Воспарить к небесам

— Даже не могу этого представить, не хочу, детка, но они вернулись. Радуйся.

— Да, Микки. Это слезы счастья.

— Тогда я не отправлюсь к тебе, и не буду лезть в окно, чтобы утешить.

Боже, он был хорошим человеком.

И вдруг мне захотелось, чтобы это были слезы грусти.

— Ты все еще можешь это сделать, — сказала я ему.

— А как насчет того, чтобы не начинать знакомство с твоими детьми, с того, что они вдруг поймают меня, когда я буду вламываться в твою спальню?

Я все еще немного плакала, хотя и посмеивалась.

— Вот теперь мне нравится то, что я слышу, — пробормотал он.

— Итак, дети, записывают миллион программ, думаешь, это означает, что они придут, чтобы их посмотреть? — спросила я нерешительно, вытирая слезы, потому что хотела, чтобы ответ был однозначным «да», но боялась, что он будет неопределенным.

— Я не знаю привычек твоих детей, детка, но также и не знаю ребенка, который бы записывал шоу, и не собирался его посмотреть. Я также знаю, что если они запишут миллион всего, то пространство на видеорегистраторе будет израсходовано, и им придется как-то его очистить, и подобное дерьмо не будет происходить раз в месяц.

Это было не однозначно.

Но я бы согласилась и на это.

— Надо дать им знать, что они могут прийти в любое время, — заявила я.

— Ты еще не сделала этого?

— В течение следующих двух дней надо повторить им, возможно, больше, чем один раз, что они могут прийти в любое время, — поправилась я.

Я услышала улыбку в его словах:

— Хороший план.

— Ты все еще в пожарной части?

— Да.

— Я должна отпустить тебя, — заметила я.

— Да, но только потому, что я уединился, чтобы поговорить с тобой, а парни нашли меня, и теперь подкалывают за разговор с моей девушкой.

Мне снова очень понравилось, что он назвал меня своей девушкой.

Но я держалась спокойно.

— Не очень приятно.

— Сегодня вечером они убивают время, ведя себя как мудаки.

У меня было чувство, что это адресовано парням.

У меня также было чувство, что я действительно должна попрощаться с Микки.

— Я помогу положить этому конец и пожелаю спокойной ночи, — предложила я.

— Хорошо, дорогая, созвонимся завтра.

— Обязательно, Микки. Будь начеку.

— Всегда, — ответил он. — До скорого, Эми.

— До скорого, дорогой.

Мы отключились, и я уставилась на незажженный камин.

Не уменьшай своих заслуг, которые тебе причитаются.

Нельзя было отрицать, что их дядя Лори помог, позвонив и поделившись своим мнением, что им нужно вести себя прилично.

Но Микки был прав.

В основном это была я.

Я участвовала в битве всей моей жизни с самыми важными ставками.

И я победила.

С этой мыслью, чувствуя, что я взмываю вверх по другой причине, я встала и подошла к кровати. Я положила телефон на тумбочку и отправилась в ванную. Я приготовилась ко сну, выключила свет и скользнула под одеяло.

И с легкостью заснула.

*****

Я сидела за кухонным столом с ноутбуком, когда заметила какое-то движение.

Я подняла глаза и увидела, как бредет Оден в темно-синей футболке, плотно облегающей его широкую (и становившуюся все шире) грудь, и свободных клетчатых пижамных штанах.

— Эй, малыш, — позвала я. — Хочешь позавтракать?

— Да, мам, — ответил он, направляясь ко мне, все еще выглядя сонным. Наполовину мальчик. Наполовину мужчина. Все это мой сын. — Вафли? — спросил он, остановившись в конце стола.

— Конечно, — ответила я, оторвавшись от ноутбука и повернувшись к кухне.

Было воскресное утро.

Наша суббота была так же хороша, если не лучше, чем вечер пятницы.

Я познакомилась с Полли и ее матерью Шерри, когда они приехали на экскурсию в Голубой Утес.

Шерри мне понравилась безоговорочно. Она была из тех людей, кто, как я узнала, составлял большую часть Магдалены. Приятная, открытая и дружелюбная. Мы сразу же поладили.

Жаль, что не могу сказать того же самого о Полли.

Она была милой крошкой, не такой хорошенькой, как моя дочь, но все же очень привлекательной.

Но вокруг нее витала аура, заставляющая меня нервничать.

Тщеславие. Высокомерие.

И учитывая мое детство, я могла бы распознать ее тщеславие и высокомерие с двадцати шагов.

Кроме того, было ясно, что она — королева, а моя дочь — ее фаворитка. Она не обращалась так с Пиппой открыто, но это все равно было ясно.

Возможно, Олимпии она и нравилась, но я подозревала, что Полли занимала в школе какой-то статус, к которому Пиппа хотела быть поближе, и поэтому она служила своей королеве.

Мне было неприятно так думать о Полли, особенно учитывая, что Шерри оказалась настолько милой. Я также была обеспокоена тем, что видела схожие чувства у Пиппы.

И мне не стало лучше, когда, общаясь с девочками, Оден, открыто не желал находиться в присутствии Полли, и явно пытался скрыть свою неприязнь к ней.

Во время их визита мы все решили пойти пообедать, а Оден не захотел к нам присоединяться (потому что он был подростком, а не потому, что ему не нравилась Полли). Он встречался со своими друзьями, и мне понравилось проводить время с Шерри, но, увы, Полли только укрепила мое мнение о ней.

Во-первых, она была откровенно язвительна по отношению к окружающим (в основном к женщинам, их прическам, одежде, всему, что она могла заметить и сказать что-то плохое).

Шерри пыталась ее осаждать, но не прилагая к этому особых усилий, вероятно, потому, что не хотела смущать дочь, отчитывая ее перед подругой и ее мамой.

И более того, Полли почти ко всему относилась негативно: еда, температура в ресторане, обслуживание.

После того, как мы расстались, я решила, что в моих усилиях по возмещению ущерба слишком рано поднимать эту тему с дочерью, поэтому я ничего не сказала.

Я не сделала этого и в надежде, что она сама во всем разберется. Она была хорошим ребенком. Очень умным. В Ла-Хойе у нее были хорошие друзья, они были близки, дружили долгое время, и все были замечательными детьми. Она провела в Магдалине некоторое время, но для нее это все еще оставалось новым местом, где ей предстояло найти свой путь, и теперь, она делала это в свой первый год в средней школе.

Я просто должна верить, что путь, который она изберет, окажется правильным.

Мы вернулись, устроили семейный ужин, и вечером я отпустила их с друзьями.