Волчья песнь

Джаго снаружи были. Были, но... не одни. Двое нападали на отбивающегося мечом Сашку. Один лежал на земле с рассечённой башкой, ещё один пытался схватит Димку.

Сашка неожиданно - красиво и плавно - присел на расставленных ногах и, держа меч обеими руками, нанёс быстрый и точный косой удар справа-налево сверху-вниз, разрубив одного из врагов от левого бока до правого бедра, почти напополам. Потом отскочил в сторону так, что упавшее тело закрыло манёвр второму, в этот момент как раз попытавшемуся достать Сашку. Резкий отмах, фехтовальный выпад - и джаго повалился наземь, захлёбываясь кровью из горла. Ещё два быстрых шага в сторону - и Сашка вонзил меч между лопаток противнику Димки.

– Спасибо, - прохрипел тот, растирая по лицу пот.

– Не за что, можно было бы и подождать, - усмехнулся Сашка. Оба подняли головы, и Сашка весело крикнул: - Девчонки, вы там живы?!

– Почти, - отозвалась Галька.
– Горьке руку придавило, помогите!..

...
– Входите, входите, - приветствовал Горька друзей, - и можете не спешить. С такими приятелями, как вы, у меня все шансы проторчать тут ещё лет десять, не меньше.

– Помолчи, чёрт лесной, - дружелюбно сказал Димка, обнимая Люсю.
– Я вот так почти уверен, что ты сам на себя эту ерунду обрушил, чтобы остальные тут попрыгали кругом.

– Оригинальный способ привлечь к себе внимание...
– Горька скорчил жалобную рожу.

– С тебя станется... Хорошо хоть, девчонок уберёг! А то бы я тебя добавочно привалил...

– Он старался, - хмыкнула Люська. Галя внимательно посмотрела на неё:

– Между прочим, он тебя спас. Ребят, мы пробовали эту дрянь поднять, но пруты гнутся...

– Так, а теперь я попробую!
– Сашка прокрутил лёгким движением меч и подсунул его под стояк. Шире расставил ноги, пригнулся, вдохнул глубже, повозил ладонями на рукояти...

– Переломится, - предупредил Димка. Сашка ничего не ответил - только вдруг выдохнул: "Ах!" - и всем телом подался вверх. На руках рельефно выступили сплетения мускулов, перевитые взбухшими венами, лицо сперва окаменело, потом - задрожало, на лбу выступил пот. С треском лопнула на спине куртка - не по швам, а в нескольких местах по взбугрившимся мускулам. Четырёхсоткилограммовый стояк, поддавшись напору юного атлета, пошёл вверх - это было удивительно, но как бы не более удивительным выглядело то, что выдержал тонкий узкий клинок!

Димка и девчонки торжествующе завопили, словно на соревнованиях. Горька мгновенно выдернул руку - окровавленную, измятую, в ранах и кровоподтёках, но, похоже, не сломанную.

– У-у, - коротко простонал он.
– Как там ты говорил, Дим - может быть, это и есть счастье?

39.

Была чёрная, душная ночь - ночь перед грозой. Но, если небесная гроза ещё только напоминала о себе отдалёнными раскатами и зарницами, то гроза на земле уже разразилась.

Тяжкую перину ночи кромсали алые языки пламени и белые клинки прожекторов. Горела ферма, полыхали пристройки, выл пёс, которого переехала машина, дико, так, что можно было сойти с ума, выл сгорающий скот. С этими жуткими звуками мешались крики людей и рёв джаго - звуки ночного погрома.

Мужчины - защитники фермы - уже были убиты. Семнадцатилетний юноша, подорванный гранатой, свисал в огонь с остатков крыши, и одежда на нём полыхала, а ствол пулемёта, который он держал в руках, раскалился докрасна. Плечистый могучий мужчина, убитый ударами тесаков в грудь, лежал на трупе своей жены, с пистолетом прикрывавшей ему спину - всё ещё сжимая в руках окровавленный топор; вокруг валялись тёмными грудами три или четыре трупа налётчиков, попытавшихся взять людей живыми.

"Дикки! Дикки, братик!
– истошно кричала девушка лет четырнадцати, распятая железными штырями на дверях горящего сарая. Волосы её - рыжие, пышные - трещали и завивались от жара в безжизненные серые пружинки. Потом дверь с грохотом рухнула внутрь - в снопах искр - и пламя жадными щупальцами рванулось из-под неё, свиваясь в плотный кокон.

– Братик, Дикки! Не выходи!
– голос девушки стал безумными, извиваясь от невыносимой боли, она билась головой о дерево и рвалась из стороны в сторону, расширяя раны на руках и ногах... пока огонь не прогрыз себе путь через доски и не обнял уже её тело.
– Дикки! Дикки!! Дикки!!! Не вы-хо-диииии..."

Сгрудившиеся вокруг другой девушки - постарше - джаго следили за тем, как один из их приятелей насилует несчастную, которая, впрочем, уже была, похоже, мертва: тускло смотрели глаза, разбитый прикладом алый рот разинут в мёртвой зевоте... Рядом были разбросаны окровавленные части тела, принадлежавшие мальчику лет десяти или около того - он уже отмучился.

Ещё один мальчик - не старше пяти-шести лет - видел всё это. Лёжа в кустах за фермой, дрожащий, с изгрызенными в кровь пальцами, он смотрел на происходящее без мыслей, зная только одно - выходить нельзя...

...Он снова видел всё это!

Он снова видел всё это!

Ни единой подробности ужаса не стёрло время...

...
– Мамочка! Ма-ма!

– Дик, Дикки, не кричи, пожалуйста, не кричи, они вокруг...

Жуткое чёрное существо склонялось над ним. Конечно, это пришла Эгнес, его сожжённая сестрёнка - пришла за ним, и Дик снова хотел закричать, но внезапно понял, что лежит на земле, всё тело болит, совсем рядом грохочут взрывы и мечется огонь чудовищного пожара, а девчонка над ним - конечно же, никакая не Эгнес, а Машка. Просто вся в ожогах и копоти - но совершенно живая. Якорь надёжности, который помог выбраться из мира навалившегося в бессознательности кошмара. И Дик вцепился в неё:

– Маш... аgain... аgain... (1.)

1. ...опять... опять... (англ.)

– Тихо, тихо...
– она прижала к себе голову друга.
– Мы всё сделали... но нас выбросило...

– Ммммменя, похоже, здорово шарахнуло...
– Дик сел, с трудом удержав стон.

– Тише, - Машка приникла к земле, пригибая и его. Но их уже заметили - фигуры трёх джаго рисовались на фоне огненных вихрей. С лёгким посвистыванием трассирующие очереди прошили ночь над юношей и девушкой, приникшими к земле.

– Вон они, вон!
– раздался ухающий голос, полный злости и страха. Дик выхватил "парабеллум", но ни разу выстрелить не успел.

– Ложись!
– закричали откуда-то из темноты, раздёрганной хлыстами пламени - и очереди срезали всех троих джаго. Всё ещё не вполне понимая, что происходит, Дик и Машка держали оружие наготове, но к ним уже подбегали... их друзья! Все - живые, почти целые и невредимые...

40.

Олмер довольно хмуро сидел на холмике посреди поляны - как недовольная птица на ветке!
– и остальные не сразу сообразили, что он один, когда подняли торжествующий гам, сообщая своему младшему, что все живы и практически здоровы. Но казалось, что Олмер совершенно не рад ни этому, ни вообще возвращению друзей. Он вяло махнул всем рукой и уставился в землю у своих сапог.