Воспоминания о Тарасе Шевченко

было бы нелегко. Жена его Горпына десятью годами моложе; это высокая и теперь еще

стройная женщина, с заметными следами былой красоты; она также очень моложава и

бодра.

Говорит Татарчук по-украински с примесью русских слов, по временам старается

говорить по-русски, но очень неудачно; жена его говорит только по-украински. Оба

неграмотны. В чистой комнате против входа посреди стены красуется литографированный

портрет Шевченка, изд. Мюнстера, рядом с портретом императора Александра II.

Когда я заговорил о поэте, мои собеседники сразу оживились. Воспоминания о нем

мужа постоянно старалась дополнить жена. Оба отлично помнят Шевченка, его имя и

отчество, его небольшой рост и крепкое телосложение. По их рассказу, Тарас Григорьевич

приехал к ним вместе с их владельцем А. А. Лукьяновичем в с. Марьинское, иначе

Шимково, Миргородского уезда, в апреле 1842 или 1843 года. Несмотря на мое указание,

что Шевченко жил в Марьинском в 1845 г. (это видно из даты под поэмой «Невольник»),

Татарчуки настойчиво утверждали, что пребывание поэта у их барина было не позже лета

1843 г. Лукьянович пригласил к себе Шевченка в качестве живописца для писания портретов

всех членов своей семьи. Художник исполнил заказ, но когда работа была окончена, у

владельца не оказалось денег для уплаты за нее, и потому хозяева настойчиво упрашивали

своего гостя продлить свое пребывание в Марьинском. Только в ноябре явились деньги, а

вместе с тем и уплата за портреты, после чего он и уехал.

Жил Шевченко в Марьинском в отдельном отведенном ему помещении; ему назначили

особого лакея, но от услуг его Тарас Григорьевич почти всегда отказывался. Он вставал с

рассветом и немедленно принимался за работу. Татарчуки особенно указывают на его

трудолюбие. По их словам, в свободное от писания портретов время он почти всегда днем

оставался в своей комнате, постоянно читал книги, которые брал из панской библиотеки,

или же писал письма, или что-то иное; лишь изредка бродил он по окрестностям, при этом

часто останавливался, вглядывался в какие-то отдаленные предметы, срисовывал разные

виды. Завтракал и обедал он вместе с панами, и за все время Татарчуки ни разу не слышали

о его нетрезвости. В Марьинском Шевченко все время оставался почти безвыездно; лишь

изредка он вместе с Лукьяновичем ездил в с. Злодиевку для купания в р. Псле, причем

иногда они заезжали к местному помещику Замятину; кроме того, Шевченко два раза уезжал

на лошадях Лукьяновича в м. Яготин к княжне Репниной и оставался у нее по 4-5 дней;

других поездок он, по воспоминаниям Татарчуков, за все время своего пребывания в

Марьинском не предпринимал. С знакомыми Лукьяновича он не сближался — он

предпочитал знакомство со священниками, которые все очень любили и уважали

Шев-/127/ченка, а священник в с. Устивице, о. Бабичов, однажды за обедом у Лукьяновича

сказал: «Тарас Григорьевич! Вашого розуму хоч би на двадцять чоловік та роздать, всім

достачило б!» Шевченко в ответ громко расхохотался.

Но всего охотнее сближался Шевченко с дворовыми и крестьянами в Марьинском;

почти всех он знал по имени, очень сошелся со многими из них. Часто по вечерам посещал

123

он «вулыцю». Появление его в этих случаях всегда всеми собравшимися ожидалось с

нетерпением, приход его все приветствовали. В эти вечера время проходило незаметно:

Шевченко и сам очень оживлялся, он многое рассказывал о прошлом Украины, о подвигах

казаков, о борьбе их с турками и панами. Говорил он о своем крестьянском происхождении

и освобождении, но о том, как и когда опять вернется воля закрепощенному люду, не

упоминал. Ухаживанием за дивчатами и молодыцями он никогда не занимался, напротив, с

ними обращался так же, как и с парубками и чоловиками. Иногда он приглашал на свой счет

музыку, тогда бывало очень весело; сам Шевченко очень любил, чтобы собравшиеся пели и

танцевали. Из песен ему особенно нравилась та, где поется:

Ой хто лиха не знає,

Да нехай мене спитає *.

Он почти всегда предлагал пропеть и повторить ему песню.

* Чумацкая песня.

Особенной близости Шевченка к Лукьяновичу Татарчуки не заметили. Что до

последнего, то, по их рассказам, отец его был сначала вице-губернатором в Перми, потом

губернатором в Симбирске, откуда перевел 30 семейств «руських» в свое имение в

Марьинское; это был, впрочем, очень добрый старик: всем дворовым, которых у него было

до 150 чел., он назначил жалованье, а престарелым пенсию. Старшему сыну его Александру

Андреевичу, тому самому, у которого гостил Шевченко, от отца досталось 1000 душ в

Полтавской губ., а после освобождения крестьян у него и у жены было 1000 десятин в

Полтавской и 5000 дес. в Херсонской губернии. Он долго (24 года) служил в гусарском

полку, потом вышел в отставку и поселился в Марьинском. В продолжение 12 лет он был

миргородским предводителем дворянства, потом был и губернским гласным 1. В с.

Злодиевке местному помещику Замятину от отца, важного генерала, досталась большая

библиотека. Новый владелец вовсе не дорожил ею, она вся свалена была в коморе,

пользовались ею повара для пирожного. Эту-то библиотеку, в которой все книги были в

дорогих кожаных переплетах, купил Лукьянович за 300 руб.; книги перевезены были в

Марьинское на 7 паровыцях, и для них отведены две комнаты в обширном доме владельца.

Проживая у Лукьяновича, Шевченко постоянно пользовался ею.

1 Документы, известия и заметки // Киевская старина. — 1899. — № 1. — С. 5.

Сначала Александр Андреевич очень хорошо обращался с крестьянами и очень редко

наказывал их; во время пребывания Шевченка наказаний даже совсем не было. Потом, под