Волшебство на грани

– Сумасшедший сегодня день… – слабым голосом произнесла Карсилина, закрывая глаза.

Амулет погас, из него испарился последний лучик света. Руки её ослабли. Сердце остановилось. Все было кончено.

– Не умирай! Пожалуйста!

Я все ещё сжимал её руку, не мог отпустить, боясь порвать ту единственную нить, которая нас связывала. Болезненная пустота сковывала сердце. Происходящее напоминало кошмарный сон. Только это была реальность. Жестокая и необратимая.

Её больше нет.… Как это страшно звучит! Её нет.… Нет!!!

***

Не знаю, сколько я так сидел, прибывая в ступоре и сжимая её безжизненную руку….

Я был подавлен и опустошён.

Дверь отворилась, и вошёл Димка, следом за ним появились в комнате Альфред, Мартина, мой отец и несколько врачей.

– Что с моей сестрой?! – испуганно спросил Альфред.

Один из докторов подошел к Карсилине и попытался нащупать пульс. Все пришедшие напряженно ждали, что он скажет.

– Она мертва… – Сообщил доктор.

Мартина взглянула на Карси, вздрогнула, затем медленно села в кресло, глотая слёзы.

Альфред тихо подошёл ко мне и опустился на колени рядом с кроватью.

– Сестрёнка… – Прошептал он убитым тоном.

Димка стоял возле дверей, за спинами растерянных докторов, боясь пошевелиться, и почти не дышал.

– Скажи, пожалуйста, почему так вышло. – Обратился ко мне отец.

Но я, всё ещё не до конца осознавал произошедшее.

– Семён, пожалуйста, расскажи нам. Мы должны знать. – Попросил Альфред, похлопав меня по плечу, пытаясь вернуть к реальности. – Нам это очень важно.

Таким грустным и серьёзным при мне Альфред ещё никогда не был.

И я заговорил, хотя в горле стоял болезненный комок:

– Гадритта заманила… нас…

– Что это ещё за самодеятельность! – возмутился Прохор Мылченко. – Вы должны были сообщить куда следует!

Но тут подала голос Мартина, она вытерла слёзы рукавом и попросила:

– Прохор Платонович, не кричите на него, пожалуйста.

Я, глядя в одну точку, продолжил:

– Она забрала у Карси энергию… Жизненную энергию, без которой человек не может…

– Как так получилось? – тихо спросил Альфред.

Я тяжело вздохнул, пытаясь заставить свой голос звучать твёрдо:

– Сулитерия отравила себя «Ядпроксом»… Карси пожертвовала собой... чтобы вернуть её…

– Нельзя было! – сердито заметил мой отец, Мартина даже вздрогнула.

Он стукнул себя ладонью по лбу и сказал:

– Для этого тёмного ритуала подходит энергия любого человека. И Карсилине не обязательно было…

Оказывается, я потерял её из-за такого пустяка! Так не должно было быть!

– Почему ты этого раньше не сказал?! – Крикнул я, раздражаясь.

Отец не нашёлся, что ответить, а я поднялся с колен, и нервно, словно в паранойи, проговорил:

– Она не может вот так просто взять и умереть!!

Сильный порыв ветра распахнул окно и ворвался в комнату, раскидал несколько листов бумаги, лежащих на тумбочке, растрепал Мартине волосы и пошевелил занавески.

– Закройте, пожалуйста, окно. – Чихнула Мартина.

И только Прохор Мылченко потянулся, чтобы захлопнуть окно, ветер неожиданно прекратился. Окно же захлопнулось само.

– Наверное, сквозняк. – Буркнул Димка.

Мне чудилось, что ветер прошептал «Прощай». Ещё раз, взглянув на каждого из них: на мёртвую Карси, на Мартину, Димку, Альфреда, кучку врачей и своего отца, я рявкнул:

– Не правда, всё это!!! – толкнул Альфреда, который попытался меня утихомирить, наступил на ногу одному из докторов, пытавшихся перегородить мне путь, и выскочил из комнаты в пустой коридор, не в силах больше всего этого выносить.

Мне хотелось убежать как можно дальше отсюда. Сердце разрывалось от боли и злости. Если бы можно было расшибиться головой о стену, выбить из себя последний здравый смысл, разбить все вазы на тумбочках в коридоре, что-нибудь разгромить, уничтожить!!..

Я выбежал из дворца, сердце колотилось, как бешенное. Садовник, который подстригал живую изгородь вдоль дорожки, ведущей к воротам, даже лишнюю ветку у куста отрезал, когда я, что есть сил, закричал на весь двор: «Ну, зачем ты так поступила!!!».

Я выскочил за ограду, болезненно ударив повреждённой рукой по перилам. Люди расступались передо мной, некоторые в страхе, некоторые думали, что я спятил. Хотя, оно, наверное, так и было. Слёзы текли по щекам, а я бежал и бежал, не смея останавливаться. Не глядя, перебежал через дорогу, машины резко тормозили, сигналили, один водитель высунулся из своей легковушки и покрутил пальцем у виска. Оказавшись на другой стороне улицы, я сбил с ног какую-то женщину, не думая, куда бегу, мне было всё равно.

И почему погода прояснилась только к вечеру?

Не знаю, сколько так продолжалось, пока я не оказался на набережной реки Листры, залитой заходящим за горизонт солнцем. Счастливые беззаботные люди гуляли в этот ясный вечер, парочки обнимались, держались за ручки.…

В общем, полная идиллия, не считая меня. А я в этот мирный пейзажик не вписывался. А ведь мы с Карси могли бы тоже так беззаботно идти по набережной…

И вдруг моего слуха коснулась мелодия, которую исполняли на гитаре, затем, я услышал красивый женский голос:

Останься, и тише,

Поверь, тебя слышу,

Я здесь, я же рядом с тобой,

Зачем же прощаться?

Не буду скрываться.

Ты только останься со мной.

Побудь со мной рядом,

И ласковым взглядом

Ты тихо меня позови.

Я верю, я знаю,

Я не умираю,

Я просто хочу тишины.

Складывалось такое ощущение, что эта песня адресована именно мне.

Я остановился, тяжело дыша, и опираясь на гранитную ограду. Я слышал эту песню, и ярость, которая бушевала на душе, проходила, уступая место ощущению потери. Я не желал смиряться с тем, что Карси больше нет. Это не справедливо! Она не должна была умирать!

Я знаю, все правы,

Сгубила отрава

Мою распрекрасную жизнь.

Но я не погибну,

Не стану сдаваться,

Я буду бороться за жизнь…

Лечу над рекою,

Над странной землею,

Я знаю, вернусь, ты держись.

Не плачь понапрасну,

Я здесь в этом мире,

Я просто другая, пойми.

И увидел девушку, она была среднего роста, худая, в джинсовом костюме, тёмно-русые волосы, заплетённые в хвост. Рядом с ней стоял высокий парень в шляпе и с гитарой. Я смотрел на них, по моим щекам текли слёзы, и мне было всё равно, что думают прохожие. Девушка меня заметила: такого растрёпанного, несчастного, с покрасневшими от слёз глазами, но петь не перестала.