Волчок
Шрифт:
— Щас. Ой...
Лед глубинно затрещал, точно на дне заворочался кто-то большой, а потом растворился прямо под ногами.
Гарья с Севром оказались по колено в воде, такой теплой, словно она и не замерзала никогда. Испугавшись, они поспешили на сушу, откуда изумленно наблюдали, как полынья расширяется по всему болоту, уходя за пределы видимости.
Север обмер, с несчастным видом, глядя как вместе со льдом тает его надежда перебраться через болото. От безвыходности и отчаяния его прошибла слабость и подкосились колени. Он бы так и сел прямо в мокрую траву, если бы не еще один сюрприз: на поверхность маленькими холмиками повсплывали утопленники
Олень прижал уши и задергался на привязи, не зная куда отвернуться, и, в конце концов, оторвав от елки клок, убежал.
— Блин! Пошли отсюда! — проскрипел Север с зажатым носом. — Где ты там, шевелись!
Гарья вытерла рот снегом и выползла из-за елки. Север тут же схватил ее за рукав и потащил за собой.
— А где олень? — обернулась она.
— Убежал твой козел. Шевели мотыгами! Снежок, уйди с дороги!
Брат с сестрой, не задерживаясь, словно кони в одной упряжке, обогнули бегущего на них бизона и понеслись дальше.
Снежок негодующе заревел им вслед, но потом, учуяв прошибающий нос аромат свежерастопленного болота, побежал сзади.
Глава 65 Змей-подгорыныч
— «Вылезай!.. Я тебя видел! Имей совесть. Я пол-Нави пешком прошел."
Змей не отзывался. Может его отталкивал непочтительный тон, а может он надеялся, что волчок устанет, испугается, передумает и запоет по-другому.
Но у Влада не осталось ни страха, ни сил на заискивания перед могущественнейшим существом. После того как он узнал, во что Змей превращает несчастных девушек, то потерял к нему всякое уважение. Он даже не был против, если Змей его за это съест. В желудке, по крайней мере, будет тепло, ибо холод уже был у волчка в печенке. Он останавливался каждые несколько скачков, чтобы поджать какую-нибудь из замерзших лап.
Вообще-то, он искал спуск, но в итоге поднимался все выше. Стена и пещеры становились меньше, а дорожка шире, пока все не слилось в сплошной плоский выступ, достаточно огромный чтобы можно было посадить небольшой самолет. Дальше пути не было — слева обрыв, впереди и справа отвесные стены увешанные сосульками.
Оборотень подошел к краю и посмотрел вниз.
— «Курьер прибыл! Забирай свою… чешуйку всевластия! Я знаю, ты там, и ты меня слышишь. Уж кто-кто, а ты…. Ты у меня уже… я бы показал, будь у меня руки! Я… я тебя не боюсь, понял?!»
В запале он даже случайно тявкнул, мелко и пискляво, как будто ему лапу отдавили. Эхо понеслось в пропасть, отскакивая от гранитных скал и ледяных глыб, и затихло. Шли секунды. Влад всматривался и вслушивался, но ничего не мог услышать из-за кричащих пересмешников.
Поверхность залива под скалой вдруг потемнела и просела, будто кто-то открыл сливное отверстие, а затем вода выгнулась и взорвалась, выплюнув невообразимо огромное, белое тело.
Влад, поскальзываясь, как мопс на паркете, рванул в противоположную сторону.
Взмыв над уступом, Змей вытянулся так высоко, что его голова и выгнутая шея высунулись из тени на солнце. Белая чешуя заблестела в ярком холодном свете, точно фаянсовая.
«Здоровенный язь!» — пораженно подумал Влад, вжимаясь в стену.
У «язя», учитывая, что он был змей, имелись лапы, больше похожие на ласты с когтями. На вид бесполезные, короткие
конечности удивительно крепко ухватились за край выступа.Скала содрогнулась под его весом, и со стены посыпалась ледяная труха со снегом. Влад припал к земле и зажмурился, готовясь получить сосулькой по голове. А вот ледяной душ застал его врасплох. Вода слетала с гладкой чешуи Змея и хлесткими брызгами обрушивалась на скалы. И на съежившегося от холода волчка.
А когда Змей изогнул шею и опустил к нему тупорылую блестящую морду размером с вагон, Влад, не глядя, ощутил нависшую над ним громаду. А когда он открыл глаза, то ощутил, как душа буквально уходит в пятки. Сердце, будто кроличье, быстро забилось о ребра. Змей приблизился так близко, что в нос оборотню ударил запах морской воды и рыбы.
Гигантская пасть с ноздрями-щелочками чуть открылась, показывая ряд острых, загнутых назад зубов.
На кого он с такими зубами охотится, если его кормят как рыбку в аквариуме? — отвлеченно подумал Влад единственной бесстрашной извилиной.
— «Это. Твой. Вопрос?» — проговорил Змей медленно, будто волоча каждое слово по земле.
Его оглушительный «шепот», казалось, исходил отовсюду, будто все вокруг превратилось в одну большую колонку. Когда в ушах перестало звенеть, Влад собрал дрожащие тонкие лапы под собой и отряхнулся.
— «Я х-хочу вернуть тв…в-ваш дар», — даже в его собственной голове просьба прозвучала жалко, как робкое замечание на ушко.
Он ничего не мог поделать с хвостом, который вопреки его воли трусливо поджимался к брюху.
— «Вернуть?» — с почти незаметной холодной иронией подметил Змей. — «Не жалко?Твой отец. Отдал. За мой дар. Свой. Голос».
— "Да. И жизнь".
—"Это. Уже. Не мне. Но тем более.В этой чешуйке жизненная сила. И ты так просто. Откажешься?»
— «Ну прям Змей-искуситель», — иронично ляпнул в мыслях Влад, забыв, что его слышат. Но нельзя же подумать до того как подумать. Повезло, что собеседник попался терпеливый и не подумал плохого.
— «А как же. Люди. Они теперь. Обречены на голод. Болезни. И страх. Ты отнял у них спасение».
— «От этого спасения никому нет спасения. У них с жиру крыша поехала. Они не готовы к таким дорогим игрушкам».
— «Думаешь. Можешь за них. Решать», — в холодном голосе послышался насмешливый интерес.
— «Я попал в жерло их решений. Так что да».
— «Так. Это. Месть?» — довольно прошипел Змей.
— «Если вам так угодно», — охотно подтвердил Влад, лишь бы уже поскорее перейти к делу и еще раз четко повторил просьбу. — «Заберите, пожалуйста, ваш дар обратно».
— «Давай», — Змей опустил голову еще ниже и чуть больше разинул пасть.
«Мне самому надо положить дар в дароприемник?» — озадачился про себя Влад и уже хотел пожаловаться, что не может обратиться из-за больной ноги, но вдруг понял, что спокойно на ней стоит.
Он прошелся, хромая по привычке и из осторожности. Лапа двигалась как новая. Он и не заметил, в какой момент она исцелилась, даже когда отряхивался от брызг — думал, что просто привык к тупой боли. Оборотень встал по-человечески, вытащил чешуйку из кармана жилетки и протянул к огромной пасти. От малейшего касания пластина вдруг поблекла, став легче бумаги. Ветер выхватил ее из лап оборотня, как сухой лепесток, и разбил в труху о первый же ледяной выступ.