Вокруг себя был никто

– Удобства прямо по коридору, перед кухней. Свет я сейчас включу. Мой круг для унитаза третий слева.

Я двинулся по коридору. Общий туалет перед общей кухней – забытые радости совместного быта. Шесть лампочек на стене, выключатель у каждого в комнате, шесть накладных сидений – кругов для унитаза. Далекие милые были...

Я отворил дверь и замер на пороге. Реальность не всегда соответствует ожиданиям. Но на сей раз, она превзошла их, и превзошла намного.

Тусклый свет сорокасвечевой лампочки с трудом обнимал каморку, размерами стремящуюся к платяному шкафу. Потолок, словно стропила в средневековом замке, скрывался в темноте, а на стенах, вместо рыцарских доспехов и мечей, висели потертые круги. «Владелец замка» – унитаз, занимал почти все свободное пространство. Выглядел он далеко не лучшим образом. Подтеки цвета засохшей блевотины покрывали его когда-то белые внутренности, сколы и трещины струились вдоль боков, словно морщины. Чтобы оставить такие следы, жильцы квартиры номер семь должны были испражняться камнями и металлической арматурой. Впрочем, судя по куче перепачканных обрывков газеты в помойном ведре, арматурой тут и не пахло, а пахло обыкновенными фекалиями, да еще не первой свежести. Ведро, судя по запаху, не выносили уже несколько дней.

Между унитазом и стеной, развернутый наискось, покоился мятый алюминиевый таз. В нем растеклась тошнотворного вида половая тряпка. Тряпка источала тяжелый запах гниения. Добровольно зайти в эту «беседку ароматов» могла заставить лишь очень большая нужда, а мысль о возможном соприкосновении моего тела с «владельцем замка», даже через доспехи, вызывала позывы рвоты. Нет, такие «удобства» нам не нужны. Лучше потерпеть до гостиницы. Так и не переступив порог, я плотно затворил дверь.

Большая пятиугольная комната с высоким окном была оклеена обоями цвета греческой терракоты. Четыре книжных шкафа, круглый стол с тремя стульями, два кресла под торшером, журнальный столик с аккуратной стопкой журналов, диван – кровать, письменный стол, буфет старинной работы. На стене «Охотники в снегу» Брейгеля. Жилище интеллигента.

– Сейчас, сейчас, вода уже закипает! – Таня распахнула дверцу буфета, достала чашки, блюдца, ложечки, соломенные подставки, пузатый заварочный чайничек.

Электрический чайник, примостившийся на подоконнике, зашумел, подавая признаки нетерпения. Закончив сервировать стол, Таня вытащила из буфета керамическую коробочку, осторожно извлекла из нее несколько щепоток травы и бросила в чайничек. Все правильно, чай нельзя брать ложкой, только пальцами. Большой чайник на подоконнике заклокотал и щелкнул. Таня вытащила его из подставки, поднесла к столу и, приподняв на уровень груди, аккуратно направила дрожащую струю кипятка в горловину. По мере наполнения, она потихоньку опускала руку, и, когда вода поднялась до самого верха чайничка, носик большого чайника почти коснулся горловины. На стол не пролилось ни одной капли.

– Браво, Таня! – Мотл слегка похлопал одной ладонью о другую. – Четко исполнено.

Спустя несколько минут Таня разлила чай по чашкам и пригласила нас к столу. Я осторожно сделал первый глоток.

– Ну, как? – Мотл отпил из своей чашки и выжидающе поглядел на меня.

– Неплохой чай, совсем неплохой. Можно даже сказать – хороший.

Я отхлебнул еще глоток:

– Спасибо, вкусно.

– Мне приятно, что вам вкусно. Это Мотл меня научил так заваривать, ему спасибо.

– Кто я, – потупил глаза Мотл. – Так, скромный труженик духовного фронта.

– Но вы так и не ответили на мой вопрос, – продолжила Таня.

– На какой из них? Вы не перестаете спрашивать.

– На самый главный. Вы ускользаете от прямых ответов, начинаете говорить и тут же, будто улитка, прячетесь в домик легенд и побасенок. Неужели нельзя прямо и четко изложить предмет; кто захочет – примет, кто не захочет – плюнет.

– Танюша, не вари воду, он так и делает, неужели не понимаешь?

– В присутствие человека, Мотл, не говорят о нем в третьем лице. Сколько раз можно повторять?

– Таня, проблема не во мне, – я отхлебнул еще глоток и одобрительно покачал головой. – Сегодня я рассказал вам несколько важных вещей. Концентрат, выжимку из многих книг. Глубокие истины, как правило, выглядят просто. Мода последнего столетия, расцвечивать, украшать идеи вычурными финтифлюшками, приучила с презрением относиться к тому, что выглядит незамысловато. Поэтому вам кажется, будто я ускользаю от вопросов. На самом деле, вы получили больше, чем в состоянии переварить. Отложите лекцию в сторону, вернитесь к ней через неделю. Поразмышляйте и снова отложите. Обещаю, чем больше вы станете размышлять над этим, тем больше ответов поднимут голову из песка.

– Замечательный ответ, жму руку! – Мотл слегка наклонил голову, словно отвешивая поклон. – Я бы назвал его универсальным, так можно отвечать на любые возражения по любому поводу. Но вернемся к рассказанной истории. Ты хочешь сказать, будто Мария настолько подробно проникла в историю Оливии и Себастьяна, что сумела описать даже посещение сада Космоса?

– Не сама Мария. Подробно история изложена в записках первого историографа движения – Гамнета. Его записи редактировал сам Бенволио, а уж он-то знал, как выглядит сад.

– А кто такой Гамнет? – в глазах Тани загорелся неподдельный интерес. – Очень необычное имя, вы бы не могли рассказать подробнее?

Она выглядела, точно почуявший добычу хищник. Имя явно вызвало у Тани поток ассоциаций. И недаром.

– Как, разве вы не слышали о Гамнете? Мотл, ты не рассказывал?

– Гамнет, кто такой Гамнет? – удивился Мотл. – Уважаемый профессор приезжает в глубинку и рассчитывает отыскать тут коллег по кафедре. Дикие мы, темные, малограмотные. Рассказывай, не томи.

– Мотылечек, – серьезным голосом произнесла Таня. – Тебе компресс не нужен? Поди, вся грудь в синяках?

– Не, я осторожно, – улыбнулся Мотл. – И вообще, понарошку. Профессор ведь все понимает…

– Понимает, понимает…

«Участвовать в их пикировке я не намерен. Но, честно говоря, мне такая эквилибристика тоже доставляет удовольствие. Приятный полет над поверхностью вещей, отдых между нырками».

– Так рассказывать о Гамнете, или переведем разговор на медицинские темы?

– Вещай, – благостно разрешает Мотл. – Нас больше нет, остались только уши, направленные в твою сторону.

– Появление и исчезновение Гамнета – одно из самых загадочных происшествий за всю историю психометрического движения. В один из дней конца шестнадцатого века, на боковой улице маленького городка психометристов нашли ребенка. С виду мальчику было лет двенадцать, но, к величайшему изумлению, выяснилось, что он не умеет говорить. Изумление возросло еще больше, когда ребенок взял в руки перо и вывел на листе бумаги слово – Гамнет.

Бедолагу определили в многодетную семью психометристов, и через полгода он превратился в нормального мальчика. Научившись говорить, он рассказал то, что знал о себе. А знал он совсем немного.

Всю жизнь Гамнет провел в домике из одной комнаты, туалета и бани. Раз в день в дом приходил человек, закутанный в черный плащ, и кормил мальчика, раз в неделю мыл его в бане, подстригал ногти и волосы. Он ни разу не произнес ни единого слова и ни разу не отодвинул плащ, закрывающий лицо. Гамнет не подозревал о существовании других людей, никогда не слышал музыки, знал только вкус дешевой похлебки и грубого ржаного хлеба.