Во власти (не)любви
Шрифт:
Аккуратно пригладил свои растрепанные волосы и, напрочь забыв про крутку, он вышел из комнаты.
ГЛАВА 15.2
Промозглый осенний вечер тут же окутал его холодом, трепещущими на ветру разноцветными гирляндами, звуками музыки, доносящейся из Охотничьего домика и непривычной многолюдностью. Несмотря на не располагающую для прогулок погоду, тут и там встречались ряженые. Правда, о том, что это были ряженые, догадаться можно было с трудом. Казалось, врата ада в эту ночь и впрямь разверзлись, выпустив наружу наиболее страшных и отвратительных
Некоторые были откровенно пугающими. Войдя в прихожую Охотничьего дома, Вацлав посторонился, пропуская нечто странное и отвратительное, с продолговатой головой и огромными челюстями, с которых капала жидкость, подозрительно похожая на слюну. Тот, кто находился внутри костюма, резко ступил на Вацлава, и засмеялся, когда он, поморщившись, отшатнулся. Кажется, смех был женским, хотя из-за ритмичной электронной музыки, которая гремела, невозможно сказать наверняка.
Но это было неважно, как и то, что на него, единственного пришедшего без костюма, откровенно пялились, чуть ли не тыкая пальцами. Вацлаву было наплевать — он пришел сюда к Джине, и как только ее найдет, они сразу же уйдут отсюда.
Какое-то время он ходил по особняку, располосованному резкими бликами неоновых ламп, натыкаясь на монстров и обходя корзины с апельсинами, которые из-за состава газовой смеси в лампах вспыхивали синим.
А потом увидел Джину… И все остальное перестало существовать.
Она сидела на диванчике, мило болтая с крылатым синекожим демоном, в котором Вацлав с трудом узнал профессора русской литературы Торстона Горанова. В отличие от него и ото всех остальных, со своим костюмом она заморачиваться не стала. Это выделило ее из толпы и приблизило к Вацлаву.
На ней было черное блестящее платье с длинными рукавами и открытыми плечами, лебединую шею обхватывала узкая бархатная лента, темные волосы были забраны в высокий конский хвост, рассыпавшийся по спине, а довершал образ ободок с очаровательно торчащими алыми рожками.
Только чертовкой Джина не была. Она была ангелом и в этот самый момент так очаровательно улыбнулась синекожему профессору, что Вацлав был готов за эту улыбку бросить все к ее ногам.
Горанов почему-то дотронулся до ее плеча, и это легкое прикосновение странным уколом отдалось в Вацлаве, но после профессор так быстро исчез, что можно было простить его.
Я хочу продолжения, Вацлав…
Он медленно вдохнул, выдохнул и подошел.
— Привет, — при одном взгляде на нее Вацлав, сам того не желая, улыбнулся.
— Привет, — Джина вскинула на него свои золотисто-карие глаза.
— Я… я хотел сказать, что тоже постоянно думаю о том поцелуе и о тебе, — волнуясь, проговорил он. — И тоже…
— Что? — нахмурившись, перебила Джина. — Что ты сказал?
В ее голосе — удивление, а в глазах… неудовольствие? Это просто не может быть ошибкой, не может… Но он чувствовал, как земля уходит у него из-под ног, разверзается, явив бездонную пропасть, о каменистое дно которой он расшибется в лепешку.
— Смс, — холодея, проговорил Вацлав и полез в карман за телефоном. — Ты написала мне смс…
— Я ничего не писала, — даже не взглянув в его телефон, Джина взяла со столешницы свой дорогущий сотовый и, постучав пальчиком по экрану, открыла список отправленных
сообщений. — Наверное, кто-то ошибся номером.Она равнодушно пожала плечами, а Вацлав тихо проговорил:
— Да, наверное…
В этот момент профессор Горанов вернулся, держа в руках бокал на высокой тонкой ножке, увенчанной конусообразной чашей с долькой апельсина на краю. На самом дне напитка клубился синий дым, над которым плескался слой оранжевой жидкости.
— Благодарю, профессор Горанов! Как-то странно принимать алкоголь из рук преподавателя, но я вам доверяю и знаю, что у вас не может быть и тени плохих намерений, — больше не обращая на Вацлава никакого внимания, с лукавой улыбкой проговорила Джина, пригубив соломинку, которая торчала из бокала. — Правда ведь?
— Боюсь, сегодня я не профессор русской литературы, а Локисор, демон Силы, который изготавливает для других демонов ада плетки, — отозвался Горанов с обольстительной усмешкой. — От демона можно ожидать чего угодно, вы же знаете, мисс Моранте!
— Плетки? — Джина негромко засмеялась, но Вацлаву показалось, что от этого смеха у него сейчас взорвутся барабанные перепонки. — Профессор Горанов! Никогда бы не подумала…
Она не хотела унизить Вацлава, она просто забыла, что он, как по стойке смирно стоит рядом с ее столом. Все ее внимание переключилось на Торстона Горанова, она кокетничала с ним и улыбалась ему.
Собрав всю свою волю в кулак, Вацлав пошел прочь.
ГЛАВА 16. Женское обрезание
Первое, что она ощутила, когда открыла глаза — отсутствие чувства голода, преследовавшего ее все то время, пока находилась в бегах. Горло не саднило, под ложечкой не сосало, и во всем теле присутствовала уже знакомая горячая легкость.
Это значило только одно — пока Джина находилась без сознания, ей снова ввели вефриум. Теперь болезненные уколы нужно начинать делать с начала. Заново вкалывать в ее сердце подавляющий вампирскую природу препарат — пятьсот инъекций, день за днем…
Но было кое-что хуже вефриума. Намного хуже, если честно. С самого начала Джина запрещала себе думать о том, какие кары ждут ее за побег. И вот теперь наступило время расплаты.
Потому что это была ярко освещенная комната с белоснежными кафельными стенами. Потому что в рот ее вставлен черный кожаный шар, ремешки которого пересекают нижнюю половину лица и скреплены на затылке. Потому что Джина лежит в самом центре операционной на конструкции, напоминающей гинекологическое кресло. Потому что прямо над ней находится бестеневая круглая лампа, безжалостно режущая глаза своим ярким светом. Потому что ниже пояса она обнажена, а ноги широко разведены и ремнями прикреплены к ножкам кресла. Потому что у кресла находятся те, кого она ненавидит и боится больше всего на свете.
По правую руку — эскулап Круль в маске, закрывающей нижнюю половину лица, деловито перебирал блестящие хирургические инструменты. А по левую — пестунья Магда, которая, заметив, что Джин открыла глаза, низко склонилась над девушкой.
Мерзкий привкус резины стоял в горле, но выплюнуть унизительный шарик было невозможно. Объятая безграничным ужасом, Джин задергалась на кресле, но ее жалкие потуги высвободиться просто нелепы.
И почему она не кинулась от пограничных патрулей там, на границе? Уж лучше бы солдаты открыли по ней огонь, нежели то, что собираются сейчас сделать пестунья и эскулап!