Восточная Пруссия глазами советских переселенцев
Шрифт:
' Немцы работали медленно, но основательно. Приезжают с работы,
бригадир спрашивает у нашего переселенца: «Сколько гектаров скосил?» —
«Четыре». Лошадь вся мокрая, уставшая. А у немца — шесть гектаров. А лошадь
сухая, как бы не уставшая. Немец никогда не пойдет работать, пока не приведет в
порядок инструмент, не поправит сбрую. А если уж начал работать, то по
пустякам останавливаться не станет. Русские пошли курить, а он продолжает
работать. У него все строго по минутам: когда работать, когда отдыхать.
пять минут работает, пятнадцать минут отдыхает. На поле никогда курить не
будет. Надо ему перекурить — выйдет с поля, хоть с середины, покурит и опять
пойдет работать.
Отмечаемая почти всеми медлительность немцев в работе иногда
диктовалась вынужденным лукавством. У Марии Николаевны Токаревой возникла
проблема с печкой: «Пригласили двух немцев. Недели две они складывали мне
печь кафельную. Придут, пару кирпичей положат, я их покормлю, посидят, покурят
и уходят».
146
Нашим переселенцам запомнились трудолюбие и мастеровитость немцев не
только на службе, но и дома, в быту. Многих поражало, что по утрам женщины
мели щетками, мыли тротуары и мостовые у своих домов.
Была еще одна сфера, в которой на первых порах местные жители могли
проявить свои деловые качества, — торговля. Летом 1945 года в Кенигсберге
было зарегистрировано 33 частных магазина. Эту картину хорошо описал
участник войны, оказавшийся в Кенигсберге в 1945 году, Петр Яковлевич Немцов:
— Когда была карточная система, немцы создавали свои магазинчики и
мастерские, палатки, где они торговали лимонадом, продуктами питания. Видимо,
где-то доставали каким-то образом; занимались выпечкой пирожных, пирожков и
т. д. Ну а потом, когда нашего населения стало достаточно, От этих немцев надо
было как-то, если так можно сказать, отделаться. Так делали вот что: не отбирали
у немцев магазины и палатки, а заставляли платить налог, то есть налогом их
постепенно вытеснили. Положим, в месяц тысячу рублей должны заплатить
налога. Они, немцы, держатся. Значит, добавили им две тысячи — они торгуют.
Потом еще тысячу и т. д. Немцам стало ясно, что торговать невыгодно, и они
закрыли все свои лавки. Но то, что немцы имели свои магазины, палатки,
мастерские, в которых продавали продукты питания и другие предметы, сыграло
большую роль, потому что у нас магазинов было мало открыто при карточной
системе и, конечно, это было большим подспорьем.
«Начальнику финансового отдела ст. л-ту Захарову
Рапорт
Доношу, что владелец магазина Фор Алла по улице Луизен Аллея, д. 49,
производит обмен готовой обуви и одежды на продукты, что под- тверждают
обнаруженные в шкафу четыре пары полуботинок, нательное белье и продукты:
сахарный песок — 0,450 кг, мука пшеничная 0,750, фасоль — 0,1, табак легкий —
0,2. Продукты обнаружены вторично. Прошу возбудить ходатайство перед зам.
в/коменданта
по гражданскому управлению о наложении штрафа на Фор Аллу всумме 20000 марок за нарушение прав торговли.
Ст. л-т. Кузнецов
23.08.45 г.»
ГАКО. Ф. 298. Оп. 1. Д. 21. Л. 58.
В заключение -г^ рассказ одной из тех, про кого нацйСана эта: глава, — немке
О. К-н, поселившейся в Кенигсберге еще в 1938 году, При новой власти ей
удалось устроиться кассиром в бане: ,
— Работала строго от начала и до конца, ни больше, ни меньше, чем
полагалось. Но все рабочее время я действительно работала, работала по-
настоящему. Может, за это меня и не любили. Запомнилось, как пытались пройти
без очереди в баню работники НКВД (или МТБ). Я их не пускала и говорила,
чтобы они шли по очереди. Бывало так, что кто-нибудь из них заберется в ванную
и сидит там больше получаса, я тогда стучу в дверь и говорю, что время
кончается. Им это не нравилось, они говорили,
что меня «посадят». Но я уже убедилась, что если русский скажет, что «я
тебя посажу», — то это как раз и не произойдет. Это у нас, у немцев, если сказали
бы, что «посадят», то это сделали бы наверняка. Потом я еще работала во
вневедомственной охране на базе тралового флота и на пивзаводе. Я не давала
начальству воровать. За это меня не любили. Как-то раз убрали с моего обычного
поста и отправили на дальний пост стоять на улице на сорокаградусном морозе.
Я говорила начальнику охраны, что у меня плохое здоровье. Он мне на это
заявил, что я могу уволиться и возвращаться к себе в Германию. Пришлось
147
написать жалобу в Москву. Скоро пришел ответ. Меня и начальника пригласили в
управление внутренних дел. Нас развели по разным кабинетам. Меня просили,
чтобы я его простила, а его ругали в другом кабинете.
Несколько портретов
Расспрашивая переселенцев о немецком населении, мы просили рассказать,
как местные жители выглядели, одевались, чем отличались от русских. Эти
рассказы удивительно похожи друг на друга.
— У женщин были простые вязаные чулки или гольфы и башмаки- колодки на
ногах.^В них и зимой ходили. Пальто зимние были на вате, только рукава — без
ваты. Помню, и мне немка сшила такое пальто, я все у нее спрашивала, почему
рукава пустые? Некоторые носили полупальто. На голове платок завязывали как
чалму, — делится своими впечатлениями Валентина Ивановна Текутьева из
Багратионовска.
— Здесь такой район у них был — Понарт, где жили небогато. Все были
чистоплотные. Женщины ходили в фартучках. На работу шли в деревянных
башмачках. И рано* утром было очень слышно, как они цокают по каменной
мостовой. Они сумели и подвальчики свои обустроить, — свидетельствует Юлия