Володарь железного града

— Князь Мстислав?! — сидевший за ажурным столиком из атласского кедра патриарх изменился в лице увидев меня.

Неудивительно. В дороге я с сопровождающими не общался, спихнув организацию на Борислава, главу личной охраны, прекрасно владеющего тюркским наречием. Тональный крем, крашенные в рыжину волосы, зелёные линзы и паколь[i], вкупе с неброским халатом торговца средней руки, хоть и не делали из меня аборигена, но и особого внимания не привлекали. В Султании хватало чужеземцев из Герата.

— Ваше святейшество! — я поклонился чуть больше обычного.

Мужчина с висками, едва тронутыми сединой, и цепким взглядом карих глаз был облачён в строгую чёрную сутану с красными отворотами, подпоясанную аналогичного цвета широким поясом. К столику прислонён неброского вида посох с навершем в форме шаре. Патриарх привстал и, коротко меня окрестив, жестом пригласил за стол.

— Фарси, греческий, латынь? Простите, но я не владею вашим языком.

— Как и я вашим, патриарх, поэтому оставим тюркский.

По жесту Мар Дынха слуги поставили ажурную бутыль вина рубинового цвета и сервировали стол оливками, овечьим сыром и свежей зеленью. Водрузили и серебряное блюдо с белой каспийской икрой, прозрачными на просвет ломтиками осетрины. Патриарх знал толк в закусках.

— Угощайтесь.

— Благодарю, я не голоден. Но из уважения всё же поднял бокал и отпил несколько глотков, отметив его необычный вкус.

— Гранатовое, — с грустью ответил патриарх. — В то время, когда я был послушником в Багдаде, в окрестностях Кундуза ещё стоял монастырь, поставлявший нам этот нектар богов… Последние запасы.

— И что же с ним стряслось?

— Погромы. На том месте остались лишь разбитые надгробия. Варвары сожгли даже сады. Ну не будем о грустном, — Мар оживился и, взяв в руки посох, опёрся на него, немного подавшись вперёд. — Как бы не сложился наш разговор, от лица церкви Востока я хочу поблагодарить вас за богатые дары. Два воза крестиков, десять тысяч больших свечей! Золотые и серебряные нити, не говоря о гиперборейских тенге. Приезд в Солтанию менышее, что я могу дял вас сделать. Признатся, моя церковь находится в плачевном положении и столь щедрые дары… Будьте уверены, во всех епархиях пройдут торжественные службы за ваше здравие.

— А вот этого не нужно. Я бы хотел сохранить инкогнито. Во всяком случае, до того момента, когда в моём княжестве официально не откроется автокефалия церкви Востока.

— Понимаю. Но всё же, князь, может быть, ограничитесь митрополией? Я несколько раз перечитывал ваше послание и не совсем понимаю зачем на Руси патриарх?

— Митрополии у нас уже есть, целых две штуки.

— И обе во власти Константинополя. Мне известно о разногласиях, возникших между вами и митрополитом Феогностом, — Мар слегка ухмыльнулся, показывая осведомленность. — Говорят некоторые богословские вопросы дошли до самого Иоанна XIV. Уверяю, с мой стороны вам не будет грозить отлучение.

Сложив ладони и оперев подбородок, ещё раз внимательно всмотрелся в лицо собеседника. С первого взгляда он показался открытым и честным человеком, а сведения, собранные о нём на стороне, говорили, что молодой патриарх не имеет грязных пороков и в силу своего положения старается нести слово божие и сохранять паству. На другой стороне весов — интересы епископов и митрополитов, а о группировках, сложившихся внутри церкви Востока, я не знал решительно ничего. Щелкнув пальцами, дал знак слуге, и он услужливо подал тубус внушительных размеров, который я передал патриарху. Мар с трепетом развернул белоснежный лист ватмана и вцепившись «пожирал» рисунок глазами.

— Я начал возводить собор святого Макарония. Купол этого сооружения будет втрое больше чем у Святой Софии, а по высоте он превзойдёт Кёльнский собор. Думаю, подобное сооружение значительно поднимет авторитет церкви Востока в христанском мире.

— Невероятно! — Мар ещё некоторое время изучал набросок, задавая массу вопросов. — Но этот святой, откуда он? Жизнеописание, святцы…

— Разве это имеет значение? По-моему, важнее у какой церкви будет самый большой, и самый красивый собор.

Мар отложил чертёж, сделал несколько глотков и посмотрел на меня:

— Значит, вы не отступите от своего?

— Нет.

— Поймите, у нас традиционно один патриарх, а решение ввести новую автокефалию может усугубить и без того плачевное положение церкви.

— При всём уважении, не вижу проблем. Вы объявляете себя Вселенским патриархом Востока и сформируете на соборе пять или шесть патриархий, вместо митрополий. От этого ваши митрополиты и епископы только выиграют, а вы поднимете статус до Папы Римского и Константинопольского патриарха.

— Если бы всё было так просто, как вы говорите. Вы далеки от нашей церкви, князь, и не представляете.

— Чего я не представляю?! У ваших митрополитов что, кровь не течёт? Или они не любят вкусно кушать, не хотят служить в новых и просторных церквях, в конце концов получить более высокий сан и достойное жалование? — я достал небольшой свиток и протянул его патриарху. — Прочтите и внимательно и подумайте, прежде чем ответить. Внимательно. А я напомню, где-то поблизости имеется халдейская церковь, а ещё нехалкидонские, целых шесть штук и везде, везде автономные патриархи в бедственном состоянии. Мне в сущности без разницы, кто из вас первым, благословит моего патриарха.

Собеседник подобрался, руки его задрожали, казалось, Мар не расслышал последних слов:

— Два миллиона тенге! Два миллиона! — твердил он шёпотом.

— И это лишь начало. Скажу сразу. Русская автокефалия платить десятину не будет, но нам и не потребуются ваш служители. Хотя от священных и греческих книг я не откажусь. Мне нравится ваша церковь, Мар, терпимостью и гибким подходом, поэтому ПЕРВЫМ я пришёл не к папе, а к вам. Вы же умный человек и видите в какой упадок пришла некогда могучая церковь Востока. А знаете почему? Думаете всё дело в исламе? Нет, вы слишком увлеклись сговорами с властью. Славили в храмах погрязших в разврате ханов, принимали из их рук дары политые кровью декхан, а когда стали не нужны ильханам, вас просто выкинули на помойку. Поверьте, у себя на родине я наблюдаю похожую картину. А что дальше? Грядёт большая беда. Черный мор. В Юань от него погибли сотни тысяч людей и с каждым днём он всё ближе, и ближе. Мои люди побывали в улусе Чоготая прошлым летом. Там творятся ужасные вещи. На улицах Баласагуна не осталось в живых ни одного человека, лишь пустые дома и горы трупов что терзают дикие звери, а в сердцах тех, кто волею проведения остался в живых поселился страх ибо повелители оставили их на растерзание разбойников, тогда как сами в страхе бежали в горы. Мои торговцы говорят, чума уже бесчинствует в Таласе.

Патриарх перекрестился.

— Мне это ведомо. Многие несторианские общины в окрестностях озера Тэмиртунор погибли. Божья кара. Мы ничего не можем с этим поделать.

— Ещё два, три года и чума придёт в царство Ильхамов, где соберёт богатую жертву. Миллионы погибнут. В стране воцарится хаос и голод и как вы думаете, уважаемый Мар, кого власти и мусульмане сделают крайними?

— Нет! — патриарх в ужасе от меня отстранился.

— Да. Если вы собирали обо мне вести, наверное, слышали — княжество наше полно диковин, а многие простые люди живут не хуже богачей. И это действительно так. Я приплыл к вам на лодках без весел и парусов, а по дорогам моего княжества ездят повозки без лошадей, сокращая путь в дремучих лесах с месяцев до дней. Города же и базары соединяют железные нити, по коим слова человека можно передавать за сотни фарсахов!