Вопросы

– Я никого не хочу видеть.

Она осталась в «Фортуне» не как жена Дима или Риги, а как часть «Фортуны», как скорлупки мертвых мидий, как море, как ветер, рвущий пожелтевшую листву с деревьев. Риге уже и в голову не приходило добиваться близости. Он ступал в ее следы на берегу и чувствовал под ногами зыбкость подступающей пучины.

И неожиданно Риге сделалось плохо. То ли водки было выпито слишком много, то ли осень слишком холодными руками стиснула его сердце. Он снова засобирался в столицу.

– Хочешь со мной? – спросил ее перед отъездом.

– Нет.

– Здесь останешься?

Она пожала плечами.

– Здесь безопасно, – кивнул он.

До конца сентября Риги не было. Курортный сезон завершился. Руст – в шикарном костюме от Версаче, сидевшем на нем как-то кособоко, один провожал задержавшихся в «Фортуне» звезд.

– А на лыжах у вас зимой катаются? – интересовались те, прощаясь с побережьем.

– Катаются-катаются.

Таня улыбалась.

– А горы здесь есть?

– До зимы будут и горы, – заверял Руст.

Потом налил Тане пива.

– Видишь, как все здорово. Мы все пережили.

– Да, здорово, – согласилась она.

Руст сделал глоток и взглянул ей прямо в глаза своими серыми, смущенными, по-детски растерянными глазами.

– Никак не выходит сказать тебе того, что хочу. Извини меня за то, что не уберегли тебя тогда.

Она промолчала. Руст отвернулся.

– Я хотел уйти. Но я боюсь Ригу. Очень его боюсь. Я видел, на что он способен. Для него – война везде. Она никогда не кончится. И за тебя… мне очень страшно.

Таня положила ладонь поверх его огромного, бессильно сжатого кулака. Парень казался свосем юным, напуганным и растерянным, хотя, как и Рига, прошел не одну войну.

– А я не боюсь его. Рига – несчастный человек. Он, как и все, пытается уйти от своей судьбы. Еще надеется, что для него будет его октябрь – мирный октябрь, рассвет его новой жизни.

– Не будет? – спросил Руст.

– Нет, – Таня покачала головой. – Это невозможно.

– А октябрь ведь завтра.

И в это «завтра» вернулся Рига. И Тане – в хрусте ракушек под его каблуками – слышался какой-то другой хруст. Этот человек спас ее. Вернул ей ее жизнь. Он любит ее и заботится о ней. Чего же еще?

Она пошла навстречу и протянула ему обе руки.

– Тебе лучше? – спросил он обеспокоено.

– А тебе?

– Нет.

Террасу обдувало ветром с моря. Они сидели друг напротив друга и глядели на синюю гладь вдали. Из залива выплыл теплоход и стал уменьшаться, удаляясь от порта.

Рига вдруг вскочил и замахал руками.

– Эй, там, на теплоходе! Эй, люди! Заберите меня! Люди! Заберите! Заберите меня!

Он подпрыгивал и продолжал кричать, пока судно не превратилось в белую точку и не растаяло в морской синеве. Таня, наконец, засмеялась, глядя на его растрепанный, деланно несчастный вид.

– Если тебя заберут, что же я буду делать… без тебя, Рига?

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ЖИВУТ В ОКТЯБРЕ?

Море остывало с каждым днем. Тополя вокруг «Фортуны» уже стояли торжественно-золотистые, придавая всему отелю блеск изысканной, утонченной роскоши, отсвечивающей в золотых бликах.

Небо очистилось, стало ярким и прозрачным, а по ночам стали высыпать крупные звезды, словно подросшие за лето.

Утром солнце скользило лучами по воде, цеплялось за подоконники, проникало в комнату и будило Таню. Она спала одна. Ей была предоставлена абсолютная свобода – приходить в себя, поправляться, забывать прошлое, но свобода – в пределах «Фортуны». Она не могла покинуть «Фортуну» так же, как Руст или любой другой человек из бригады или персонала, из менеджеров, дилеров или курьеров. Она была частью «Фортуны».

Рига занимался своими делами, почти не разговаривал с Таней, но был рядом, всегда готовый придти ей на помощь. С того вечера на террасе, когда Рига махал руками белому теплоходу, Таня совершенно перестала думать о своей судьбе. Она приняла это как данность: путь тех людей на теплоходе, путь Дима и ее путь – разошлись. Что-то окончилось навсегда.

Она не вспоминала их кратковременное счастье, загубленное сетью, и не надеялась на новое. В ее сердце не было ни одного чувства, способного заставить ее мечтать или надеяться. Было очень тихо.

Только Руст смотрел большими наивными глазами и потом отводил взгляд к морю.

– Сколько тебе лет, Таня? – спросил как-то.

– Я старше тебя, – она улыбнулась. – Старше многих ребят из бригады. Мои дети уже могли бы быть школьниками…

– Мне двадцать пять, – сказал он зачем-то.

– Я знаю. Мы с Ригой ровесники…

– С Ригой?

Руст удивился. Может, Рига совсем не казался ему молодым, а может, он был уверен, что у Риги вообще нет возраста.

Илона тоже выглядела напряженной, огрызалась и фыркала по пустякам. Таня вглядывалась в ее лицо, пытаясь представить, как она сама будет выглядеть в тридцать пять. Илона была подтянутой, вертлявой, стройной и миниатюрной, но в ее мимике и жестах сквозило нервное раздражение. Несмотря на то, что Илона жила безбедно и могла себе позволить самую лучшую одежду, еду и косметику, ее лицо не казалось молодым, у глаз растеклись мелкие морщинки, и губы были очерчены темными складками, словно она – помимо своей воли – постоянно недовольно морщилась. Если при Выготцеве ее вид говорил о счастье и достатке, несмотря на все ее жалобы, то теперь Тане казалось, что у Илоны появились какие-то претензии к окружающим, и именно эти претензии мешают ей быть счастливой и довольной.

Море тем временем остывало. Солнце опускалось все ниже к воде, и его скользящие лучи совсем не касались земли. Тишина преображала «Фортуну», делая ее похожей на помещичью усадьбу, покинутую навсегда хозяевами. Подобного благородства Таня не припоминала за «Фортуной».

Рига выглядел спокойным и холодным, словно остывал вместе с морем. Таня, ничего к нему не испытывая, поражалась самой себе. Было время, когда она, даже живя с Димом, вспоминала его лицо с четкими, выточенными чертами, представляла его волнистые волосы и широкие плечи – и чувствовала, что скучает, что хочет его, что он ей дорог. А теперь – находясь каждый день рядом с ним, словно не узнавала его, и торопливо отводила взгляд вдаль – туда, где вечно плескалось и шумело далекое море.

Рига был ровным с нею. Не касался ее, не говорил о личном, вообще не заводил никаких пустых разговоров, словно никогда в жизни не рассказывал ей о своей любви, пытаясь отвлечь ее от Выготцева. Тогда он заставлял ее жить. И теперь она живет – благодаря ему. И не может из-за него умереть. А если и умрет, то тоже – из-за него.

Таню совсем не интересовало, как он жил все это время в столице. Она видела результат – Рига был жив, богат и жесток еще больше. Этого было достаточно. Знать, сколько человек он убил за это время, она не хотела. И Рига, который так мечтал об откровенности между ними, теперь не решался на подобные разговоры. Она смотрела так, словно видела его насквозь. О чем говорить?