Восточная Пруссия глазами советских переселенцев

десяти. Она и говорит мальчику: «Вот запомни, это один из них убил твоего отца».

Тогда врач говорит ей: «Я еврей из Киева. Нас было пятнадцать родственников,

остался я один, выходит, его отец убил всех моих? Это я должен ему сказать?»

Мария Ивановна Макеенко работала в военном совхозе Черняховского

района, где большинство составляли немцы. Жили, по ее словам, очень дружно,

ходили друг к другу в гости. Мария Ивановна даже научилась говорить по-

немецки. Она стала невольной участницей еще одной языковой стычки:

«Однажды стоим с одной немкой около железнодорожного полотна, мимо идут

эшелоны на восток. Она думала, что я по-немецки не понимаю, и высказалась со

злостью: “Все г. .но немецкое везут в Москву”. А я ей тут неожиданно ответила: “А

когда ваши всё русское вывозили, ты не замечала?” Она смутилась и

покраснела».

Однако бывало, что дело не ограничивалось одними разговорами, а

принимало довольно крутой оборот. Семья Раисы Сергеевны Г а р г у н в то

время находилась в поселке Поречье Гурьевского района. Рядом с их домом

стоял особняк, где жила немецкая семья с пятью детьми. Отношения были

самыми добродушными, дети вместе играли: «А уехали соседи, на следующий

день их дом взлетел в воздух. Не захотели оставлять — часовую мину поставили.

Хорошо, что никто не пострадал».

Конечно, такие случаи были чрезвычайно редки. Большинство переселенцев

до сих пор убеждено, что крупных преступлений немцы не совершали.

«25.12.46 года в 7-м районе по ул. Регенштрассе дом 40 в 2 часа ночи немец

проник в квартиру полковника 11 Гвард. Армии Порнова, стал собирать вещи в

узел и с вещами пытался через окно скрыться, где и был убит из пистолета

полковником Порновым, при осмотре трупа до- кументов не обнаружено.

Фамилия, Имя и Отчество убитого немца не установлено, возраст 16-17 лет. Труп

направлен в морг».

Из сводки происшествий по городу Калининграду за 1946 год

(фамилия изменена).

ГАКО. Ф. 237. Оп. 1. Д. 2. Л. 77.

Беседуя с переселенцами, мы заметили, что отчуждение и неприязнь к

местным жителям возникали главным образом тогда, когда отсутствовало или

было ограничено непосредственное общение. И наоборот, если люди жили или

работали вместе, складывались отношения вполне дружелюбные.

Вот свидетельство Эммы Федоровны Беженовой из города Светлого:

— Рядом с нами жила одна немецкая семья: фрау Марта (мы звали ее тетя

Марта), ее мама и сын Гангчурген. Муж Марты погиб на фронте. А этажом выше

жили две пожилые немки. Отношения наши с ними были самые теплые. Марта и

ее мама связали для нас с сестрой рукавички и носки, давали продукты, хотя

сами жили нелегко, — они нигде не работали и питались прошлыми запасами.

Часто по вечерам мой отец играл на баяне (он дошел до Берлина и знал

182

несколько немецких фокстротов), тогда эти пожилые немки и другие приходили к

нам танцевать. Жизнь немного скрашивалась. Мачеха порой обижала нас с

сестрой, но тогда Марта забирала нас к себе и очень сочувствовала. Часто мы с

Гангчургеном рассматривали большую красивую книгу с картинками — детскую

Библию. Марта объясняла мне сюжеты картинок, рассказывала про Иисуса

Христа. Вообще немецкое население было очень религиозно. На праздники,

особенно Рождество, устраивали гадания.

Подобные бесхитростные истории, пожалуй, лучше всего подтверждают

давно известную истину, что несмотря на войну и какие-то чрезвычайные

обстоятельства, люди в душе своей сохраняют человеческие чувства.

Николай Васильевич Купчин из Маршальского и его жена были знакомы с

немкой Хильдой. «Однажды, когда я был в командировке, моя жена заработалась

так, что забыла, что у нее в тот день — день рождения. И вот Хильда пришла

вечером к моей жене, напомнила, что у нее праздник, и подарила ей кувшин и три

чашки».

У Прасковьи Ивановны Котовой, когда она жила в поселке Тол- стово

Краснознаменского района, соседкой по дому была фрау Ружат — бухгалтер в

местном совхозе:

— Во время бомбежки фрау Ружат потеряла четырехлетнего сына, и

старшего тоже потеряла, но он потом нашелся в Германии и прислал ей письмо.

Она жила с дочерью — большая уже девочка была. Мы с ней очень дружили.

Бывало, стучит она мне через стенку: «Паша, ком е шнапс тренькать!» Это значит

она вернулась с базара и приглашает меня выпить.

Совместные застолья были не такими уж редкими явлениями. «Бывало,

выпивали вместе, — вспоминает Александр Николаевич Игнатьев из поселка

Кострово. — Но они пили мало. Да ведь тогда и мы не пили, как сейчас. Тогда

пьянки такой после войны не было».

К нам приходила немка, и мы угощали ее блинами, — говорит Юлия

Васильевна Гомонова. — А к немцам мы ходили на кофе. Правда, кофе, конечно,

был не настоящий, они делали его из ячменя. Немцы не обвиняли нас. Часто

говорили: «Это Гитлер загнал нас в подвалы». В день Победы некоторые даже

праздновали вместе с нами. А жена мельника так даже плясала...

«Проживающие в районе 8-й районной комендатуры немцы Прайс и

Шварцельмюллер на протяжении 1,5 месяцев занимались в своих квартирах

самогоноварением, что строго запрещено Советскими законами. Проверкой

установлено, что Прайс и Шварцельмюллер начали изготовлять самогон с

разрешения нач. ком. отдела Гражданского управления 8-го района мл. л-та

Биктеева. При этом два других офицера, работники того же Гражданского

управления, капитан Коростяков и л-т Григорьев, зная о самогоноварении в