Волны словно кенгуру

Потом в вышине побежали тонкие белёсые облака. И вдруг на нас плотной стеной надвинулся мокрый холодный туман.

– Ну вот и Япония позади, - подумал вслух боцман.

– Скоро в бассейне будем купаться, - сказал Витя.

– Это ещё как сказать: как пойдём - югом или севером. На север - бр-р!
– вздрогнул кто-то из машинистов.

– Как капитан решит, так и будет, - заключил боцман. А я подумал: "Да как бы ни шли, всё равно в Лос-Анджелес".

СЕВЕРОМ ИЛИ ЮГОМ?

И всё-таки мне не терпелось узнать, как пойдём.

Хотелось югом. Про юг только подумаешь, а перед глазами уже синие волны, стаи летучих рыб, пальмы над островами.

Я открыл дверь рулевой рубки и оступился. Темень! Только с переборки смотрели на меня зелёные цифры часов.

Потом кто-то прошёл мимо:

– Не спится?

Капитан! Голос его я узнал сразу.

– Не спится, думается потихоньку, - ответил я.

– О чём?
– Капитан говорил чётко, отрывисто, как отдавал команду.

– Как пойдём... Капитан усмехнулся.

Он может и не ответить. Это уже капитанское дело. Но он вдруг спросил:

– А вы бы как пошли?

– Я бы югом.

– Так я и знал, - рассмеялся капитан.
– Пальмы, острова, акулы...

– Конечно! Да и веселей, - признался я. И вспомнил светящийся лайнер по пути в Японию.

– А хорошо бы, а, Атлас Вогизыч?
– сказал в темноту капитан, и из штурманской рубки выбежал почти мальчишка, лобастый третий штурман. Сколько мы в прошлом году с вами из Европы югом топали?

– Сорок пять суток!
– отчеканил парнишка.

– Повезло вам, - как-то радостно позавидовал капитан.
– Из училища и сразу в такой рейс. Всю Африку и Азию обошли!

Я посмотрел на штурмана: не штурман, а штурманёнок. А ничего себе "Атлас" - весь атлас обошёл.

– Небось с детства экватором бредили, а?
– спросил капитан.

– Не-а, и не думал!
– весело сказал штурманёнок.

– А как же на море попали?

– Случайно, - ещё веселей вспомнил Атлас Вогизыч.
– Дружок говорит: "Поехали в морское училище". А я у себя в Татарии моря никогда и не видел. Подумал и согласился. Стали сдавать экзамены. Я сдал, а он сплоховал. Он домой в степи, а я - в море.

– Повезло!
– сказал капитан.
– А я всю жизнь мечтал о море. Учился в школе - думал о море. Работал в шахте, а в голове - море! Тоже юг, пальмы, корабли...
– И вдруг он крикнул: - Десять влево!

– Есть десять влево!
– ответил вахтенный.

Перед самым носом теплохода во тьме замигал фонарик. Наверное, заплутал какой-нибудь японский рыбак. Ползает без огней - того и гляди, налетишь.

Лодка быстро стала отгребать в сторону, а капитан скомандовал:

– Наблюдать!
– И повернулся ко мне: - А там, на юге, на каждой миле пароходов и лодок - как такси на улицах. Туда-сюда! Ни матросам, ни штурманам ни сна, ни отдыха.
– И усмехнулся: - А отдыхать-то всем надо. И нам с вами тоже. Пошли по каютам!

Я спустился в каюту. Прикрыл иллюминатор, лёг и тут почувствовал, как гудят руки.

КАК ПОЛОЖЕНО

Утром я натянул робу, влез в сапоги. Хорошо, удобно. А Виктор хлопнул меня по плечу:

– Вот теперь ты матрос.

Никоныч достал ещё широченный плащ, зюйдвестку и велел:

– Надевай. Пароход мыть будем.

Потом осмотрел меня со всех сторон быстрым зелёным глазом - второй у него был белёсый, как в тумане, - и загудел:

– Ну, гвардия, пошли! Ты - с Витей и с Яшей мыть надстройку. Остальные - за мной, на палубу. Вымыть мне пароход, как младенца! Чтоб всё...

– .. .как положено, - закончил бородач Яша и выбил вдруг ногами чечётку.

– Точно, - подтвердил боцман.

Я схватил ведро, побежал за горячей водой и заплутал. Смотрю, на трапе - Наталья, рукава тельняшки закатала, что-то напевает и драит ступеньки тряпочкой. Вспыхивают медяшки, как золотые. Оглянулась на меня и показывает: "Горячая вода в душе!"

Набрал я воды. Яша наладил шланг, Витя - щётки. Развели в кипятке мыло и взялись за дело.

Помыли переборки, добрались до трубы. Витя посмотрел вверх, сдвинул берет на затылок и говорит:

– Сверху мыть надо.

Забрался на трубу, пристроился и давай сверху щёткой гарь счищать. Я натираю трубу снизу, а Яша из шланга грязь смывает. Вода свистит, даже без солнца, как павлиний хвост, сверкает. Яша мокрый, вся борода в ручьях!

Вдруг шланг вырвался у него из рук, струя хлестнула вверх. Витя нырнул за трубу, как закричит:

– Ты что, борода! Меня смоешь!

Яша засмеялся, весело сверкнули зубы: "Ничего! Не смою!"

Взялся за шланг я. И у меня он хитрит, как живой. Выворачивается, упрямится. Направил я воду на трубу, а брызги в ответ по лицу, по плащу, как дробью, хлещут. Я прихватил брандспойт покрепче, прижал пальцем край, и вода веером пошла по трубе. Краска под нею как лаковая засветилась. Даже посветлело кругом!

Посмотрел я на палубу вниз, там боцман стоит в плаще и зюйдвестке, как рыцарь в латах, и тоже брандспойтом орудует. Вокруг него волны гуляют. Летят вниз обрывки японских газет, коробки от сигарет, куски щепы! Мойка!

Забежал на минуту "грузовой" Виктор Саныч проведать. Оглядел нас, мокрых, и спрашивает:

– Ну как?

– Как положено, - говорю.

Наконец вымыли трубу. Яша обошёл вокруг неё и опять выбил чечётку.

– Ну что, пошли дальше?

А Витя спрыгнул, достал сигарету и сказал:

– Подожди, цыган, не посидишь! Тебе бы с табором кочевать!

– А я и так кочую, - засмеялся Яша.
– Вон как - от Владивостока до Америки! И с табором! Это тебе сидеть бы всё на месте, в родной деревне, морковку дёргать. Палубу красишь, а про огород думаешь.

– Ну, цыган!
– улыбнулся Витя.
– Всё бы ему смеяться!

Так и сверкает зубами. Небось специально вставил, чтоб блестело!

Тут и я рассмеялся: это он верно подметил. Любят цыгане, чтоб блестело.

– Конечно, специально!
– отозвался Яша.
– Клюшкой на стадионе по зубам вклеили, а жевать-то охота!

Мы захохотали все вместе.

– Жевать, точно, хочется, - сказал Витя и потёр живот.
– Ты бы вот погадал, когда обед.

– Позолоти ручку!
– подмигнул Яша.

Но тут Никоныч махнул с палубы зюйдвесткой:

– Шабаш, хлопцы! Обедать пора!

И всё вдруг стихло. В машине отключили воду. Шланги успокоились, умолкли. Только ручейки в стоках-шпигатах фурчат, как после тропического ливня. И с нас капли падают: кап-кап...

Докурил Витя сигарету. Бросил - как раз в поток. Она побежала по ручейку и нырнула за борт.