Вор черной масти

– Добрый вечер, Валентин Иванович!
– ответил я.
– Да, могу с уверенностью вас информировать, что память полностью ко мне возвратилась, и я снова занялся своими прямыми служебными обязанностями.

– Сложная у вас работа, хм! А знаете, товарищ подполковник, что майор Волосников убыл в Москву по личному вызову товарища Берия? И его отъезд связан напрямую с вами.

– Я догадывался, - произнес я. И, посмотрев в глаза Москаленко, произнес:

– Я хотел бы поговорить с вами, Валентин Иванович, о другом. Об этом складе. О том безобразии, которое здесь твориться. О хищениях и растратах сотен тысяч народных рублей. О разграблении стратегического оборонного объекта СССР, контроль за которым поставлены осуществлять вы, товарищ полковник!

Москаленко бросил быстрый взгляд на свою эмку. Я проследил его взгляд и поспешил успокоить:

– Не о вас лично речь, Валентин Иванович. Я не орган партийного контроля. То, что вы взяли для личного пользования - капля в море. Разве из-за такой мелочи стал бы я злоупотреблять вашим временем? Я этого бы просто не заметил. Нет, все много серьезнее.

– Объясните, пожалуйста, - попросил Москаленко, несколько успокоившись, что я закрываю глаза на цель его приезда.

– Эти склады разворовываются по-черному. Вы не можете объяснить себе, как я попал сюда и для чего? Исключительно для проверки, но не для того, что бы навредить вам. Мы оба офицеры, как-никак и я это помню!

Москаленко выслушал мой короткий рассказ, причем его лицо все больше мрачнело по мере того, как он узнавал все новые и новые факты о том, как стратегические продукты исчезают в неизвестном направлении целыми машинами.

– Я приму это к сведению, товарищ подполковник, - сказал Москаленко и поправил фуражку. Все, что он услышал, его не обрадовало.
– Только хочу вас спросить, все действительно так плохо? Консервы, насколько мне известно, имеют сроки годности, и они подлежат списанию.

– Разумеется!
– согласился я.
– Но большинство консервов на складе имеют срок годности, который истекает в 1953 году. Я смотрел и проверил. Раньше времени списать их просто невозможно. Но если в актах указать другой срок истечения их годности, более ранний, то в результате перестановки на бумаге всего двух цифр становится возможным покрыть любую, самую жуткую недостачу, а точнее злостные хищения.

– Согласен с вами, - признался Москаленко. И добавил: - Я это и сам понимаю. Наша беда, Михаил Аркадьевич в том, что это государственные специальные склады и передавать с них продукты, у которых истек срок годности для нужд населения, мы не имеем права. Таков приказ. И отменить его ни я, не вы и никто другой не в состоянии. Это - стратегический запас. Благодаря отсутствию передаточного движения продтоваров и происходит подобное воровство через списание.

Увы, к сожалению, действительно такой жесткий приказ был. Продукты держали на складах до последнего. Сколько миллионов тон хлеба сгнило на государственных складах, одному богу известно[3]. Сколько продуктов пришло в полную негодность, когда в стране было много полуголодных. Что можно противопоставить этому?

– Во многом, вы конечно правы, Валентин Иванович! Тут мне нечего возразить. Но я прошу обратить внимание на то, что эти склады при таком хищническом использовании через полгода-год вообще как объект перестанут существовать. Этого мы не имеем права допустить! Необходимо срочно принять решительные меры.

– Я проведу расследование!
– твердо пообещал Москаленко.
– Завтра же составим комиссию. Выше участие в этом деле будет мной отмечено в специальном докладе в Москву. А вас, Михаил Аркадьевич, от себя лично благодарю за содействие и откровенность!

Он протянул мне руку, и я пожал ее. Я слегка нагнул голову, словно отвечая так на комплимент. На самом деле мне просто трудно было сдержать улыбку.

08 июня 1949 года. 21 час 48 минут по местному времени.

Юго-западная окраина города Читы.

***

Сразу после отъезда Москаленко Жобин набросился на меня и начал допытываться, о чем я разговаривал так долго с полковником. Он пристал ко мне, как банный лист к заднице. Но я хранил молчание, объясняя его запретом пересказывать содержимое разговора. Жобин, ничего не добившись, наконец, отстал.

Я специально задержался на работе и дождался рейсов двух полуторок, которые должны были отвести часть списанного и уворованного товара по неизвестным мне адресам. Я подошел к одной из машин, когда она собиралась уже выехать за ворота. Жобина на складе уже не было и это облегчало мою задачу.

– Мне Жобин наказал с тобой прокатиться, что бы сдачу груза проследить, - нагло заявил я, усаживаясь в полуторку. Шофер уже знал, что я - новый бухгалтер и второе лицо на складе, а значит - начальство. Поэтому, мне он ничего не сказал. Мы проехали по вечерней Чите, пересекли реку Чита и машина пошла по трассе.

– Далеко ехать?
– небрежно осведомился я.

– Километров десять еще.

– Что мы везем?
– продолжал выспрашивать я.

– Ящики с тушенкой, немного консервированных фруктов, шоколад и галеты, - прозвучал ответ.

– Сколько всего?

– Что сколько?

– Банок!

– А ты что, не знаешь разве?
– ухмыльнулся шофер.
– А еще бухгалтер!

– Останови машину, я выйду, - потребовал я.

– Как останови?
– машина по-прежнему ехала, не снижая скорости.
– А кто товар сдавать будет, если не ты?

– Тормози!
– я щелкнул выкидухой и быстрым движением приставил лезвие ножа к горлу шофера.

– Ты что, совсем сбрендил?
– в голосе шофера послышались предательские нотки страха. Он скосил глаза на меня, но машина стала замедлять ход. Мы встали на обочине.

– Убери нож!
– попросил шофер.

– Выходи из машины!
– приказал я.

– Ты, точно, полный псих!
– ответил он, но подчинившись, открыл дверь и неохотно покинул водительское место.
– И что дальше?

Он стоял и тупо смотрел на меня.

– Домой ступай, - объяснил я.
– Остальное я сам все сделаю. Машину утречком отгоню в гараж. Понял?

– Вот начальничек у меня!
– рассердился шофер и грязно выругался.
– Набрал на работу блатных! Что хотят, то и творят!

Это он о Жобине так отозвался. Но хотя со мной в драку лезть не решился, но словесно постарался пропесочить и воззвать к совести:

– Это же не лагерь, босота! Загремишь туда снова! Если, что случится с машиной или грузом, я молчать не буду! Ты сам-то понимаешь, на чем себе приговор подписываешь?

– Все будет ничтяк!
– отозвался я, сидя уже на водительском сидении.
– За машину и товар отвечу! Твое дело телячье! Усек?

Я оставил шофера на трассе. За него я не переживал. Хотя был вечер, но грузовые машины шли в Читу. Даже если никто не подберет, пехом за часа полтора дойдет.