Восход теней

Сердце зашлось в горле, кровь закипела. Другой такой удачи может и не случиться.

Микаэлис открыл окно и высунулся наружу. Порыв ветра принес запах дыма. Его комнатенка на третьем ярусе, но на втором закреплен навес, а там и до земли всего ничего.

Он влез на подоконник, собрался спускаться, но остановился, бросив взгляд на разгорающийся вдалеке огонь.

Что, если этого не хватит? Если быстро потушат?

Микаэлис развернулся, пустил в комнату огнешар, угодив в перину, которая мгновенно зашлась пламенем, и начал спускаться на улицу.

* * *

– Она такая необычная… странная даже. – Альба разглядывала духа, прохаживаясь вокруг наспех сколоченной Сергосом «клети». – Это ведь не элементаль?

Кокон из золотых змеек требовал слишком много личной Силы, поэтому в нем Сергос только дотащил тень до мастерских, а здесь уже запер ее в кругу из зачарованных самоцветов.

– Нет, – Сергос движением головы отбросил волосы ото лба, – что-то другое. Оно не похоже ни на одно из известных Существ.

Он подгонял под себя новый медальон взамен сломанного в пещере.

– Не похоже… – Альба закусила губу. – Да в том-то и дело, что похоже.

Сергос едва не выронил очередной камень и поднял на нее вопросительный взгляд.

– Я не знаю на что, – поспешно поправилась Альба. – Просто оно кажется мне смутно знакомым. Не могу объяснить, – отмахнулась она.

– Мне тоже, – признался Сергос, и тут пришла уже очередь Альбы удивляться.

– Да? Странно как, – она нахмурилась. – А ты заметил, что она нападала только на этого парня? Марис и Элирен ей были неинтересны.

– Заметил. Ума пока не приложу почему. Надо изучать. Меня больше беспокоит даже не это, а то, где именно мы ее встретили. Отродясь во всем Черногорье свободные духи не водились, а тут почти у самой штольни, да еще и такой.

– Да уж, – согласилась Альба и снова вернулась к рассматриванию Существа.

Дверь затрещала и едва не слетела с петель. В мастерскую ввалился Марис.

– Где она?! – Вином от него разило так, что даже на расстоянии слезились глаза.

Сергос не стал ломать комедию.

– Далеко.

– Какого йодаса ты себе позволяешь, а?! – Марис в два шага оказался рядом и навис над Сергосом.

– Я не даю моему другу совершить то, о чем он потом пожалеет. Это наказуемо?

– Она преступница! – Марис толкнул его в плечо. – А вы, вы оба, ее защищаете!

– Если я кого-то и защищаю, – Сергос вернул ему тычок, – то только тебя, дурака! И Мистерис!

– Да, правда? А со стороны это видится чуть по-другому!

– Знаешь что…

– Замолчите оба! – рявкнула Альба, и от неожиданности и Марис и Сергос притихли.

Альба уцепилась за медальон и на глазах побледнела.

– В Гории пожар!

* * *

По весне в Горию приходит ветер. Он приносит с собой ароматы трав и молодой хвои, распускающихся почек и отогревшейся под солнцем земли, смешивает их с пряностями, горийским медом и свежим хлебом, который пекут ночами, чтобы поутру выложить на прилавок еще горячим.

Этот ветер не бывает теплым, он злой, порывистый и дует с пустошей, где начинается Небесная лестница, но именно он несет весть о том, что вокруг вот-вот все расцветет и наполнится жизнью.

Сегодня ветер лишь множил смерть и разрушения, разнося по мощеным улочкам Гории пламя, дым и людские крики. Пылал рынок и дом гильдии торговцев, пылали таверны и постоялые дворы, рушились самые богатые дома у центральной площади и горели времянки стражи у обоих городских ворот. Воздух заменили смола, дым, гарь да паленое мясо, перемешанные в удушливый смрад.

Поднятые из постелей люди метались из стороны в сторону, волоча на себе кто детей, кто добро. Кто-то выл в голос, не успев ни того ни другого.

Были и те, кто пытался тушить огонь: люди, что тащили воду из колодцев, и маги, призывавшие дождь, но, захлебнувшись в одном месте, пламя, носимое ветром, тут же вспыхивало в другом. Почти полностью сложенная из дерева Гория стала для огня пиршеством.

Когда подоспела помощь из Мистериса, в Гории уже не было места, где не бушевало бы пламя. Возможности множества Небесных несравнимы с тем, что могут отдельные маги, и уж тем более несравнимы с людскими – ливень, обрушенный на Горию, усмирил пламя. Безумную пляску огня сменила тьма, там и тут разрываемая вспыхивающими магическими огоньками.

Гул, треск рушащихся домов, людские крики и плач полнили Горию до самого рассвета.

* * *

В самом богатом квартале Гории, прямо на мостовой лежало два десятка тел, с головой укрытых белым полотном. Из развалин окружающих домов то и дело выносили новые. Сергос ходил между ними, заглядывал в мертвые лица, отогнув ткань, и лишенным эмоций голосом объявлял:

– Младшая дочь князя Торесского Ориса. Средний сын князя Рийельского Фромма. Не знаю кто, тут совсем не разобрать. Племянник Рихара Штольмского. Младший сын Рихара Штольмского. Кто-то из челяди.

– Здесь живой! – подала голос Альба, осмотрев очередное обожженное тело, найденное среди обломков.

Марис привалился к уцелевшей каменной стене, провел по ней ладонью и застыл, разглядывая оставшийся на пальцах пепел.

Сергос остановился, развернулся к Марису.

– Это война, друг мой. Мы развязали войну со всеми княжествами разом.

Эпилог

После того как Матерь пробудилась из безмятежного небытия, главным ее утешением и главной скорбью стало разглядывание узора, что проявлялся на внутренней стороне век, стоило прикрыть глаза и обратиться взором к Пламенной. Сотни тысяч пылающих искр роились в красноватом мареве, вспыхивали и гасли, сталкивались, объединялись и разлетались в стороны, порождая вокруг себя золоченую паутину ветвистых следов. Какие-то нити то и дело тускнели, другие, наоборот, наливались светом и расщеплялись десятками отростков, третьи обрывались на очередном перекрестье, так и не дав новых побегов.

Каждая из искр была душой, каждая нить – судьбой кого-то из обитателей этого мира; дорогой пройденной или той, которую лишь предстоит пройти; дорогой, на которую уже никогда не вернуться, единожды с нее свернув; или дорогой, так и не найденной среди причудливых узлов и петель.

Узор завораживал. Он двигался, постоянно менялся, дышал, будто живой, и требовал рассмотреть, поймать, запомнить танец искр и нитей, запечатлеть хотя бы отдельные его части, вплавив золотые извивы в корни.

Сегодня Матерь привлек узор девицы, заплутавшей на туманных тропах где-то поблизости от Чертогов. Матерь чувствовала зреющий в ней росток, но искра девицы едва теплилась, за ней тянулись надорванные нити, среди которых особо выделялась одна – такая возможная, но потускневшая, несбывшаяся, утраченная. Матерь открыла глаза, впустив в них жар Пламенной, – так она могла рассмотреть точнее – и увидела девицу посреди человеческого города, сложенного из дерева, а рядом с ней черноволосого мужчину. Он держал руку на ее тяжелом животе, а она улыбалась, и искра ее сияла. Без сомнений, девица сошла с этого пути не по своей воле.