Военкор

Фотоаппарат, видеокамера, кассеты, плёнка и аккумуляторы — всё на месте и заряжено. В поле негде будет заряжать.

— Лёха, ты как? Морально готов? — спросил у меня Сева.

— Да. Не впервой. В смысле, в бой идти, — улыбнулся я.

— Не знаю, зачем это тебе. Но интересно будет потом хронику посмотреть, — посмеялся Гиря, прикладывающийся на кровать.

— Если выживем. А не выживем — забудут нас, — произнёс Гриф.

И в этих словах была некая констатация факта — выжить будет сложно.

— Слова живут дольше, чем выстрелы. Так что никто о нас не забудет, — ответил я.

Утром собирались все не спеша. Ещё перед сном нам принесли камуфляж сирийского коммандос и разгрузки западного образца.

— Неудобная. Я привык к нашему «лифчику», — снял с себя амуницию Гиря и надел обычную, сшитую своими руками.

— Лишний автомат есть? — спросил я.

Все трое переглянулись и пожали плечами.

— Найдём сейчас. Ты пока экипируйся, — протянул Гриф мне разгрузку и медикаменты.

Закладывая перевязочные пакеты и аптечку, невольно вспоминаю прошлую жизнь. Вроде и сейчас в форме и с оружием, но это нечто иное.

У меня задача сохранить память о каждом сирийском и советском солдате в этой операции. Что потом с плёнкой сделают в КГБ, не столь важно.

Команды на погрузку всё не было. Я уже успел написать несколько строк для статьи. Название придумал — «Подвиг обычных парней».

— Что пишешь? — спросил у меня Сева.

— Название для статьи есть. Теперь начало придумываю.

— И что получается?

Я не был уверен, понравится ли моя фраза Севе, но строчка из песни Романа Метума как нельзя кстати подходила к этой операции.

— «Эти парни предпочитают не носить список добрых дел в разгрузке. И на весь беспредел смотрят с рукой на спуске», — ответил я.

— Хорошо сказано, — послышался за спиной голос Казанова.

Виталий Иванович, одетый в камуфляж и полностью экипированный, вошёл в комнату и с каждым поздоровался.

— С самого утра работаете? — спросил он у меня.

— Заготовки делаю.

— Я вам кое-что принёс, — ответил Виталий и начал снимать с себя автомат и отдавать мне магазины с патронами.

— А вам не нужно? — спросил я.

— Ещё возьму. Меня в отличие от вас никто не отпускает на высадку. Удачи, военкор! — пожал он мне руку и вышел.

Я быстро экипировался. И тут поступила команда на выход.

Колонной техники мы выдвинулись в исходный район десантирования. На подъезде к нему я уже видел, насколько масштабной будет операция.

На примыкающих друг к другу дорогах стояли десятки вертолётов. Ми-8 и Ми-24 уже были готовы к вылету. Лётчики выполняли предполётный осмотр, а техники проверяли наличие предохранительных чек на вооружении. Перед самым вылетом их снимут, а сейчас это лишь мера предосторожности.

Мы высыпали на дорогу, и пошли к нашему вертолёту. Командир экипажа сириец тут же принялся инструктировать нас по порядку высадки.

— Дам две команды — за три и за минуту до высадки. Вставать, только когда дверь откроет бортовой техник.

Стандартный инструктаж в таких операциях. Когда идёт большая высадка, самостоятельно спрыгивать без команды бортового техника не стоит. А то ещё вертолёт переедет ненароком.

Я попал в группу к троим спецам Казанова. В их профессиональных навыках я не сомневался. Как и в своих.

Но с нами было ещё трое сирийцев — радист, санитар-инструктор и пулемётчик. Это всё одна группа, которой уже была поручена задача. Эту самую задачу мы будем выполнять с ещё одной группой, которая летит с нами в одном вертолёте.

— А вам по сколько лет? — спросил Сева на арабском.

Ответ поразил даже меня. Парням по 23 года. Каждый в сирийском коммандос всего месяц.

— Ладно, знакомиться будем в бою, — похлопал Гиря пулемётчика по плечу.

Полный сириец с ПКМ и рюкзаком улыбнулся и показал поднятый вверх большой палец.

— Лёха, скажи, что для нас главное? — спросил меня Гиря.

— Как говорил мой дед — главное не ссать, — ответил я по-арабски.

Сирийцы шутку оценили.

— Ну, можно и так, — добавил Гиря.

И тут по всей колонне прокатилась команда.

— По машинам! Запускаемся!

Вертолёты загудели. Шум поднялся невообразимый. Когда закрутились винты, начала подниматься и пыль, осевшая за ночь и утро.

Я быстро забрался вслед за сирийцами в Ми-8. Замыкающим был Гиря. После него бортовой техник закрыл боковую сдвижную дверь, а Кирилл показал ему «класс».

Вертолёт вибрировал и слегка покачивался. И только через минуту он начал отрываться от полосы.

Лётчик поднял вертолёт в вверх и, отклонив ручку управления, начал разгон. Ми-8 начали выстраиваться в колонну пар.

Одно движение, разделившее время на «до» и «после».

В грузовой кабине всё гудело. Ми-8 болтало над сопками и песчаной поверхностью. Желудок, будто бы подбрасывало к горлу.

А за бортом шла тяжёлая работа. Вертолёты прикрытия шли рядом, постоянно маневрируя и уходя от препятствий. То же самое делали и мы.

— Вот и наши, — крикнул мне Гиря, показывая, как под нами идёт колонна техники в сторону Голанских высот.

Проходит минута и вертолёт снизился ещё ниже. На горизонте появились россыпи тепловых ловушек. А ещё были видны следы пусков с земли. Начали работать ПЗРК противника.

Наш лётчик маневрировал так, что приходилось держаться за лавку. Лица сирийцев выражали некую неуверенность в исходе.

— Не ссы, — крикнул я бойцу, который смотрел на меня с широко распахнутыми глазами.

Впереди виден уже аэродром, тонущий в чёрных дымах пожаров. Вокруг него крутятся вертолёты, выполняя пуски ракет и реактивных снарядов.

Даже с расстояния в чуть более десяти километров отлично видно, как Ми-28 периодически уворачивались от «дымных стрел» ПЗРК, разбрасывая в стороны тепловые ловушки, а после методично перемалывают противника залпами неуправляемых авиационных ракет.