Воин огня

Шеула сердито покачала головой и накрыла ладонью лицо женщины, теряющей сознание и упрямо бормочущей важное…

– Завтра расскажет, так я решила. Ичи жив, вот главное. Гимба! Я пошла следить за ветром. Гимба, дай руку. Я совсем запуталась, кто кому выделяет силу. Но сейчас могу только брать, отдавать мне больше нечего. Женщина совсем больная, висари разрушено тяжело, давно и намеренно. Пришлось трудно лечить, много отдавать…

Гимба приволок одеяло, закутал мавиви, сунул ей в руки последние остатки ужина – рыбий хвост и кусок лепешки, наверняка припасенный для себя, неизменно голодного… Джанори пристроился было рядом с капитаном и собрался затеять обсуждение, но тот качнул головой:

– Боцман! Всем, кроме малой вахты, дать отдых. Уходим в море на пятьдесят километров, только потом поворот на юг, и без спешки, самый малый ход, паруса убавлять каждый час. Я вижу: люди поддались ариху, вспыхнули, а зря. Его время прошло. Надо сперва отдыхать, а затем спокойно и без спешки думать. Чар – мужчина. Продержится лишний день, он уже дождался нас, это было труднее… Брать королей за горло не спешат под всеми парусами и с ветром в голове. Я вождь, и я приказываю спать, копить силы и ум. Все, слово сказано.

Боцман поклонился, задумчиво осмотрел палубу, занятую ранеными. Глянул на притихших махигов, готовых, раз приказал сам Магур, спать даже стоя… Обычно на палубе «Типпичери» отдыхали поочередно, разделившись на три смены для сна, распределив места. В трюм никто лезть не желал, на свежем воздухе всяко приятнее… Но приказы вождя не обсуждают, особенно если он добавляет «слово сказано».

Джанори забился под самый борт и немедленно заснул, исполняя указание капитана. Сам Магур лег возле Вики, отвернувшись и укутавшись в одеяло, сочтя, что ей так будет спокойнее. Все же чужой корабль, кругом инородцы и все, куда ни глянь, – мужчины, как еще на этом берегу к подобному относится закон и обычай? Боцман закончил рассматривать палубу и зашаркал к борту. Капитан слышал его бормотание уже сквозь дрему:

– Значит, ложитесь тут, поплотнее, селедки вы тощие, как в бочку на засол пихают, так и вы, в рядок, и всем выдохнуть… Ты, ты и ты, вы все. На крышу каюты. Ее Гимба строил, не обвалите, так-то! Ты, ты и вы – в трюм, припасы разгребите, их немного, в общем – разберетесь… ты и ты…

Капитан заснул спокойно, без прежней тяжести на душе, без давящего и мучительно-неотступного сомнения. Ведь могли добраться до берега, но опоздать… Месть никому не принесет ни покоя, ни надежды. Обошлось: Чар жив. И он, старый вождь, приложит все усилия, чтобы выручить внука из ловушки злого мира бледных. Живым. Время еще есть. И даже больше: есть Вики. Друг. Она знает, кого тут следует брать за горло и каким образом.

Дурные сны не донимали, а пробуждение получилось приятным, легким и интересным. С закрытыми глазами Магур довольно долго слушал, как лопочет, уродуя слова, малышка Тори. А потом каждый раз Гимба принимается гудеть тихо, басовито, нежно – поправляет и уточняет.

– Мохле. Клугом.

– Море. Р-р-р! Кр-ругом.

– Клрухом.

– Тебя Юити учила петь, а не шипеть! Кру-го-ом. Мо-оре-е.

– Ги-имба-а, – совсем правильно пропела Тори, захихикала и захлопала в ладоши.

– Сиди ровно! Соображать надо, куда залезла. Вон видишь: боцман. Ты упадешь, веревка тебя спасет. А меня-то он бам – палкой по шее.

– По ш-ше? По ше-э?

Магур тихонько засмеялся, открыл глаза – и охнул. Далеко-далеко, на самом верхнем рее главной мачты, мелькали, то и дело пропадая за частой сетью снастей, светлые пятки. То, что у почти черной девочки ладошки розовые, еще вчера показалось занятным. Капитан глянул и подумал: «Словно ей солнышко на руки светит». Не перепутать ни с кем. И пятки – тоже. И толстые столбы ног магиора трудно не узнать.

– Тори! Разобьешься…

Капитан сел, привычно сложил одеяло, улыбнулся пытающейся приподняться на локтях женщине, совсем белой по цвету кожи, да еще и обесцвеченной большой болью. Магур помог Вики, подпихнул одеяло под голову, успокаивая:

– Девочка не разобьется. Гимба внимательный и осторожный. Он таскал наверх Джанори, обвязав двумя веревками! Так что нет причин для волнения, пусть себе сидят и разговаривают. Без Гимбы на палубе посвободнее…

Женщина задумчиво поглядела вверх, щурясь и сомневаясь, но спорить не стала. Юити выскользнула из каюты, села рядом, поставила на палубу миску с кашей. Магур принялся помогать дочери устраивать раненую повыше и поудобнее, для завтрака. Заодно он присматривался к женщине. Действительно, совсем белая, даже ресницы у нее – пушистые, густые, но тень от них лучше видна, чем сами волоски. И брови светлые, и кожа. Глаза серые, а когда глядит в небо – голубые. Необычно. Румянец на коже проступает все отчетливее, розовый и яркий. Это хорошо: видно сразу, что человек идет на поправку. Руки интересные. Тонкие, с длинными пальцами. Вполне понятно с первого взгляда, что эти руки не перебирали батар и не свежевали оленя, не скручивали нить из кудели и не держали колотушки для стирки белья. На среднем пальце мозоль: перо натерло, что уже неплохо и намекает на ученость. И совсем нет шрамов. У всякого жителя зеленого мира их немало. Ветка царапнет, зверь на охоте достанет… Первые появляются еще в детстве. Помнится, упрямец Чар всем пытался доказать, что он самый бесстрашный, норовил быстрее иных добежать до столба боли, чтобы ножи кидали обязательно в него. Впрочем, давно известно: игры, причиняющие боль, бледные этого берега считают дикими и недопустимыми. Почему? Не испытав боли, как пожалеешь младшего? Не бросив нож в человека в игре, целя мимо, как решишься использовать оружие против врага? Как поймешь, где настоящий запрет, если тебя ограничивают фальшивым, чужим и непонятным?

– Доброе утро, Вики, – сказал Магур, заметив, что завтрак подходит к концу, и отложив размышления до того момента, когда появится свободное время и рядом сядет Джанори: высмеивать и возражать. – Скажи, почему у вас говорят «доброе»? Разве бывает злое утро?

– Мы так желаем удачи на весь день, – отозвалась женщина, проглотив последнюю порцию каши. – Мы полагаем, как начнешь день, так он и покатится к вечеру, под горку… Почему здесь все на «ты»? Я лежала и слушала. Странно. Ни одной ошибки в речи, чистый северотагоррийский диалект. Но тагоррийцы старших зовут на «вы». И знатных – на «вы».

– Знатных у нас нет. Старшие… – Магур хитро подмигнул. – Не хотим мы показывать, что уже не молоды. Не прижилось. Мы пробовали, путались все время. За ножи стали хвататься самые горячие, из вежливости выросла одна грубость. И мы решили не усложнять. Вкусная каша?

– Вкусная, – осторожно согласилась Вики.

– Вот это и называется ложная вежливость, – рассмеялся Магур. – Тут и есть наше с вами различие. Юити не обидится, что тебе не понравилась каша. Ей самой не нравится. Только другой еды нет. Если бы я спросил Гимбу… – Капитан закинул голову и крикнул: – Голодный! Каша вкусная?

– Еще есть? – понадеялся магиор, выглядывая из-за рея. – Правда есть? Много? Я слезу. Только вопрос смешной. Она сытная, но это сколько надо в меня впихнуть, чтоб я о вкусе задумался? Тори, лезь мне на шею. За волосы держись, вот так. Мы проверим, есть ли каша.

– Длинный ответ, – задумалась Вики. – У нас так не говорят с капитанами. Тем более с такими, которые еще и вожди. Магур, я ночью полагала, что уже не увижу рассвет. Меня ранили в плечо, это я помню очень отчетливо. Было много крови. После такого не живут. Потом меня Бгама закрыл, но чернорукавники уже были рядом, я помню и второй толчок, в лопатку. После стало темно и холодно…

Вики с недоумением рассмотрела свою одежду, смутилась, поджала босые голые ноги и охнула, когда колено появилось целиком: не ожидала, что ткань с боков не прошита. Запасное платье Юити, как понял вождь, не вполне отвечало здешним обычаям и правилам жизни. Хотя оно добротное, из плотной ткани лучшей работы, довольно длинное – до колена, с удобными разрезами по бокам, со шнуровкой, с узором бусин на груди и цветным шитьем.

– Хлаф… – Щеки Вики сделались совсем красными. – Без корсета и всего прочего я чувствую себя голой… Глупо.