Володарь железного града

Хотя Ростовское княжество де юре оставалось «независимым» оно де-факто попало под жёсткий протекторат Москвы и было расчленено на два половины, так же, как и сам город Ростов, разделившийся на стороны — Борисоглебскую и Сретенскую, доставшиеся Фёдору и Константину Васильевичам, внучатым племянникам последнего независимого князя и ныне играющим роль кивал при Семёне Ивановиче. Собственно, Ростов от печальной участи Переяславского княжества спасло ровно два обстоятельства, Узбек не желал усиления сюзерена, а Великий Новгород, контроля Москвы над Устюгом. Вклиниваясь на северо-востоке во владения Новгородской республики, родина дедушки Мороза, с самого своего основания служила опорным пунктом ростово-суздальских князей, преграждая дорогу в древнее Заволочье, являясь ныне ключевым форпостом Москвы в сборке «дани с пермские люди», оно же закамское серебро. В последние годы это важнейший источник дохода для московской казны, который несколько лет назад выбил Калита с Господина Великого Новгорода. Бояре, скрипя зубами на выплату официальной дани согласились, но, с огромной фигой за поясом. Москва обязалась собирать дань своими силами, а господа новгородские всеми правдами и неправдами вставляли палки в колёса на пути переходу Устюга под руку Великого князя.

Ростов идеально подходил на роль независимой площадки для съезда князей, играя роль прокладки между крупными Ярославским и Новгородским княжествами. Папа Семёна неслабо потрудился, нагибая соседей, и в подобном подвешенном состоянии находились многие соседи не в меру шустрой Москвы. Справедливости ради стоит отметить, что не только зависимость от Калиты привела сюда три десятка князей, но и всё возрастающая активность Мстислава Справедливого, связанная оттоком беглецов на его стройки, а что ныне на Руси самое ценное? Верно. Не злато и не серебро, не зерно и пушнина, а люд чёрный. Мало народу на Руси, мало и эта феодальная грызня, длившаяся больше века, в конечном итоге вертелась округ правила — кто, да у кого больше народа уведёт к себе под руку. Свистопляска сия началась, по-хорошему, ещё раньше, веке в XI — ом. Сменялись лишь «союзники» и их доля в живом товаре: чёрные клобуки, печенеги, половцы, татары…

Перчинки добавила недавняя анафема. Семён Иванович и сам в некотором ошеломлении находился. Думал, как и обычно, митрополит князя отлучит, дабы тот посговорчивей стал, а он едва ли не всё княжество обнулил. С одной стороны это здорово проблем прибавляло, а с другой, размытость формулировок открывало широкий простор для действий. Объявить ряд о гостинце недействительным? Пожалуйста. Прищучить всю проНовосилькую партию и по ходу расчехлить гостей, активно торгующих с отлученным князем? Легче-лёгкого. Официально охолопить черный люд, как тараканы прущий к проклятой дороге? Хм. Да ему и слова теперь никто не скажет. Подвинуть неугодных бояр? Пожалуйста. Радовало и другое. Холмский и Белозёрский князья, невольные союзники Мстислава отныне будут сидеть тише воды, ниже травы. Носу из уделов не кажут, так-же как и Пронские. В угоду пришлось и недавнее письмо Колывана. Наримунт, Ольгерд, Монтвид, и Кориат сформировали коалицию продавив антипольский союз Любарта, Евнутия и Кейстута. Последний оказывается умер на днях, при весьма загадочных обстоятельствах. Колыван намекнул в письме, что вывел всё к вине Мстислава, отчего Ольгерд, любивший этого брата больше прочих, рвал и метал. Ну и назначение врага Гедиминовичей, Василия Пателеймоновича послом к королю Кастилии и Леона маслица в огонь подлило, вспомнили князю и разбитый по осени, в хлам, отряд наместника Корелы, где положили огненным зельем больше сотни гридней из семей близких князю Любарту. В Вильно сейчас полыхает и в общих чертах границы сфер влияния, от Псковского княжества до Курской тьмы братья одобрили, а негласный договор усилиями Колывана близок к подписанию. Сейчас Гедиминовичи решают вопросы перемирия с Польшей и определяют направления ударов. А то, что часть литовских дружин пойдёт на Новгород Семёна устраивало. В Орде ему намекнули что лезть за Оку нежелательно. Ну и что? Пусть они с Литвой грызут друг дружке глотки за Светлояр. В одном Стальграде железа столько, что у него голова кругом от сведений гостей и агентов, а торги, а огромные склады на его землях полные добра? Верфи Лобынска полные чудных судов и железных бочек, богатые городки и главное, дорога. О-о-о нет. Уж её зорить князь никому не позволит. Брат ему поведал ТАКОЕ, что их прежние планы мягкой, доброй и неторопливой экспансии на земли соседей, продолжающие политику отца, придётся в корне менять. Лавры Святослава Храброго и Александра Македонского заиграли пред взором князя в новом свете.

Семён с выскочившим словно чёртик из табакерки князем будто с катушек сорвался. Ну не мог он ничего с собой поделать, почём зря винил чародея в свалившихся на его голову невзгодах. Отец строил-строил княжество, а у него оно ползло аки рваный зипун у нищего, разом и вовсе стороны! Большого труда стоило Ивану удержать его ударить зимой… Ладно, сие дело прошлого, а ныне разумею выйдет не хуже.

Собравшись, Семён Иванович выступил на съезде с гневной, загодя подготовленной речью, призывая князей собрать войска и сообща, усмирить еретика. Слушали сродственники его внимательно, не перебивая и лишь изредка задавали наводящие вопросы касаемые военной части. Так-то уговаривать особо никого не пришлось. Помимо Ярославичей, прибыли рязанские бояре с малолетним князем Глебом, Тверской и Кашинский князья, Смоленский князь Иван Васильевич ставленный отцом только и смотревший ему в рот, Александр Всеволодович, новый князь Псковский тоже его человек, Тарусский князь Юрий Всеволодович и оба Тита, Мстиславич и Святославич, князья Карачаевский и Елецкий. Дмитрий Александрович Брянский не приехал, но прислал от себя бояр и сына, сам же отправился в Глухов, уламывать своего родича Великого князя Глуховского и Новосильского, Михаила Семёновича. Ещё и обиженные Мстиславом бояре тут как тут, для Порея так вообще звёздный час наступил, каждый день его дружина пополнялась кровниками и любителями лёгкого заработка. В стороне остался лишь Муромский князь, Василий Ярославич, занявший нейтральную позицию, в силу удалённости. Если смотреть в ретроспективе и учитывать географию, то потенциально Семён мог собрать под свою руку тысяч пятнадцать-шестнадцать. На треть больше, чем его ещё не родившийся племянник перед Куликовой битвой, однако в конкретном случае, многое, если не всё зависело от логистики и ресурсов, вокруг них то и разгорелись споры.

— Вам то хорошо, а мне что прикажете делать? От его гостинца до Ельца полдня пути. Мстислав меня как жука раздавит, даже не заметит. Елецкий князь, от возмущения скинул на пол горлатую шапку, украшенную златом и соколиными перьями, топнул ногой. В общих чертах, план Колывана приняли, решив наносить множество ударов в разных местах, избегая генерального сражения, а положение Ельца, отрезанного от Оки пространствами чужого княжества, было в этом свете, мягко говоря, провальное.

— А тут и думать неча, Тит Святославич!

Его по плечу ударил Ярославский князь Василий Давидович Грозные Очи. Среди присутствующих он был самым опытным, искушенным в интригах необычайно, проведя в Орде в общей сложности около десяти лет, на секунду, вдвое больше Калиты. Когда скончался Калита он, Тверской князь Константин Михайлович и Суздальский князь Константин Васильевич, оспаривали у Семёна ярлык на великое княжение, но продули московскому админресурсу. Само собой обида осталась немалая и былое влияние отца на этих прожжённых стариков Семён не мог вот так, запросто интерполировать, поэтому, зазывая в поход пообещал каждому не только долю в добыче, но и присовокупил по тысяче рублей, не считая жита и сена для конных дружин. Впрочем, остальных князей это не касалось.

— Мстислав хоть и еретик, но грады не жжёт попусту. Ничего с твоей вотчиной не будет, отъезжай с дружиной в Тарусу, опосля, как разобьём супостата возвёрнёшь и свою долю получишь. Сам видишь, непрост змий. С наскоку не его взять. Тит с ненавистью сплюнул, поднял шапку и отошёл к светлице, а Василий тем временем нашел Семёна и отвёл князя в сторонку.

— Ты положи ему три сотни гривен, — зашептал ярославский князь. — Дружина у князя невелика, но нам всяко лишней не будет, да и на съезде мутить воду он не станет. Не пригреешь у себя, он к Мстиславу переметнётся. И вот ещё что, Семён. Мою долю отошли немедля в Ярославль. Припасу надобно собрать, меринов, бояр вольных, кого встряхнуть, а кого, — боярин понизил голос, — на болото спровадить. Ты особливо не думай, что ежели анафему продавил нам они сие вот так, запросто, с рук спустят. Многие гридни, особливо бояре вольные готовы ему под руку идти, сказок черни про Спасителя наслушавшись. Ещё больше праха огненного его да новой кованной рати боятся, прочие, на злато падки. Нам воев кровушкой повязать надобно, кровушкой. Пусть вырежут пару тройку погостов, под корень, с дитями, опосля слушок пустим кто да кого, да где побил и сих гридней Мстислав не сманит. Зная его норов кабы, он их за такое по составам разомнёт[i], али повесит яки татей. И пусть. Мы сие в свою сторону обернём. В этой войне Семён, не прах, не хладный уклад решит, а сердце. Вот, тута!

Василий Давидович согнул руку к лёгкой кольчуге и несколько раз похлопал себя по груди, сделав честнейшее лицо.

— Не по-христиански тако поступать, князь. Наши всё же люди, не басурмане. Да и дружина такое не одобрит. Семён с осуждением посмотрел на собеседника, нахмурил брови, а князь в ответ лишь ухмыльнулся.

— Молод ты ешо, Сёмен Иванович. Думаешь твой отец с белыми ручками к великому княжению шёл?! По горло в кровушке Иван замешан и тебе останавливаться не след. Найди одёжи воев княжеских, боярам шепни дабы лихих людишек нашли и пусть они оборотнями по окраинным погостам да вервям пройдут, церквы да дома пожгут, порубят да ссильничают чернь. Вона Порей на него зло держит. А сколь у Мстислава кровников из тех бояр, что он на Дубне порубил, кого в клетях заставил друг дружку убивать аки медведей на торжище? Есть людишки для такого дела, есть, — шипел, шептал словно змей искуситель ярославский князь.

— С черни не убудет, подотрутся да дальше пойдут, а ты угрозу великую от семени Рюрикова отведёшь. Пошто волком смотришь?! Думаешь азм за серебро да злато с тобой иду, за мзду?! Нет. Мои ведь холопы тоже бегут к нему, ешо как бегут. И от суздальских, и от карачевских, и от ростовских. Уходят людишки наши аки водица чрез песок, а с ними и сила наша тает. Про пирамиду слыхал?

Семён торопливо кивнул.

— Смотри. Чернь да ратаи с холопами в самом низу стоят, на коленях, поверх них гридни да служки, на их плечах жируют сидючи на лавках бояре да тиуны, а на самом верху мы на ложах почиваем. В злате и серебре ходим, кушаем пряности да сласти восточные, рыбицу белую да красную, вина заморские попиваем да меда столетние, девиц красных сношаем. А Мстислав, будь он неладен супротив самой основы пошёл! Хотя и наших кровей. Аки червь пирамиду сию он точит и точит, точит и точит. Каждый, божий, день, точит! — голос князя задрожал, сам он покраснел и начал заводиться, словно молотом вбивая кажде слово. — А когда сия пирамида завалится чернь встанет да отряхнётся, гридням да боярам бока может намнут, палок вспылят да отпустят на все четыре стороны, а мы с тобой Семёнушка лететь будем с самой верхушки и убьёмся, а не убьёмся так помогут. Посему не дури, а делай по уму, как я говорю! Попомни, второго шанса он нам не даст. Я ведь с князем, в отличии от тебя речи вёл глаза в глаза. Нутро его гнилое сразу узрел.

— И что же ты там такого увидел?

— А то! Стелет он мягко, да опосля спать жёстко. Без советов старых князей скушает он тебя, не подавится. Сам диву даюсь откуда у него стокмо ума. Не иначе от деда, а тот Юрию крови попил, оков! И внук в него, шило в жопе свербит. Борода коротка, а в жизни смыслит поболее иного старого князя, а так не бывает! Не бывает! Азм как не крути шестой десяток на свет живу. Знаешь, иной раз кажется, что дед в тело внука вселился, аки упырь. Был ведь молодец, как и прочие князья — жрал в три горла, пил, девок портил, хотел злата, славы и звона мечей. Все мы таковы по молодости, ан нет. Взял да вышел весь, навыворот перевернулся. Чудить стал, измысливать как труд черный облегчить, справедливости ему захотелось! Тьфу! Ладно, Семён, пошли. Опосля измыслим како лучше всё обставить.

Давидыч подхватил руку Семёна направляя к столам, где уже вовсю кипела братина.

— Надобно мда пригубить и решить с князьями сколь ратаев окручивать в посоху, сколь им корму положить, да кто сей корм будет гривнами оплачивать, — Василий Давыдович при этом выразительно глянул на Великого князя.

[i] Четвертует (древнерусское выражение)

Глава 33

Нижнее течение Волги окрестности города Сари-цу

Приключения, невольный перерыв и ознакомление с шедеврами античной науки лучшим образом отразились на мышлении. На обратном пути я активно работал с ключевыми проектами убирая. Окончательно определился куда идти в импульсной телеграфии по ходу закрыв ребус со скоростным фототелеграфом, откорректировал альтернативы калильному двигателю проекты двухтактного спиртового ДВС и псевдо-дизеля[i] без свечей и ТНВД. Доработал древо исследований по проектам: второго поколения радио Поулсена, лазера рубинового и голографического направления, методам выращивания кристаллов, никелево-солевому и железно-никелевому аккумуляторам, электрическому органу[ii], простейшей катодной и рентгеновской трубкам, эрзацу просвечивающего электронного микроскопа, дуговым электрическим печам постоянного тока на 100, 500 и 2000 кг. с обвязкой и электро-шлаковыми печами на этой схеме, вариации вычислительной машины Перси сочетающей механическую часть, диодно-резисторную логику, и биаксы[iii]. Схема, как Менделееву, во сне пришла. Я аж не поверил, только и вскрикнул, а что, так можно было?! Вскочил, карандаш в руки и бегом зарисовывать. Посмотрим, что в итоге получится. Я, как и всегда надеюсь на лучшее. Как ступень к настоящему компьютеру такая конструкция будет идеальной и за пояс заткнёт монстров типа машины Беббиджа и табуляторов. Нечто похожее на смесь Z1 и Z2 Конраде Цузе вышло, но, с вводом команд с перфоленты.