Во всем виновата месть

Зал взрывается аплодисментами. Опускается занавес, а я обвиваю руками шею мажора и позволяю себе ещё мгновение наслаждаться губами со вкусом абрикоса и миндаля, целующими так нежно, что можно растаять. Плавлюсь как шоколадная плитка на солнце, но недолго. Золотарёв отстраняется первым. Его взгляд затуманен.

— Если чувствовать себя виноватым, то хотя бы знать за что, — шепчет парень, помогая мне выровняться.

Я дрожу. Жанна Андреевна подходит к нам и обнимает. Она ничего не говорит о поцелуе, словно и не заметила его. И это хорошо. Не хотелось бы мне сейчас обсуждать случившееся и чувствовать вину.

— Ты зря сделал это… Ты возненавидишь меня после того, как узнаешь правду.

— Правду о том, что в зале сидит девчонка один в один похожая на тебя, и я точно знаю, что она и есть настоящая Тихоня?

— Т-ты… з-знаешь? В з-зале?

У меня обрывается сердце.

Аня приехала? Но почему она ничего мне не сказала?

Тело становится ватным.

— В зале. Рядом с матерью… вашей матерью. И твоим парнем.

Мажор медленно проводит кончиком языка по верхней губе. Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня. А я чувствую себя преданной. Он знал, что Аня и Кэш здесь и нарочно поцеловал меня на глазах у всех. Сомневаюсь, что они могли это разглядеть… хотя какой там? Разглядели, конечно.

— Прости… мне казалось, что ты знаешь. Интересный у вас был план. Я даже поверил поначалу, что в Ане произошли разительные перемены. Только поначалу. Наш первый поцелуй в классе расставил всё по своим местам. Ты хорошая актриса, принцесса. Заслуживаешь Оскара. Только не обманывай себя… ты ведь чувствуешь то же самое, что и я. Наш танец и поцелуй — они не были игрой, и ты прекрасно это знаешь. Что ты планируешь делать с этим — зависит только от тебя. И раз уж правда открыта… назовёшь мне своё имя?

— Яна?.. — зовёт тихонько сестра.

Я оборачиваюсь и смотрю на неё, видя перед собой лишь туманную пелену от слёз.

— Яна… — повторяет моё имя мажор, пробуя его на вкус. — Я-на-а… — вторит на этот раз медленно, растягивая его. — Приятно познакомиться, Яна.

За Анькой появляется Кэш. Он смотрит на меня убитым взглядом, а затем переводит его на мажора и сжимает руки в кулаки. Конечно, они всё видели… и так правильнее — я устала от обмана. Проще разрубить всё здесь и сейчас.

Сестра бросается ко мне и обнимает, а у меня нет сил, чтобы обнять её в ответ. Я чувствую себя опустошённой. Вечер, который должен был стать моей сказкой, превратился в кошмар. Мы с Кэшем смотрим друг на друга. Чувствую, что спину мне прожигает взгляд мажора. Я меж двух огней… и они сожгут меня дотла, если просто не уйду из жизни обоих.

Мама и папа тоже присоединяются.

— Папочка, — бормочу я, чувствуя себя маленькой девочкой, разбившей коленку.

В этот раз крови нет. Вместо колена разбито моё сердце. Впрочем, что я ещё могла ожидать? Я знала, что случится что-то подобное. Знала.

Я отстраняюсь от сестры и бегу к отцу. Тону в его объятиях, дрожу, но не плачу. Никто сегодня не увидит моих слёз. Папа не злится. Он прижимает меня к себе и тихонько шепчет, что гордится своей сильной малышкой. Мне так важно было услышать эти слова. Хочу сказать, что я больше никогда не обману и не подведу его, но вместо этого прижимаюсь ещё сильнее. Единственный мужчина, который не позволит мне плакать из-за него.

Глава 23

— Думаю, нам нужно поехать домой, — тихонечко говорит отец.

Такой родной голос успокаивает меня, и я киваю. Оставаться на празднике дальше не имеет смысла — моя песня спета. Я оборачиваюсь в сторону Золотарёва, но он уже ушёл, испарился, как мираж. Смотреть на Кэша сейчас не могу. Мне стыдно, что он стал свидетелем, и я зла, что он приехал без предупреждения. За мной будто бы следили всё это время.

Мы выходим через служебную дверь, чтобы не появляться в зале, и молчаливо идём к гардеробу. Папа поддерживает меня, что существенно помогает удерживаться на ногах. В голове пульсирует от злости на то, что меня обманули. Они могли предупредить. Знай я, что все будут в зале, всё равно выступила бы, но сейчас чувствую себя полной дурой. Даже мама ни слова не сказала, а я ведь просила… просила её дать всего один день. Не скажу, что горела желанием остаться и танцевать со всеми остальными, но я думала, что завершится день иначе. Ожидания и реальность не совпали. Тянусь к пальто, в котором приехала, но меня опережают такие знакомые руки. Кэш не говорит ни слова, просто помогает мне одеться. Почему он приехал с ними? Зачем всё это? Анька молчалива. Наверняка она понимает, как всё выглядит для меня. Они все знали о сегодняшней встрече. Все, кроме меня. Даже мажор видел больше. И всё равно не отказался от выступления. Он вложил душу в наш танец и даже нашёл в себе силы признаться, почему тогда опубликовал видео в чате класса. Мог промолчать, разозлиться на меня, но сказал. Я не оправдываю его, конечно, ведь это ни черта не благородно. Да, все знали, что моя сестра делала ему домашку за обещание поцелуя, но то видео… оно обнажало Анькину душу, показывало её невинность. Невинность ли? Сейчас я чувствую предательство даже с её стороны. Она ни слова не сказала мне. Я всё делала для неё, старалась добиться уважения со стороны одноклассников. Это проклятие, обрушившееся на мою голову, случилось ради неё, а она… ни слова не сказала.

Душу разрывает от противоречивых эмоций: с одной стороны я рада, что обман закончился, и мне больше не придётся притворяться кем-то другим, а с другой… Мне тяжело на сердце. Я имела право знать об их решении.

— Ты прекрасно выступила, — шепчет Кэш, поправляя воротник моего пальто.

Он ведёт себя, как ни в чём не бывало, словно моего поцелуя с мажором и не заметил вовсе.

— Спасибо. А ты… мог бы и предупредить, что станешь зрителем. Я вложила бы в танец больше страсти, — огрызаюсь я.

Кэш ничего не отвечает на мои слова. Сейчас мой голос пропитан обидой. Я разочарована. Знала ли бабуля, что это произойдёт? По её обиженному взгляду понимаю, что нет. Хоть кто-то остался мне верен.

Мы все молчим, и только мама подаёт голос, чтобы решить, кто и на какой машине поедет.

— Я хотела бы поехать с Яной, — оживляется сестра. — И с бабушкой. Значит, с мамой? — сестра хлопает глазками, невинно глядя на меня.

— Поезжай с мамой и бабушкой, а мне… я бы хотела поговорить с папой. Ты на байке? — поворачиваюсь к Кэшу. Мой голос хрипит. Я сама себя не узнаю. Кажется, что за какие-то несколько минут я повзрослела на целую вечность. Не знаю, что со мной сейчас происходит, но тёмная и светлая стороны сцепились в борьбе.

— Нет. Я с Аней и Алексеем на машине.

Значит, Кэш поедет с нами.

— Если хочешь, я поеду на машине твоей мамы, — пожимает плечами парень.

Между нами таки остро ощущается натянутость, но сейчас я не собираюсь что-то менять.

— Спасибо. Мне бы хотелось поговорить с папой наедине, — киваю я.

Золотарёва я нигде не вижу. Наверняка он танцует с девушками, жаждущими внимания короля. Спохватившись, что ушла с короной, я снимаю её и озираюсь, но даже отдать некому.

— Я должна вернуть это…

— Не беспокойся, милая. Мы вернём завтра. Сейчас она всё равно никому не нужна. Это ведь декорация, — спешит успокоить меня мама.

Точно!.. Моя жизнь в последнее время была сплошной декорацией. Вспоминаю, как Максим надел мне её на голову, и слёзы пекут глаза. Я втягиваю в себя побольше воздуха через нос в попытке успокоиться. Как же всё несправедливо.

Аня выглядит расстроенной, что я отказалась ехать вместе с ней, но меньше всего на свете я хочу поссориться с ней сейчас. А мне есть что сказать.