Волчья песнь
Шрифт:
– Так, - Сашка взбежал на холмик, - вставай, бери свою половинку и пошли отсюда.
– Пошли, - без промедления, но как-то вяло встал Олмер.
– Эй, а Лулани где?
– тут же заозирался Горька. Олмер выдохнул так, что деревья на опушке явно собирались прогнуться:
– Я ей сказал, чтобы ушла и ждала меня в послёке... Мы ведь сюда ещё вернёмся?
– Д-да... но...
– Горька недоумённо поднял брови.
– Когда? Мы ж сами этого не знаем.
– Ну, это всё равно. Знаете, ребята, - германец огляделся, - не представляю, как бы она смогла... с нами. Ну, вы понимаете.
– Ясно, - Димка незаметно
В руке германца был нож.
– Заткнись!
– прошипел он, пригибаясь.
– Не смей о ней так говорить!
– Тихо-тихо-тихо, - Горька немедленно втёрся между ними.
– Олмер, убери нож. А ты, Дим, заткнись, а?
– Честное слово, ничего дурного я в виду не имел, - Димка хлопал глазами.
– Правда...
Олмер кивнул, вбросил в ножны клинок. Переведя дух, снова пояснил:
– Никто же ничего про неё не знает. С нами ей будет трудно... да и нас она задержит. Да, я хотел, я и сейчас хочу, чтобы она была рядом со мной. Но...
– он тряхнул головой.
– Но я же не до такой степени... эгоист!
* * *
Лесные Псы с волчьей стаей, нагрузившись боеприпасами, уходили на север. Они не льстили себе надеждой, что их не обнаружат - конечно же, обнаружат, и очень быстро. Тогда джаго перестанут гоняться за тенями по лесу - и рванут сюда. Сашка решил укрыться среди лесных озёр, соединённых многочисленными протоками, где сам чёрт ногу сломит, а населения - всего ничего. Там можно было запросто отсидеться даже в случае конца света. Другое дело, что людей, уничтоживших стратегический аэродром, будут искать так, словно конец света уже был - и за него надо мстить.
Ещё до начала бегства Галька объяснили волкам, что ждёт их друзей-людей и предложила остаться, затаиться где-то по норам, а ещё лучше - уйти в другую сторону. Девушка ещё и извинилась за то, что люди принесли неприятности волчьему племени.
Волки выслушали всё молча. Потом разом повернулись и следом за вожаком исчезли в шиповниковых зарослях.
– Вот те раз, - огорошенно сказал Сашка, теребя свой "хвост".
– Я-то думал... я надеялся, что они останутся...
– Мда, - признал Горька, - скверно. Союзники-то они отличные... да и я, например, уже привык к ним.
Все разочарованно вздыхали и переглядывались, поправляя снаряжение. Но в конце концов винить волков никто не смел - люди ворвались в их жизнь, перемешали её, ничего не дав взамен, ничем не помогая... И всё-таки был в душах неприятный осадочек - словно... не предал, а так, оказался слишком осторожным хороший друг. Иногда такое даже хуже, чем прямое предательство, потому что вроде бы и обвинить - не за что, язык не поворачивается - и прежних отношений уже нет и не будет никогда...
– Ну?
– Сашка оглядел своё воинство, выглядевшее куда более потрёпанным, чем обычно. Юные лица - серьёзны и усталы. Усталость въелась в них серой пылью.
– Пошли!
– он подкинул на спине рюкзак делая первый шаг этого похода - и уже чёрт знает какой по счёту в жизни.
И тут на поляну начали выходить... волки. Они выстроились почти что идеально ровной линией - шестнадцать самцов, одиннадцать самок и тридцать один подросший уже волчонок. Вожак протрусил вдоль строя, словно на разводе караула,
что-то коротко рыкнул, стая отозвалась разнообразными звуками.– Ребята!
– ахнула Галя.
– Они же идут с нами! Десять самцов!
Вожак потёрся носами со стройной невысокой волчицей, потом - положил морду на морду рыжего самца. Тот заскулил, мотнул хвостом, повёл прочь с поляны ещё пятерых самцов и всех самок с волчатами. Сам же вожак, подойдя к Сашке, вдруг взметнул широкие длинные лапы ему на плечи.
Жёлтые глаза волка умно и открыто смотрели в серые глаза человека.
* * *
Первый день почти до темноты они бежали, не останавливаясь, ещё надеясь на то, чтобы вырваться из гипотетического окружения, кольцо которого, конечно же, уже начало смыкаться. Это было уже привычно-ритмичное движение - безостановочное и быстрое. Скользили по сторонам волки - серыми тенями, растворяющимися в сумерках. Когда стало трудно различать, куда ставишь ногу, Лесные Псы просто улеглись - там, где стояли...
...Проспать долго не удалось. Всех разбудил шум винтов винтокрыла. Огромная машина шла над самыми верхушками деревьев, полосуя землю лучами нескольких прожекторов. И люди, и волки замерли внизу. Они не сдвинулись с места, даже когда несколько очередей наугад выжгли вокруг дымные просеки. Видимо, сверху засекли чем-нибудь группу целей, но приняли их за крупных животных и стреляли с досады.
Мимо - всё мимо, к счастью. Но Сашка тут же поднял своих. Конечно, когда винтокрыл вернётся на базу, там найдутся головы посообразительней...
С рассветом они пересекли магистраль, построенную ещё век назад. Шоссе по четыре ряда в каждую сторону было, наверное, единственной (и давно полузаброшенной!) автомобильной дорогой, пересекавшей весь материк. И буквально через секунду после того, как отряд пересёк полотно, по дороге проехала бронеколонна. Медленно, развернув башни влево и вправо в сторону леса. В люках - никого.
– Влупить бы, процедил Дик, тиская пулемёт.
– Давай, - кивнул Димка, - только мы подальше сначала отбежим, чтобы нас не задело, когда тебя с землёй мешать станут... Нам сейчас так и так главное - подальше убраться.
Конечно, тошновато было неподвижно смотреть, как миом ползут чёрные гигантские туши, терзающие дорожное покрытие траками двойных гусениц. Утешало только одно - колонна явно... боялась. Джаго сидели за бронёй и тряслись, не осмеливаясь и нос высунуть наружу.
Что не удалось вырваться - стало ясно довольно быстро, когда сначала волки учуяли, а потом и ребята увидели проезжающих сквозь лес верховых. Их было не меньше полусотни, и ехали они очень широко, страхуя друг друга.
Без единого слова всем подались чуть назад и в сторону. Больше никто не бежал - шли осторожно, "ёлочкой", волки бежали впереди. А вскоре стали ясны и масштабы облавы - когда отряд наткнулся на минное поле. Мины были установлены явно только что, внаброс с воздуха, и так часто, что просто глаза на лоб лезли. Снимать? Пробираться, полагаясь на волчье чутьё и свой опыт? Бранка прошла на двадцать метров вглубь, потратила на это двадцать минут - и вернулась, молча и досадливо махнув рукой.
По кромке поля они прошли три километра, пока наконец Горька не сказал задумчиво и проникновенно: