Воды текут, берега остаются

девушка и парень.

Вдруг у дверей началось какое-то замешательство.

На середину избы протолкался человек в

вывернутой мехом наружу шубе. Он стукнул об пол

суковатой палкой и громко объявил:

—Слушайте, слушайте! На ваше гулянье прибыл

большой начальник со своим стражем! Встречайте,

люди, большого начальника!

В избу вошли двое: один в козлиной маске,

другой в старой солдатской шинели. Выйдя на

середину избы, они встали. Один парень поклонился

козлу и спросил:

—Господин начальник, ты зачем сюда пожаловал?

Начальник в козлиной маске заблеял и похлопал

себя по животу.

—Понятно,—сказал парень.—Поднесите ему

пива.

Но начальник в козлиной маске оттолкнул кружку

с пивом и сердито затопал ногами.

Тогда ему налили водки. Он выпил и знаками

попросил еще. Ему налили снова, и опять он выпил.

Он выпил четыре чашки, шатаясь, сделал несколько

шагов, потом полез под стол и стал устраиваться

там на ночлег.

Солдат принялся вытаскивать его за шиворот,

а вытащив, повел к двери, приговаривая:

—Некрасиво, господин начальник, некрасиво...

Гулянье продолжалось. Допоздна плясала и пела

молодежь, несколько раз песни и пляски прерывались

разными представлениями, но Васли больше

всего понравилось первое, про начальника и солдата.

Г л а в а XIV

СЫТЫЙ КОНЬ О ВОСЬМИ НОГАХ

Когда смотришь со стороны, то видно, что село

Турек находится как бы во впадине, образуемой

холмами, и, если бы не овраги, примыкающие к

околице, то село, наверное, давно бы смыло весенним

половодьем.

Но люди, основавшие здесь поселение, все

предвидели и выбрали для него место очень

удачно.

Если бы мы могли присутствовать на их совете,

то, наверное, услышали бы такой разговор:

<<Место спокойное, укромное —вокруг леса>>.

<<Место тихое —холмы защищают его от злых

ветров>>.

<<Место удобное и красивое —рядом протекает

река. Ведь недаром говорят, что птица без крыльев

—не птица, деревня без реки —не деревня>>.

Видно, поэтому все марийские деревни стоят на

реках и речках.

Думая так, Вениамин Федорович рисовал вверху

листка почтовой бумаги вид села Турек. Нарисовав,

он приступил к самому письму.

<<Любимая, дорогая мама, добрый день! — начал он письмо.—Не удивляйся моему рисунку.

Это я нарисовал Мари-Турек. Посмотри, какое красивое

село, в котором я живу. И весь окрестный

край прекрасен. Народ здесь живет очень хороший.

Я тебе уже писал об этом, но готов повторить еще

и еще раз.

Один ученик из моего класса сломал ногу, его

положили в Нартасскую больницу, это двадцать

верст отсюда, и я ездил к нему. Мальчик очень

обрадовался моему приезду, я даже заметил у него

на глазах слезы. Знаешь, мама, это меня очень

растрогало. Какое большое счастье, когда знаешь,

что ученики тебя уважают и любят...>>

Вениамин Федорович остановился, взглянул на

окно: кто-то прошел мимо.

<<Наверное, ко мне>>,—подумал Вениамин Федорович

и подошел к окну.

На крыльцо поднимался законоучитель отец

Иван. Вениамин Федорович убрал письмо, со стола

—Мир и благоденствие дому сему! —послышалось

от порога, и отец Иван Дергин переступил порог.

—Милости просим, отец Иван. Раздевайтесь.

—Да, пожалуй, разденусь, квартира у тебя

теплая,—проговорил священник и снял шубу.

<<Зачем он явился?—думал Вениамин Федорович.— Сколько живу здесь, ни разу не приходил,

и тут вдруг без приглашения и предупреждения...>>

Приглаживая бороду, на которой таяли снежинки,

отец Иван заговорил:

—Вениамин Федорович, вольнодумство проникает

в среду ваших учеников. Бес начинает завладевать

их умами.

—Если вы говорите о школьниках, то правильнее

сказать не <<ваших>>, а <<наших>>, ведь вы тоже

преподаватель,—осторожно поправил Вениамин

Федорович.

Священник кашлянул.

—Ну, ну, пусть будет так. Ты, Вениамин Федорович,

знаешь, что в первое рождественское утро

Александр ГХрокопьев, ученик пятого класса, поносил

православную церковь?

—Прокопьев? Ай-яй-яй, нехорошо, нехорошо...

—Вот и я говорю: позор!

—Но ведь рождество давно прошло, почему же

вы, отец Иван, теперь завели об этом разговор?

—Время не отменяет греха, если он не искуплен.

Вениамин Федорович понял, что священник клонит

к тому, чтобы подвергнуть Эчука какому-

нибудь наказанию и чтобы он, учитель, также

со своей стороны наказал его.

—Отец Иван, вы имеете в виду тот случай,

когда Прокопьев залез на колокольню?

—Тот самый,—подтвердил священник.

—Мне рассказывали про этот случай, и я

не вижу в нем ничего, кроме детской шалости.

К тому же он ведь не нарушил церковную службу

и ничего плохого не сделал. А вот церковный сторож

Ондроп, тот действительно в светлый божий

праздник говорил черные слова, ругая мальчика,

и даже поминал черта. Это-то уж совсем нехорошо.

Грех, как вы сами знаете.

—Ах он мужик сиволапый! —Священник перекрестил

живот.—<<Огради мя, господи, силою честного

и животворящего твоего креста и сохрани мя

от всякого зла...>> Грех, грех. Заставлю его замаливать...

Вениамин Федорович начал доставать из буфета

и ставить на стол угощение. Отец Иван, не дожидаясь