальтер?

Так вот он, муж Нины Борисовны! Вальтер внимательно взглянул на него. Совсем молодой человек, лет под тридцать, не больше, невысокого роста, но крепкий; волосы светло-русые с рыжинкой. На твердо очерченном лице блестят ясные глаза и в улыбке открываются здоровые, белые зубы.

IV

Вася накрыл на стол: он поставил селедку с гарниром, сало и нарезанную ломтиками колбасу с салатом из кислой капусты. Майор Смирнов принес бутылку водки и сказал, указывая на жену:

— Наш врач горячо рекомендует это средство как профилактическое от многих болезней.

Она ответила ему негодующим взглядом.

Вальтер спросил, не угнетает ли каждого из них сознание, что другому постоянно угрожает опасность, разве не был бы майор Смирнов в тяжелые минуты спокойнее и решительнее, знай он, что жена находится, скажем, у матери в Ташкенте.

Нина встрепенулась и хотела ответить, но муж предупредил ее:

— Да что вы, товарищ! Разве вы не знаете, как это бывает в жизни? Когда я познакомился со своей женой, она была своенравной и гордой девушкой. Я бегал за ней, поджидал ее у института, ходил за ней по пятам, не оставлял ее в покое. А она, неприступная, если была милостиво настроена, в лучшем случае позволяла взять себя под руку. Я уже пришел в полное отчаяние от этой бесконечной канители. Наконец наступил день, когда дело решилось. И вдруг все обратилось в свою противоположность. Теперь уж она не давала мне ни одной минуты покоя, бегала за мной, ждала меня, иногда часами, не смущаясь непогодой. И вот, дорогой друг, вы видите сами: даже война и та не помогла мне хоть на некоторое время вырваться на волю.

Заместитель Смирнова капитан Алексей Котлин усмехался, слушая майора, который скорчил серьезную мину. Вместе с Вальтером они весело рассмеялись, когда Нина, в упор глядя на мужа, медленно поднялась и с возмущением выпалила:

— Чудовище! Неблагодарное чудовище!

Она сверкнула на него своими темными глазами, а он с добродушнейшим видом продолжал прожевывать кусок селедки.

Теперь Нина принялась рассказывать, как он подстерегал и преследовал ее, не давал покоя ни днем, ни ночью… Чего только не пришлось ей, несчастной, вытерпеть! И вот награда за ее добросердечие. Нет на свете более неблагодарных существ, чем мужчины. Она обратилась к Вальтеру: