Вороны Вероники
Шрифт:
– Что вы имеете в виду?
– спросила Джованна тоном, который тренировала почти два года. Так выражает искреннее удивление вандомэсская королева, женщина совершенно непогрешимая.
– Вы знаете, синьора.
Джованна поспешно поднялась и подошла к огромному камину. В Сидонье таких не было, там обходились жаровнями, и первое время местный обычай сидеть и смотреть, как сгорает целое бревно, озадачивал ее. Граньё поднялся следом, сделал широкий шаг, и Джованна ощутила его руки на своей талии. В Вандоме носили плотные простеганные корсеты с металлическими пластинами, но и это, увы, не могло
– Отпустите!
– потребовала Джованна, и прозвучало это жалко.
Объятия только стали еще крепче, и она почувствовала на шее влажный поцелуй.
– Мы оба знаем, синьора, что вы не невинная скромница, - прошептал Граньё, обводя языком ее ушную раковину.
– Вы — шлюха.
– Я не…
Джованна осеклась. Едва ли ей хватит духу отрицать. Она была шлюхой. Возможно, она избавилась от меток на теле, но слишком многие помнят, что она за человек. Ее муж, к примеру.
– Я заплачу щедро, - руки блуждали по ее телу.
– И я молод, я лучший любовник, чем ваш теперешний покровитель.
– Мой кто?
– пробормотала Джованна, борясь с тошнотой.
– Синьор Брацци.
– Он мой муж!
– возмутилась Джованна.
– Конечно-конечно, - негромко рассмеялся Граньё, разворачивая ее лицом к себе и пытаясь снять платье.
Джованна окаменела, парализованная страхом. Она боялась мужчин. Слишком сильные. Слишком грубые. Слишком опасные. Ей, слабой и беспомощной, было с ними не сладить. И она все еще помнила, как болезненны удары, и что может сделать разозленный мужчина.
Граньё справился с крючками, распахнул корсаж и пальцами провел по выступающей над корсетом груди. Глаза его горели в предвкушении.
– Я хочу взять вас прямо сейчас, здесь… - он принялся озираться, и наконец потащил ее к креслу. И этот самый момент выбрал Брацци, чтобы войти.
Он всегда появлялся исключительно «вовремя». Когда Джованна закатывала истерику. Когда била служанку. Когда самоудовлетворялась, сходя с ума от одиночества и ненужности. Когда она обмякла в объятьях мужчины. Что и говорить, Брации умел выбрать время.
* * *
Карло определенно умел выбрать время. Что стоило ему задержаться еще на полчаса? Пришел бы и сочинил подходящее объяснение беспорядку в одежде жены. За последние четыре года он наловчился выдумывать.
– Моей жене дурно?
– не дрогнувшим голосом спросил Карло.
– Смотрю, увы расстегнули ей корсаж.
Крыса-Граньё выпустил Джованну из объятий и отступил на шаг. Он ухмылялся. Еще час назад Карло готов был списать все случившееся на охоте в прошлую субботу и сегодня в Уансонском лесу на цепь неудачных совпадений, но глядя на этого человека Карло испытывал глубочайшую обежденность: Граньё пытался его убить.
Он на все пойдет ради первенства и наживы.
А теперь еще и лапает его, Карло Брацци, жену. И пусть между ними нет, не было и быть не может каких-либо чувств, следует все же держаться в определенных рамках приличий.
– Я приведу себя в порядок… - пробормотала Джованна и сбежала, пытаясь прикрыться.
Карло открыл небольшой шкафчик и достал графин с вином. Наполняя бокалы, он следил за Граньё в отражении. Задняя
стенка шкафчика была набрана из кусочков зеркала, и незваный гость дробился и множился самым неприятным образом.– Чем обязан такой нечаянной радости, коллега? Вы у нас нечастый гость.
Карло чуть было не добавил «к счастью», но сдержался. Хватило и того, что «коллега» вышло у него полным яда. Пусть формально они и занимались одним и тем же, Шарль Граньё был просто вором, разбойником, охочим до золота и славы.
– Заехал узнать, как продвигаются раскопки в Руассе, - улыбнулся Граньё, беря бокал.
– Удачно, - сухо ответил Карло.
– Как я предполагал, это святилище Незримого Мира, возможно, древнейшее на континенте.
Он надеялся втянуть Граньё в спор и, пользуясь славой о бурном темпераменте сидонцев, закатить скандал и выставить гостя за порог. Увы, Граньё не купился. Устроившись в кресле, он смаковал вино, то и дело разглядывая Карло сквозь бокал.
– Как думаете, Брацци, сохранились в храме подношения?
Вот и все, что волновало его. Карло пожал плечами.
– Не знаю, коллега. Пока меня занимает верхний ярус, там сохранилась мозаика, характерная для…
– Уступите храм мне, - оборвал его Граньё.
Карло удивленно вскинул брови. Об этом уже заходила речь, но впервые так откровенно. Обычно Граньё пытался как-то завуалировать свои требования.
– Я знаю, вас любит король, да и Президент Академии без ума от вас, - махнул рукой Граньё.
– Ну так тем хуже, если они узнают.
– Узнают о чем?
– О вашей женушке, - паскудно ухмыльнулся Граньё.
– И о ее прежней… работе. Она была в Сидонье популярна, несмотря на свой юный возраст. Обслуживала мужчин лучше иной двадцатилетней. Впрочем, что я вам-то рассказываю? Вы ведь регулярно объезжаете эту кобылку.
Карло сжал в руке бокал с такой силой, что тонкое стекло треснуло, и во все стороны брызнули осколки и капли вина. Несколько стеклянных крупинок впились в ладонь.
– Сейчас вы скажете, что я это выдумываю, - новая улыбка Граньё вышла понимающей и снисходительной.
– Сейчас я скажу вам: убирайтесь!
– Ухожу, ухожу, - Граньё поставил бокал на столик и поднялся.
– Дам вам пару дней на раздумья, Брацци. А потом, уж не обессудьте, я ужинаю с его величеством и с господином Президентом.
Уже в дверях он обернулся.
– Ах, да. Когда малютка совсем вам наскучит, пошлите ее ко мне. Мы сегодня не закончили.
Проводив Граньё взглядом, Карло сжал виски, силясь разогнуть подступающую боль. Их нагнало-таки проклятое прошлое.
* * *
Рука соскользнула с дверной ручки. Джованна замерла, тяжело дыша, беспрестанно облизывая сухие губы. Сидонья нагнала их. Бесполезно бежать. Этот город может достать и с того света. Последнюю весточку из прошлой жизни Джованна получила два года назад, когда в Руальесе объявилась вдруг мама со своим любовником-вандомэсцем. Новости были печальные: город почти вымер, его держали на карантине, корабли не заходили в порт. Маги либо служили в патрулях, либо болтались на виселицах. Всякая, в ком подозревали стрегу, немедленно отправлялась на костер. И вот, Сидонья снова тут, еще более уродливая в посмертии.