Воин-Врач
Шрифт:
— Что Буривой говорит? — спросил Всеслав у ней, когда закончили есть, а после и отчитываться все заседатели. И отметил, что баба вздрогнула.
— Никак и взаправду чародей ты, княже? — медленно спросила она в ответ. Женщины часто так делают — на один простой вопрос отвечают несколькими, да как бы не посложнее. То ли время выгадывают, то ли проверяют вопрошающего как-то и зачем-то. Я за свою долгую жизнь отчаялся понять их логику.
— Мы в угадайку потом поиграем, — произнёс князь. Вроде бы совершенно спокойно, но вздрогнула в этот раз не только тайная зав.столовой. Я и сам в своё время так делал: лицо спокойное, доброе даже, если не уставшее, голос ровный. Только сильнее обычного ровный, и глаза при этом такие цепкие
— Прости, батюшка-князь,— Домна склонилась до пола, а распрямившись говорила почти так же, как сотники до неё: чётко и по делу.
— Прадед порадовался, что не стал ты со встречей да разговором тянуть. К обеду будет ждать тебя в корчме. Игра твоя в два вопроса позабавила его, смеялся от души.
— Ладно. Гнат, вели коней седлать. Трёх хороших. Третьего подарками навьючь: оружия доброго, броней на пяток человек, таких, чтоб подогнать по телу легко было. Домна, что лучше — еда или серебро? — снова повернулся к ней Всеслав.
— Серебро на еду сменять проще, чем наоборот, приди нужда, — не поднимая глаз отозвалась та.
— Глебка, пуд серебра найдём ли? — младший вскинулся, услышав своё имя.
— Найдём, княже. Может, лучше золотом? Места меньше займёт, — предложил он.
— Ну, нам не запазухой тащить, конь дотянет. Давай-ка пополам: на полпуда серебра злата найди. Да приметного ничего не клади, мало ли, сколько глаз вещицы те видело, пока они в Изяславовых сундуках не застряли. Придёт человек к меняле, а тот стражу крикнет, суета поднимется ненужная, — добавил князь, согласившись с сыном.
— Четыре коня тогда, княже? — уточнил Рысь. — Волхв же троих в гости звал?
— Три коня, Гнат. Одного подарим вместе с тем, что нагрузим. А Буривой просил не более двух душ с собой брать. Так и будет, — ответил Всеслав.
Народ на улицах, даже на дальней окраине, ломал шапки один вперёд другого. Босяки-мальчишки разносили вести о приближении самого Чародея-князя с воеводой, люди выскакивали из ворот, махали с высоких крылец, кричали здравицы. До отворотки с дороги по высокому Днепровскому берегу к Аскольдовой могиле нас провожали ребята Рыси. Сколько их было, наверное, он один и знал. На виду ехало шестеро, и двое из них — Немой с Варом. Судя по их глазам, бывшие абсолютно не в восторге от того, что придётся оставить нас с тяжело гружёным разным добром дорогим конём шагать дальше через рощу на берегу одних.
— Что расскажешь, друже? — обратился князь к хмурому Гнату, что не сводил глаз с придорожных кустов, хотя видел и слышал, казалось, вообще всё вокруг.
— Что лучше было бы нам сюда с парой дюжин моих поехать, а то и с полусотней, — без охоты отозвался он. Продолжая сканировать лесополосу. И добавил:
— От самого города ведут, красиво, умело, с пониманием. Я бы в этом перелесочке сотни три притаил бы влёгкую. Так что если дерево падать начнёт или я махну-свистну — сразу падай, — напомнил он инструктаж перед поездкой. Конь его шагал на полкорпуса перед моим с левой стороны. Поводья нашего «грузового такси», красавца-каурого, навьюченного, как верблюд, были накинуты на луке княжьего седла. Образ верблюда Всеслав, помолчав, прокомментировал так: «Бедная кобыла. За что с ней так?».
— Чьи ведут? — настороженность Рыси передавалась и нам.
— Поди знай, Слав. Троих византийских ещё в городе попросили задержаться. Двоих развернули уже на берегу. А сколько у них тут вдоль Днепра кукушек по деревьям рассажено — одним Богам известно. Те, кто издали глядел, неприметно, вернее всего Буривоевы. Как и те, кто сейчас на нас смотрит.
С одной стороны поступок был довольно опрометчивым. С богатой поклажей, вдвоём, через лес, к неизвестному волхву. Да, кроме того, расшевелив перед этим болото, в котором
привычно жили и кормились киевские элиты, что от бизнеса, что от власти, что от религии. Но Всеслав будто нутром чуял, что встреча эта нужна и важна, и пользы от неё будет значительно больше, чем от болтовни Георгия или даже работы Антония. И его чутью я верил полностью, как своему. Хотя — почему «как»?В прошлый раз, во сне, вспоминая наши с ним жизни, особенно те случаи, когда смерть подбиралась непозволительно близко, мы пришли к общему выводу: в сложных и опасных ситуациях нас будто бы соединяло, сближало какими-то неведомыми силами. Поэтому пули и ножи миновали врача, а стрелы и яды не брал князя-воина. Объяснений этому у меня, предсказуемо, не было. Всеслав привычно валил всё на волю Богов. Оставалось надеяться, что ни эти, так скажем, повышенные способности к выживанию, ни особо острое чутьё на опасность и наоборот, на выгоду, не покинут нас теперь, когда две судьбы и две жизни не разделяло тысячелетие. Но, судя по той истории с Йоргеном, надеяться можно было вполне оправданно.
Деревья на дорогу не валились. Не выскакивали навстречу лохматые заросшие типы в обрывках кольчуг или кожаных безрукавках, с мордами, вымазанными сажей. Не свистели-щелкали стрелы-тетивы, не проваливалась под ногами коней земля, щерясь из ям остро заточенными кольями. Скучно ехали, прямо скажем. И недолго — буквально за вторым поворотом, к которому Рысь подъехал первым, принюхался зачем-то и лишь после махнул мне двигаться следом, показался не то хуторок малый, не то постоялый двор большой. Несколько построек, что будто грибы выросли на опушке дубовой рощицы, в которую окончательно превратился смешанный лес, по которому мы ехали, выглядели старыми, но вполне ухоженными. Судя по звукам, на подворье имелись куры, гуси, свиньи и корова, или даже несколько. Лошади, если и были, наверное, стояли молча.
В открытые ворота тоже первым зашёл шагом, коленями управляя своим гнедым, Гнат. И остановился, не дойдя до середины небольшого двора. В самой высокой и просторной постройке, наверное и бывшей той самой обещанной корчмой, открылась со скрипом дверь из толстых плах, и на небольшое крыльцо выбрался боком мужик. Он-то как раз был в кожаной безрукавке. Которая, пожалуй, была бы прилично великовата даже нашему Ждану, по сравнению с которым мы с Рысью выглядели щупловато. Великан носил бороду по грудь, и широкими они были обе, что грудь, что борода. Волосы на голове начинали расти, кажется, сразу над бровями. Из густых зарослей тёмно-русых с заметной, особенно в бороде, проседью, смотрели глубоко посаженные глаза и торчал чуть съехавший вправо нос. Где, как, кто и чем так его сломал здоровяку — даже думать не хотелось.
— Кого там принесло? — голос был вполне под стать фигуре. Гнатов конь, не одну и не две битвы прошедший и учёный, как дрессированная собака, не присел чудом, лишь переступив пару раз копытами. Будто ставя ноги пошире, как при сильном встречном ветре.
— Здрав будь, мил человек! — хрипловатая речь Рыси на многих обычно производила впечатление довольно тяжкое. Но этот и бровью не повёл. Или повёл, но под шерстью видно не было, — Великий князь Всеслав Брячиславич со товарищи условился здесь с Буривоем перевидеться. Не ошиблись мы местом?
— А товарищи его — это ты да вон тот мерин? — уточнил громила с усмешкой. Или оскалом, понятно в бороде не было. Но, кажется, тот атлант, что погнул ему нос, сломал и челюсть — двигалась она необычно, да и звук у шипящих был специфический.
— Я — ближник князя, наречён Гнатом, люди прозвали Рысью, — друг говорил спокойно и руки держал на виду. Жизненный опыт, разный, очень разный, подсказывал ему, когда, с кем и как стоило вести или не вести разговора. Почти всегда, на княжьей памяти, верно. И на этот раз, видимо, тоже.