Военкор
Шрифт:
Ну а пока в 1984 году Хезболла была всего лишь «новой партией».
— Поедешь не один. Сева будет с тобой. Баальбек место непростое. Сразу скажу, что поездка в город не будет лёгкой прогулкой, — продолжил Казанов.
— У древних римлян там был храм Юпитера, — улыбнулся я.
Мы ещё немного пообщались, хотя цель разговора была достигнута. А Казанов ушёл, заверив, что я не пожалею, что потрачу время на его задание.
— Как у вас продвигается дело? — спросил я.
— Работаем. И вы тоже будьте начеку. Вдруг, что услышите, — ответил Виталий и ушёл.
Ой, и не просто так он мне эту встречу организовывает! Да ещё
Утром следующего дня, едва начало светать, я уже стоял у ворот. Из-за угла неспешно вывернул старый «Симург» бежевого цвета. Пикап был потрёпанный, на двери виднелся неясный след какой-то эмблемы, по кузову шли царапины, под крылом пошла ржавчина. За рулём с важным видом сидел Сева в тёмной куртке и очках.
— Готов? — спросил он, открывая дверь.
— Всегда готов, — кивнул я и сел на пассажирское сиденье.
Через десять минут мы уже выехали из города в сторону границы.
— Скажу честно, поездка на высоты может показаться тебе лёгкой прогулкой по сравнению с Баальбеком. Там веселее, — усмехнулся Сева, когда мы выехали на шоссе.
— Приятный у тебя способ мотивировать. Казанов мне уже это говорил, — хмыкнул я, проверяя фотокамеру.
Солнце только поднималось, наш пикап катил без спешки мимо бетонных коробок, бедных кварталов и финиковых пальм.
Сева лузгал семечки, а я слушал радио.
Передача шла на арабском. Содержание я не сразу уловил, поскольку передача уже шла, когда я включил радиостанцию.
— Слышишь, что говорят? Главный казначей Организации Освобождения Палестины был найден мёртвым в своей квартире, — сказал я, прослушав выступление диктора с последними новостями.
— Убили?
— По заявлениям сирийских властей, он покончил с собой. Но мы-то с тобой знаем, как бывает? — спросил я, и Сева поймал мой взгляд в зеркале заднего обзора.
Вторая смерть за последние сутки. Это явно была цепочка убийств. Слишком много «случайностей» за слишком короткое время. Всё указывала на то, что внутри группировки случился разлад. Либо хорошо работали спецслужбы врага.
Сева следил за дорогой. Только когда миновали очередной блокпост, и впереди раскинулась долина, он повернулся ко мне.
— Так, Алексей, слушай внимательно. Там нельзя просто так спрашивать, что думаешь. Забудь слово «террорист». Не говори «Хезболла», если тебя об этом не просят. Говори «Движение», «Сопротивление», «соратники». Если будет упоминание о палестинцах, не вздумай спрашивать, кто кого и для чего тренировал. Понял?
— Понял, — я кивнул.
— Слово Израиль вычеркни, если не хочешь выглядеть как дилетант. Говори «внешние силы», «оккупационные структуры», «те, кто бомбил Бейрут». Они поймут и если посчитают нужным, то расскажут.
Он вытащил из внутреннего кармана сложенный пополам листок и протянул мне.
— Вот краткая раскладка. Не вздумай с ней светиться. Кого как зовут, кто за что отвечает, кто как называется — всё там. Что можно, а что нельзя — тоже.
Я взял лист. Пробежался по строкам. В нём было плюс-минус всё то, что Сева уже успел сказать.
Сева помолчал, посмотрел вперёд. До места оставалось минут десять. Когда машина сбавила ход на затяжном повороте, он вновь повернулся ко мне.
— Удостоверение при тебе?
Я кивнул и хлопнул по нагрудному карману рубашки.
— Снимки делай, но если кто-то просит убрать камеру — убирай и не пытайся спорить. Здесь один лишний кадр может испортить
всё. И запомни, если кто-то попробует давить или начнёт тебя проверять — дай сказать за тебя мне.Он снова помолчал.
— И да. Если вдруг что-то случится, и ты останешься один, то не ищи меня. Добирайся до «Белого дома» или посольства. Главное — не иди за чужими. Даже если они говорят по-русски.
Мы приближались к месту, где нас должны были встречать. На границе нас ждал представитель «Хезболлы» — высокий мужчина в безупречно выглаженном сером костюме, с аккуратно подстриженными волосами и вежливой улыбкой. Он говорил по-английски с лёгким акцентом, представляясь, как Аббас. За его спиной стояли двое охранников в гражданской одежде, но с настороженными взглядами.
— Добро пожаловать, господа, — сказал он, открывая дверцу внедорожника. — Надеюсь, поездка была приятной.
Мы сели в машину, оставив свой пикап. На охране бойцы Хезболлы оставили молодого парня с АКМ и сигаретой в зубах. По нему было видно, что он рад этой миссии.
Проехав несколько минут, мы оказались на территории, которую Аббас назвал «центром встреч». Это было большое поместье, окружённое высокими стенами и скрытое от посторонних глаз. Внутри раскинулся ухоженный сад с апельсиновыми деревьями, фонтанами и мозаичными дорожками. На фасаде главного здания развевался жёлтый флаг с зелёной эмблемой — автомат Калашникова, поднятый вверх, надпись «Хезболла» и цитата из Корана про избранность этой партии Аллахом.
Нас проводили в просторную гостиную с мягкими диванами и коврами ручной работы. Аббас предложил нам чай или бедуинский кофе. Мы выбрали кофе, поданный в маленьких фарфоровых чашках.
— Наш лидер скоро присоединится к вам. Он ценит возможность обсудить важные вопросы с представителями прессы вашего государства, — сообщил Аббас.
Я кивнул, стараясь сохранять спокойствие, хотя внутри чувствовал нарастающее напряжение.
Сева сидел рядом, внимательно наблюдая за обстановкой. Время тянулось медленно, пока мы ждали встречи. В отличие от Севы я понимал, где нахожусь, и оттого ощущал одновременно дискомфорт и воодушевление.
Примерно через полчаса Аббас, наконец, подошёл и пригласил нас следовать за ним. Я знал, что затягивание ожидания — классический ближневосточный дипломатический приём. Тонкий способ подчеркнуть, что ты в гостях, и темп задаёшь не ты, а хозяева. Ровно как не ты устанавливаешь здесь правила.
Мы прошли по прохладному коридору с выложенным мозаикой полом и оказались в просторной приёмной, заставленной книжными шкафами и низкими диванами вдоль стен.
В центре сидел Мухаммад Хусейн Фадлалла, один из наиболее влиятельных шиитских богословов региона, духовный наставник и идеолог движения Хезболла. Я поймал себя на мысли, что этот человек одним своим словом мог влиять на судьбы целых поколений.
Он был невысок, с широкой грудью и плечами. Белая борода мягко обрамляла лицо. Чёрный тюрбан служил знаком его происхождения из семьи, ведущей родословную от самого пророка Мухаммеда. В шиитской традиции такой тюрбан носили сеиды, потомки пророка по линии его дочери Фатимы и внука Хусейна. Это факт придавал их проповедям особую духовную легитимность.
Фадлалла поднялся, коротко кивнул в знак приветствия. Его голос оказался негромким, но уверенным, такой бывает у людей, привыкших говорить мало. Но так, чтобы к каждому сказанному слову прислушивались особо.