Воин огня
Шрифт:
Вики покосилась на Ичивари, виновато пожала плечами. Махигу стало жаль ее. Сколько можно требовать от женщины каждодневно точить нож, наносить краску на лицо и безнадежно воевать одной против целого мира?
– Я сын вождя людей, живущих по ту сторону моря, полное имя мое Ичивари Чар из рода секвойи, я внук того самого вождя Магура, который лишил адмирала де Ламбру корабля и наверняка заодно – жизни, – сказал он, радуясь тому, что слова выговариваются внятно, а собственное лицо уже не кажется чужим. – И я хотел бы вернуться домой. Без войны и без больших разрушений. А еще лучше – с договором о мире и признанием нас людьми и не колонией. Оружия у меня нет. И, даже если таковое существует где-то, оно для войны в вашем понимании не годно. Применимо огненное оружие только для обороны нашего берега.
Герцог заинтересованно повел бровью и снова глянул на хозяйку кареты. Вики кивнула, негромко и быстро заговорила, рассказывая то, что ей в разное время говорил Чар. Махиг сидел и слушал, удивляясь тому, как полно цепкая память Вики хранит его слова и как ловко соединяет обрывки сведений в здравые предположения. Герцог хмурился и даже дважды ругался: когда узнал, что дата прибытия корабля была сообщена ментором заранее ложно, и когда услышал о договоре ордена с сакрами.
– Полагаю, у них есть оружие, у тех, кто плывет следом за Чаром, – закончила рассказ Вики. – Оно опасно даже для вас. И лучше бы людям леса вернуться тихо и незаметно в свой лес.
– Свой? Там земли семейки де Льес, – хихикнул герцог и заговорщицки подмигнул. – Они именуют себя герцогами новотагоррийскими, вот забава! Свалить их почти так же интересно, как оттяпать кус у сакров… А король наш беден, он потратился на южные походы и мог бы взять у меня в долг, утратив надежду на заморское золото… Одна беда. У нас есть флот. А зачем ему брать в долг, если сейчас не надо строить корабли? Мои верфи пустуют, заказов нет. Я просто обязан дать ему в долг и загрузить людей работой. Разве можно говорить мне, что войны не будет? И разве допустимо расстраивать меня угрозой утраты верфей и побережья? Вики, ищи другой путь. Я поссорился с прементором, и я желаю получить выгоду с этой ссоры.
Этэри отвернулся к окну и больше не произнес за всю дорогу ни слова. Вики сидела бледная и мрачная, ей совершенно не понравился весь разговор. Карета простучала по плитам двора. Рослые слуги в знакомых нарядных одеждах подхватили Ичивари под руки и поволокли в подвал, где стены оказались серыми и холодными, мебели и окон не было вовсе, зато имелись внушительного вида решетки.
Он смог отдохнуть. Вспомнили о нем лишь вечером, так решил для себя в отношении прошедшего времени махиг, оценивая срок по внутреннему ощущению удаления ариха.
По коридору застучали башмачки Вики. Она виновато замерла у решетки, глядя на махига почти жалобно и очень виновато.
– Герцог умен, – без малейшей радости сказала женщина. – Он так и сказал: «Отдав дикаря ментору, я буду иметь выгоду и уже вижу какую… Не отдав, я получу головную боль». Еще он сказал, что пока ты останешься здесь. Если ментор сильно погорит, пытаясь использовать твоих родичей, он станет сговорчивее, а цена поднимется выше. Прости, Чар. Я на иное рассчитывала.
– Ты воевала хорошо, и ты смогла спасти все, что посильно было спасти в тот момент, – улыбнулся махиг. – Не надо вмешиваться теперь, Вики. Оставь дело Магуру. Дед мудр, и он разберется.
– Нельзя разобраться в том, что еще не запуталось даже, – горько усмехнулась Вики. – Я ошиблась, Чар, я все просчитала криво и неверно. Герцог хочет войны.
– Вы все слишком боитесь одних перемен и не замечаете иных, – нахмурился Ичивари. – У вас есть дома, золото, скот, одежда. Вы опасаетесь пожаров и страшитесь мора. Вики, война была неизбежна уже тогда, когда вы ступили на наш берег. Рано или поздно арих насытится и придется строить новое висари. Нельзя пытаться сберечь мир от перемен. Изменчивость – закон жизни.
– Но ты-то…
– Это не так важно. Вики, береги то, что нуждается в защите. Меня спасать не следует, для этого есть Магур. Наверное, тебе пора уехать. Подальше.
– Хороший совет. – Голос герцога ничуть не удивил Ичивари, но женщина вздрогнула. – Вики, ты становишься глупа. Надо же, мне не пришло в голову, что ты постарела и оголодала. Молоденький дикарь тебе всерьез нравится, в дело вмешалась бабская слабость… Так просто. И так нелепо. Уезжай, сейчас начинается королевская игра. Не твой уровень, тебя
сомнут и не заметят.– Вы опять углядели корону на голове малыша Диего, – сухо и зло усмехнулась Вики.
– Иди. И помни, не надо тебе лезть в это дело. – Этэри подошел ближе. – Пока что ментор ломает зубы, потом король попробует прочность своих… А я просто подожду. До поры мальчика будут сытно кормить и вежливо допрашивать.
– Во второй раз я не подброшу вам бумаги без оплаты, – тихо шепнула Вики, отворачиваясь от решетки.
И пошла прочь, стараясь шагать ровно и держать голову высоко. Ичивари глядел вслед и понимал, что, может быть, видит Вики в последний раз. Потому что ей не место в игре под названием «война»… На душе было темно и тяжело.
Глава 13
Много, много дыма…
«Первый же отпечаток башмака бледных на зеленом берегу навсегда изменил его жизнь. Новое оказалось трудным, страшным, чудовищным и все же неизбежным. Духи могли отсрочить появление чужаков. Но отменить – нет… Мир однажды родился, перестав быть пустотой и неопределенностью. Был сделан первый выбор, с ним возникло и первое противоречие. Явленное отделилось от неявленного. Затем выстроился мост – ствол мира, древо единых душ. Преодолено начальное возмущение, но родилось противоречие. Лики духов выявились, усилилось колебание висари. И снова трудом и болью, ошибками и опытом найден был способ жизни в усложнившемся мире. Каждый шаг содержит противоречие, каждый – утрата равновесия. Но без этого невозможно продвинуться вперед. Расширить мир, познать его и обрести истинное висари, всякий раз более ценное и полное, чем прежние. Чтобы затем отказаться и от него. Путь бесконечен. Идущий же должен обладать неутомимостью, готовностью искать и бесстрашием перед ликом неведомого».
Капитаном его назвали сразу, еще на берегу зеленого мира. Вождь вождей, уступивший место на совете названому сыну, покинул общинный дом и расправил плечи, обрел свободу… Теперь он смиренно склонил голову и снова принял ярмо власти. Бремя права и долга решать за всех. Карать, награждать, выискивать червоточины усталости в душах, стряхивать с ветвей общего настроения тяжелый груз сомнений… Это отнимало много времени и сил, но все же записи Магур вел старательно, ежедневно. Дорога на запад рождала в душе слишком много новых мыслей и звучаний. Она казалась не случайной, и даже в похищении внука, жестком и коварном шаге бледных, виделась воля духов. Нельзя отворачиваться от того, что пугает своей огромностью и чуждостью. Нельзя отказываться видеть перемены. Нельзя отгонять мысли о них. И даже страхов своих нельзя сторониться. Страхи – они сродни стае, которая сильна зимой и против слабого. Побежишь – порвут, погубят. Но если встанешь крепко и взглянешь им в глаза, неподвижные, звериные глаза прошлого…
Магур только к исходу плавания решился признать то, что подспудно понял давно. Война выиграна случайно. То, что бледным не хватило людей и пушек в первый их большой поход, – это дар духов и великое чудо… Потому что люди зеленого мира слишком виноваты перед своим миром. Они погрязли в обрядах, повторяемых из года в год. Пищи хватало, и большего не искали. Шкур хватало, и одевались в шкуры. Бронза топоров неуверенно и медленно грызла стволы – но довольствовались ею. «Махиги, макерги, магиоры – все совершили грех» – так сказал Магур, обсуждая свои мысли с Джанори. И маави, первый маави народа леса, согласился. Убить свою душу – страшно. Но отказаться расти – еще ужаснее. Люди зеленого мира попытались цепляться за прошлое и не пошли вперед. Они полагали себя исполненными мужества – и не искали перемен, не совершали ошибок и, значит, не исправляли их… Бледные почему-то все делали иначе, они не боялись перемен. Вот только они забыли, куда вел изначальный путь. Утратили связь с неявленным, с тем, что есть сердцевина души каждого человека, суть его и смысл жизни. Бледные шли и шли, слепые и ведомые поводырем – тем, кто дал им веру, назвав так слабый светильник в своей руке. И сперва невольно, а затем вполне осознанно бледные сделали эту самую руку – держащей величайшую власть мира. Власть над людскими душами.