Вороны Вероники

Вокруг собралась толпа. Обвинение, брошенное жене одного из членов Академии, было чудовищно. Его наверняка отвергли бы, если бы не одно обстоятельство: чета Брации была из Сидоньи. Этот город имел на континенте не самую лучшую репутацию. Самое невинное, что слышал о нем Карло - «огромный бордель». Находились и еще более хлесткие словечки, а побывавшие там с искренним наслаждением рассказывали о куртизанках, карнавалах, творящемся повсюду разврате, хороводе разнузданных удовольствий. Любой женщине, которая была оттуда родом, приделывали этот ярлык: проститутка. Должно быть о Джованне уже рассказывали такое, но вот — Граньё первым произнес это вслух. Шепотки расходились по комнате. Президент Академии глядел сурово и немного печально. Он не любил скандалы. Его супруга, сухопарая, с неприятным визгливым голосом, втайне скандалы обожавшая, особенно пикантные, готовилась красиво упасть на руки другу семьи, мсье Жуанвилю. Своему, как Карло не сомневался, любовнику. В Вандомэ все было устроено в точности так же, разве что честности поменьше. Как сказал бы покойный Джанлу, мир его праху, приличных женщин от проституток тут отличает только одно: вторые честно получают деньги за амурные труды.

Мизансцена затягивалась. Граньё стоял с видом победителя. Мсье Локар, почтенный ханжа-президент, застыл, хлопая ртом, точно вытащенная на берег рыба: так он представлял себе праведное возмущение. Его супруга уже зависла в замедленном падении. Приличная публика, посещающая такого рода обеды — все сплошь члены академии, члены-корреспонденты, их жены и наиболее одаренные новички — подходила все ближе, чуя скандал, как акулы чуют кровь. Появление Джованны в эту самую минуту было неизбежно.

Она появилась в дверях, обмахиваясь веером. Золотисто-каштановые волосы сияли в свете свечей, отливал бронзой шелк ее платья. На шее поблескивали топазы, невероятно идущие ее чуть смугловатой коже. Она выглядела невинно и благопристойно, хоть сейчас пиши с нее какую-нибудь святую.

– Puta!
– воскликнул Граньё и сразу же перевел.
– Шлюха!

Джованна дернулась, как от удара. И выдержала этот удар с достоинством, заставившим вспомнить, что так привлекло к ней в первую минуту. Джованна знала себе цену. Ее матери тогда пришлось выплатить круглую сумму, но сама Джованна затребовала намного больше. Ей нужен был Карло Брацци, весь с потрохами. Неискушенная, еще невинная, она обладала потрясающей жаждой знаний. Если бы он тогда забрал ее, сейчас перед ними стояла бы выдающаяся дама-ученая, которую пришлось бы принять в Академию даже таким снобам, как Локар. Но он опоздал, и всю свою ненасытную любознательность Джованна направила на утехи плоти, а не ума.

– Шлюха!
– повторил Граньё так громко, чтобы услышал каждый в комнате. Но все и так слышали. Тишина стояла такая, что муха бы не пролетела незамеченной.

Глаза Джованны сузились. Она держала спину ровно, казалась невозмутимой, но ее нижняя губа подрагивала, словно женщина давит рыдания.

Карло очнулся, только обнаружив, что бездумно стянул перчатку и держит ее двумя пальцами. Теперь уже отступать было некуда.

– Не желаете принести свои извинения, мсье Граньё?

– Вам или вашей жене-забавнице?
– едко спросил Граньё.

План его был прозрачен, грубо шит белыми нитками. Если не удалось взять шантажом, а еще раньше угробить Брацци, можно его опозорить. Локар — ханжа, скандалы ему претят, а значит, он отнимет концессию и передаст ее Граньё или же выставит на аукцион. А желающих проводить раскопки в ветренном Руассе не так уж много.

– В таком случае, - притворно вздохнул Карло, - завтра на рассвете в Тревейском лесу, мсье. И пусть мои и ваш боги нас рассудят. Я сожалею, но, кажется, заставить вас забрать эту омерзительную ложь назад можно только шпагой.

Кто-то в толпе ахнул. Карло повернул голову и посмотрел на Джованну. Она застыла, глядя на него расширенными от ужаса глазами. Отвернувшись, Карло уронил перчатку под ноги Граньё.

– Всего хорошего. Прекрасный был ужин, мсье Локар. Идемте, синьора, - и взяв Джованну крепко чуть выше локтя, Карло вышел из залы.

* * *

– Вы не можете драться! Вы не можете драться!

Джованна расхаживала по комнате, раздирая шелковый веер в клочья. От изящной безделушки почти ничего не осталось. Выронив обломки, она замерла, вцепившись в каминную полку побелевшими пальцами.

– Вы не можете драться!

– Почему?
– Карло Брацци казался безмятежным. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, пил вино и безучастно глядел на огонь. Он просто не понимал, что наделал.

– Вы не можете драться!

– Разве дуэли запрещены? Нет, - удовлетворенно кивнул Брацци.
– Это достойный дворянина способ выяснить, кто из двоих прав. После этого никто не усомнится в моих словах.

– Или в его, - мрачно сказала Джованна, уронив руки вдоль тела. Шарль Граньё моложе. У него тренированное тело, которое совсем недавно обсуждали в дамских купальнях глупые хихикающие вдовушки, которых он любит навещать. Он отлично фехтует и несколько недель назад убил какого-то дурачка на вот такой же дуэли.
– Вы не можете драться.

– Боитесь за жизнь своего любовника?

Голос Брацци прозвучал совсем близко. Так близко, что Джованна содрогнулась. Обернулась, запрокинула голову, разглядывая его. Твердые мозолистые пальцы сжали ее подбородок, принуждая смотреть, что, впрочем, было и не нужно. Джованна и так не могла отвести взгляд. Карло Брацци был в гневе, в ярости, и она клокотала внутри, прорываясь лишь в молниях, которые метали его темно-серые глаза.

– Вы… вы… - Джованна ощутила, что задыхается от гнева и страха.

Рука Браци скользнула по шее ей на затылок, сжала волосы в кулаке и чуть дернула наверх, вынуждая ее приподняться на цыпочки. В такой близости они не были пять с половиной лет. В голове все помутилось. Джованна заморгала, ошарашенная.

– Если вы так переживаете за своего любовника, то идите к нему и отговорите позорить вас. А еще лучше… убедите его. Пусть немного постарается. Он вполне может сделать вас вдовой. Богатой, к слову. Вы — моя единственная наследница.

Гнев и вожделение боролись в Джованне. Она не знала, чего хочет больше: впиться в губы мужа поцелуем или истыкать его иглами в самые чувствительные места. Во рту пересохло, глаза болели от того напряжения, с которым она всматривалась в лицо мужчины.

– Граньё — не мой любовник, - проговорила она с определенным трудом. Грудь вздымалась от тяжелого дыхания, точно она не стояла на цыпочках, а бежала целую милю.
– И никогда им не был. У меня не было ни одного любовника с того самого времени, когда мы покинули Сидонью. И не будет. Я верна вам.

Скептическая ухмылка Брацци взбесила ее. Он не верил. Джованна вцепилась в его локти, привстала еще выше, точно танцовщица королевского театра мадмуазель Терри — смешная штука этот вандомэсский балет — и заговорила с жаром, убедительно.

– Я никогда не изменяла вам, моему мужу и не собиралась этого делать. Не знаю, откуда Граньё узнал о моем прошлом, но не от меня. И в Сидонье мы не виделись, я вообще сомневаюсь, что он там был. Я честна с вами, насколько я могу быть честной. И чиста, насколько я могу быть чистой. И я… я люблю вас. Всегда любила.

Последние слова сорвались с губ, и Джованна тут же о них пожалела. Незачем Брацци знать об этом. Это ее маленькая тайна. Джованна выплакала ее в подушку, запретила себе вспоминать и превратилась в злое расчетливое чудовище, использующее мужские слабости ради денег и власти, готовое уничтожить ради золота родную сестру. Она больше не та наивная девчушка, что влюбилась в остроумного синьора. И все же — любит.