Внуки

Слова, произносимые дрожащими от волнения губами, казались Вальтеру пустыми и бессильными. Если бы он мог видеть своих соотечественников, смотреть им в глаза! Но нет, он бросал слова в пустоту зимней ночи и даже не знает, слышат ли его.

За все время, пока Вальтер говорил, не раздалось ни одного выстрела.

Но как только он кончил, поднялись снопы трассирующих пуль; пули с шипением падали в снег.

На обратном пути в штаб майор Сулин передал Вальтеру Брентену немецкий воинский билет и еще какие-то документы.

— Вальтер Карлович, в своем обращении к фрицам вы упомянули о том крикуне. Вот его документы.

Вальтер раскрыл воинский билет, и вся кровь отхлынула у него от лица, дыхание перехватило…

— Нет! — крикнул он.

— Да, да, это его бумаги, — заверил майор.

— Почему вы пришли в такой ужас? — спросил Осип Петрович.

Вальтер с трудом произнес:

— Это… гамбуржец.

— Ну и что же? — Осип Петрович рассмеялся. — Среди гамбуржцев тоже попадаются дураки.

— Да, вы правы. Товарищ майор, могу ли я оставить у себя эти документы? Я отдам их в политотдел армии.

— Что ж, пусть так.

Вальтер Брентен положил в карман документы — единственное, что осталось от его кузена Эдмонда Хардекопфа.

III

В тесном помещении политотдела армии не прекращалась деловая суета. Одни уходили, другие приходили. Отсюда уносили листовки, сюда приносили найденные документы, письма, дневники, газеты, журналы. Проводились беседы с инструкторами политотделов, составлялись тексты для радиопередач на переднем крае, принимались донесения из подразделений. Тут же диктовали на машинку протоколы допросов пленных, писали листовки, приказы, а солдаты, которым предстояло ночное дежурство, спали на деревянных нарах, закутавшись в свои овчинные полушубки.

Генерал, человек лет пятидесяти с лишним, невысокого роста, седой, с исчерченным морщинами добродушным лицом, жил за деревней в маленькой казачьей избе. Он вызвал полковника Байкова и Вальтера, которые собирались отправиться на хутор Советский, чтобы оттуда обратиться к немецким войскам, стоявшим в Мариновке и Карповке.

— На этом участке, — сказал он, — развернутся, вероятно, бои, танковая армия Манштейна попытается прорвать кольцо под Сталинградом. Бои, по всей видимости, сосредоточатся на юго-западном участке. Мариновка — его самая выдвинутая точка.

Вальтер воспользовался случаем, чтобы подробно расспросить о битве под Сталинградом, прорыве и окружении германской армии.

— Армия, которой я командую, сражалась на севере между Доном и Волгой, — рассказывал генерал. — Сражалась неплохо. Но то, что сделала Шестьдесят вторая армия вместе со сталинградскими рабочими, это уже не поддается описанию. Шестьдесят вторая еще и сейчас в Сталинграде.

Генерал развернул карту.

— Видите, оборона сосредоточилась на узкой полосе волжского побережья. Вот Мамаев курган. На него немцы обрушились всей мощью своих намного превосходящих сил. За спиной Волга. Железная дорога, обеспечивающая снабжение, — в руках врага. И все-таки фашисты не могли взять этой полоски берега. Они бесились, клялись, что камня на камне здесь не оставят. Бомбы, фугасные и зажигательные, сыпались буквально градом. Горела вся часть города, еще занятая нашими. Но как только немецкие ударные части приближались, из огненного моря начинался обстрел. Им удалось разрушить все дома, но не удалось изгнать из развалин наших бойцов.

Глядя на карту с красными и синими линиями, стрелами, штрихами и цифрами, генерал некоторое время молчал. Затем прочертил карандашом дорогу, пройденную армией, которой он командовал. После долгих трудных оборонительных боев армия перешла в наступление, прорвала неприятельский фронт и под Калачом соединилась со своими частями, которые пробивались на юго-запад. Там сомкнулось кольцо. Немцы в Сталинграде были окружены.

— Первая фаза, — произнес генерал, складывая карту. — Теперь необходимо сдержать немецкие полчища, идущие на выручку своим, отбросить их и вынудить к капитуляции окруженную армию.

IV

Вечером Осип Петрович и Вальтер Брентен поехали в Советский. Навстречу им попадались транспорты с продовольствием, склады боеприпасов и полевые кухни, укрытия для лошадей, грузовиков, повозок. Неуклюжая машина — громкоговорящая установка с двумя рупорами, точно гигантскими рогами, громыхала по ухабистым дорогам, направляясь к фронту.

Еще стояла тишина, но это было предгрозовое затишье. Когда машина поднималась на один из холмов, из-за придорожной насыпи при свете ракет можно было увидеть занятую фашистами Мариновку. Она была совсем близко. С точностью часового механизма невозмутимо поднимались в небо и летели в Мариновку реактивные снаряды.

— Приехал немецкий антифашист!

Новость передавалась с быстротой молнии от блиндажа к блиндажу.

Гвардейцы-минометчики вылезали из окопов. На той стороне фронта стоял «фриц», враг, вторгшийся в их страну с откровенным намерением поработить их, как он уже поработил многие народы, и вот пришел некто, тоже родом из Германии, и все же не «фриц».

Пока устанавливали перед немецкими линиями репродуктор, Осип Петрович и Вальтер Брентен отвечали на все вопросы красноармейцев. Вопросы эти были всегда одни и те же:

«Где товарищ Тельман? Он жив?»

«Как могут немецкие рабочие опустошать нашу социалистическую родину в интересах немецких капиталистов?»

Осипу Петровичу и Вальтеру предлагали табак, водку — «сто грамм», чтобы согреться. Вальтеру крепко пожимали руку.

— Вот чудеса! Немец — и не «фриц».

На другой день Советский опустел, точно вымер. На улицах не осталось ни одного грузовика, ни одного орудия, ни одного танка, ни одного миномета. Изредка проходили красноармейцы. Куда все девалось, Вальтер увидел, когда поднялся с майором Демковским, начальником политотдела дивизии, на холм, находившийся у самой околицы. Отсюда открывался вид на всю окрестность до Мариновки. На железнодорожной насыпи стояли огромные танки, замаскированные белыми полотнищами. По снежному ковру степи длинными рядами шли автоматчики в маскировочных халатах. В их, на первый взгляд, беспорядочных движениях был продуманный план.

Несколько молоденьких красноармейцев, работавших в политотделе, взбежали на пригорок. Они еще не заметили командиров и баловались на снегу — боролись, смеялись.

Командиры держали перед собой часы. Красная Армия переходила в наступление, чтобы предупредить попытку окруженного противника прорваться.

— Товарищ полковник! Девять часов, десять минут. Минута в минуту.

В то же мгновение заговорила артиллерия. Кругом в заснеженных низинах загремело, загрохотало. Из стволов орудий били длинные огненные языки. Оглушительный гул и рев сотрясали воздух. Через несколько минут над Мариновкой стояло громадное облако чадящего дыма.

Какой-то майор обернулся к Вальтеру Брентену:

— Переполох у них там начнется немалый. А если вы выйдете на Калачское шоссе, то увидите, что Манштейну надо быть готовым еще и не к таким сюрпризам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Бой курантов услышали по радио и в большой комнате, которую Кат и Виктор занимали в Ташкенте, за тысячи километров от Москвы. У Кат собрались все немцы, жившие в доме; ее комната была самая просторная. Кто принес вино, кто — съестное, один лишь Альфонс Шмергель с сожалением признался, что как-то не подумал об этом, но быстро успокоился и стал усердно пить и есть вместе с другими.