Восстать из Холодных Углей

Со смертью императора и его рода власть была разрушена. Терреланская армия раскололась, ее контроль над королевством пошатнулся. Террелан распался на дюжины разрозненных государств, каждое из которых претендовало на независимость. Одними из них управляли военные законы, другими — местная аристократия, а некоторые даже были объединены в форму гражданского правления. Вскоре начались первые стычки, ставшие прелюдией к новой войне, которая в итоге поглотила континент Иша. Еще кое-что из моего наследия. Империя превратилась в руины, охваченная раздорами. Неудивительно, что Королеву-труп ненавидят и боятся в равной степени. Но я это сделала. Я клялась снова и снова, шептала обещания себе каждую ночь в Яме. Я подтвердила эту клятву на Ро'шане и на До'шане. Я поклялась, что убью императора и превращу Терреланскую империю в пепел. И я это сделала. Более молодая я радовалась бы, не задумываясь о последствиях.

Однажды ночью мы наткнулись на таверну, придорожный трактир, в нескольких днях пути от ближайшей деревни. Мы с Хардтом добрались туда с ноющими ногами. Мы раздобыли новую одежду, и в последней деревне я даже выкупалась, но дни, проведенные в дороге, заставили эту роскошь казаться вечностью. Владелец был наслышан обо мне, но не придал большого значения слухам и россказням о том, что маленькая женщина — это переодетое чудовище. На этот раз я не стала разъяснять ему его ошибку. Бесплатно почти ничего не раздают, и, хотя у нас не было денег, владелец разрешил нам с Хардтом поработать день за еду и сухую крышу над головой. Хардт работал на кухне, а я делала то, что часто делают пироманты в качестве подработки: разводила огонь там, где это было необходимо. Думаю, по правде говоря, хозяин немного пожалел меня; несмотря на то, что стояла зима, я не смогла заработать на еду и питье в тот вечер.

В таверне играла музыка, бард по имени Рео исполнял песни, которых я никогда раньше не слышала. Далекие берега и таинственные люди, неизведанные земли и трагедия на века. Он привел таверну в восторг своими замечаниями и словами, а когда закончил, то нашел мой столик, возможно, привлеченный моим сверкающим взглядом. Мы проговорили до глубокой ночи, даже когда Хардт ушел спать. Я рассказал ему свою историю, гораздо больше, чем намеревалась. В конце концов, он написал об этом песню Ярость Шторма, которая рисует меня в благоприятном, но трагическом свете.

Я не считаю себя тщеславной женщиной, но мне также не нравится думать о себе как об уродине. В дни и недели, последовавшие за катастрофой в Джанторроу, я чувствовала себя уродиной. Дело было не только в потере руки или отвратительном отсутствии плоти на моих костях. Я была чудовищем. Я совершала чудовищные поступки. Поэтому, когда этот бард назвал меня красивой и имел в виду именно это, я почувствовала себя польщенной и очарованной. Даже я не застрахована от лести, и иногда даже самым одаренным из нас нужно услышать, что мы достойны внимания других.

Девять месяцев спустя родилась Сирилет.

Глава 31

Анонимность благодаря славе — интересная концепция, но часто она оказывается верной. Меня знали повсюду, мое имя распространилось за пределы Иши. Даже жители Полазии боялись имени Королева-труп. Тем не менее, можно было бы спросить сотню человек, кто такая Королева-труп, и, возможно, пятеро смогли бы назвать мое настоящее имя. Моя репутация была известна, мой псевдоним был известен, большинство даже знали, где меня можно найти, но моя личность оставалась тайной. Готова поспорить, что это единственное, что помогло мне выжить. В то время я этого не знала, но Железный легион думал, что я погибла от рук императора.

Когда мы с Хардтом вернулись в наш дом, мы обнаружили, что там много чего изменилось. Он определенно вырос: в городе, который я вытащила из земли, появилось много новой жизни и новых лиц. Так много новых лиц, что я почувствовала себя совершенно потерянной среди них. Тамура правил в мое отсутствие не железной рукой, а чутким ухом. У Имико были другие правила. Я не могу сказать, как — да и она стала бы объяснять, — но за время моего отсутствия она собрала вокруг себя целую преступную сеть. Воры, головорезы, шлюхи и бандиты со всех близлежащих земель подчинялись Имико. Ты можешь задаться вопросом, сколько времени прошло, и, признаюсь, я удивилась. Прошло более полугода с тех пор, как терреланцы взяли меня в плен, и большую часть этого времени я провела в Красных камерах. Мои друзья считали нас с Хардтом мертвыми. Как ни странно, я не виню их за это, хотя, признаюсь, испытала укол ревности, когда увидела, как Тамура хихикает на своем троне, раздавая приказы. Это чувство исчезло в тот момент, когда сумасшедший старый Аспект увидел нас в толпе. Слезы покатились по его щекам, и он бросился к нам, заключив меня в крепкие объятия, от которых ломались кости, и наполнил мои уши бессмыслицей, которая звучала почти как череда вопросов.

Через несколько дней Тамура отошел в сторону, и я неохотно взошла на трон моего собственного маленького королевства. Я почти ничем не правила и оставила все дела Тамуре и Имико. Я хорошо ела, на кости наросла новая плоть, и я стала лучше привыкать к новому балансу своего тела. Когда у тебя только одна рука, удручающе сложно выполнять даже такие обыденные задачи, как одевание, и потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Странно, но я все еще могла чувствовать свою руку время от времени, или, может быть, только ее тень. Она чесалась сильнее всего на свете, и я никак не могла найти, что почесать. Ты даже представить себе не можешь, как это чертовски раздражает — чувствовать, что твои пальцы чешутся, когда у тебя даже нет руки.

Во время беременности я растолстела, и, хотя я справлялась с этим гораздо лучше, чем в первый раз, все равно это было тяжелой работой. Сссеракис не так настойчиво настаивал на действиях в те месяцы, когда я носила Сирилет. Я все еще ощущала потребность моего ужаса в собственной мести и его желание вернуться в собственный мир, но он ни разу не подтолкнул меня ни к одной из целей, пока я была беременна. Между моим ужасом и моим вторым ребенком была связь. Я думаю, Сссеракис чувствовал себя таким же родителем, как и я.

Сирилет появилась на свет в крови и шуме, моем и ее. Что можно сказать о моем втором ребенке? Мне нелегко назвать ее монстром, но в ней всегда было слишком много от матери, чтобы стать кем-то еще. Но это история для другого раза. Я люблю ее. Я всегда любила ее, что бы ни говорили о ней или обо мне. Я полюбила Сирилет с того момента, как увидела ее, всем сердцем. Но я все равно ее бросила. Некоторые уроки, думаю, я так и не усвоила. Однако это было сделано не добровольно. Я оставила Сирилет на попечение Имико из-за угрозы, которую не могла проигнорировать.

Меня нашел Железный легион.

Гонец прибыл посреди ночи. Прошло всего несколько месяцев после рождения Сирилет, и я кормила ее, моя тень окутывала нас, скрывая мою прекрасную дочь от мира, который осудил бы ее за грехи матери. Было бы лучше, если бы я попыталась спрятать мир от Сирилет. Моя вторая дочь не согласилась бы ни на что меньшее, чем дурная слава, которая затмила бы мою собственную. Даже тогда, такая маленькая и невинная, она жаждала быть в центре всеобщего внимания. Уже тогда ее глаза светились странным темным светом, как корона скрытого за нашими лунами солнца.

Гонец был высоким мужчиной, красивым той суровой красотой, которая каким-то образом бросает вызов грязи дорог, по которым они ездят. Он опустился передо мной на одно колено и на мгновение склонил голову. В знак уважения, соблюдая традиции. Меня мало интересовали традиции.

— Лоран Орран шлет свои приветствия. — Голос гонца разнесся по пустым углам моего большого зала. Было довольно приятно, что здесь сейчас здесь было так пусто, обычно зал напоминал оживленный улей активности, света и шума. О встречах посреди ночи можно сказать много хорошего. — Полагаю, я обращаюсь к Эскаре Хелсене, Королеве-труп? — У него был хорошо поставленный голос, к тому же музыкальный. Это напомнило мне о барде, которого я встретила в той таверне, и о ночи, которую мы провели вместе.