Война Моря и Суши
Шрифт:
– Полковник СУББОТ Марк Эйджи!.. Вот оно что! Твоя война была здесь...
– Э-э... Чего стоило отвертеться от настоятельных предложений (читай - приказов) высших офицеров, жаждавших заполучить меня в штаб Армии Моря!
– невесело смеюсь.
Валевский разглядывает меня так, как будто видит впервые.
Выпрямляюсь: грудь выпуклая, развёрнутые плечи. Фиксирую спину, - в СУББОТ немало внимания уделяли нашей выправке. Тело свидетельствует. Но лицо... лицо оставляю открытым. В конце концов, не в почётном карауле у омега-т стою. Смотри, читай, да, вот такой у тебя друг: бесконечно усталый, с
– "Серый кардинал" из службы СУББОТ...
– итожит Арт.
Молодец, соображает.
– Оберманн блефует?
– Оберманн доводит начатое дело до логического конца: он идёт к власти. Осталось узнать, почему ему позволили делать это противозаконным путём?
– Чем на самом деле занимались в "Нуво"?
– Кибернитом.
– Договаривай!
– торопит Арт.
Видимо, у нас и ощущение времени одинаковое...
– Их интересовал кибернит, - сначала как энергопреобразователь, затем, благодаря прозрению Мо, как создатель пространственных тоннелей.
"Нуво" оправдала своё название. В этой лаборатории начинается новая эра, Арт. И я тому свидетель. Космос и так слишком долго ждал человека. Профессор Мо работала с фанатичным упорством, ей нужен был выход в космос. Не для себя, для всех нас, для подводного человечества. А её отцу нужна была война. Опять же, не для себя: ради спасения народа Моря. Умница Мо понимала, что с такими мотивами папашу Оберманна не сдержать. Она отодвинула сроки заказа главнокомандующего, а сама тратила ресурсы военного ведомства на выращивание кристаллов кибернита с нужными свойствами, и на его испытания. Шла в обход, проявляла инициативу, презрев указания, - для всего этого есть забытое слово: ловчила. У нас, ты знаешь, за такие дела можно заиметь коррекционный браслет. Ведь от "непохожих" можно ждать чего угодно. А Мо - стопроцентная "непохожая". Первая такая за двести лет. И потому её оставили.
– Марк, вслед за дочерью Оберманна всё чаще стали рождаться дети с непроницаемыми зонами кортекса, - задумчиво произносит Валевский, мучимый сомнениями: откуда ему известно то, что не может быть известно наверняка?
Я догадываюсь о его сомнениях по движению губ, в растерянности выдохнувших одно слово: "Оракул"
Ага, значит, ты ходил к Оракулу? Ну-ну! Однако, крепко тебя прижало, друг, что побежал за советом Мудрых. Каюсь, слишком часто оставлял тебя без своего участия.
Я говорю:
– То-то и оно, Арти. Я ведь тоже из "непохожих". И моя жизнь должна была быть очень короткой: из утробы матери да в конвектор. Часто я думаю: не потому ли она, эта жизнь, так опупенно, сказочно, божественно привлекательна?!
А вот ты, - я приступаюсь к другу, - ты кем себя чувствуешь после кражи документов?
Валевский согласно кивает. Что он может ответить? Что могут добавить слова, если ясно и понятно, и не требует доказательств: нормальному аналитику и в голову не пришло бы сомневаться в деятельности Главного Управления, а тем более, стать на пути системы...
И снова Арт обдумывает то, что у меня дар озвучивать мысли, которые этот молчун
просто не находит нужным произнести. Что бы ты делал без меня? Мой язык, горло и связки делают твою работу, приятель!
Несколько секунд мы просто смотрим друг другу в глаза.
Это необходимо. И чем дольше мы знакомы, тем более необходимо: после таких гляделок приходит полное взаимопонимание. Многое из того, что нужно обозначить словом, становится лишним, и рваного обрывочного разговора вполне хвата....
– Только война способна вывести подводное человечество из состояния счастливого сна, в котором мы всё больше замыкались на самих себе. Профессор Мо чувствовала, что в действиях генерала Ли Оберманна есть особая правда. Любой Золотой век когда-нибудь заканчивается, Арт...
– Мы застали конец Золотого века. Пожалуй.
– То, чем блефовал генерал, - универсальное оружие, - существует, но изобретено учёными Надмирья. И оно будет пущено в дело рано или поздно.
– Против Колоний, - кивает аналитик.
– Против Колоний, - эхом отвечаю я.
– Внешние надолго замуровали бы нас, и время Первого Вдоха настало бы лет через триста.
– На Суше способны даже на самоуничтожение, я в этом убедился. Энергетический голод скоро даст о себе знать, и тогда у внешних найдётся повод для любых безумств.
Не знаю, почему мне так важно оправдаться за то, что я сделал:
– Арти, мы не могли контролировать всё, что происходит на поверхности. А контроль за оружием такой мощности необходим. Оставался один выход: самим вскрыть нарыв. А для этого выйти, и взять в руки скальпель, и перепачкаться в чужой и своей крови.
Валевский потрясён. Его давит не сама постановка дела, а нравственная сторона вопроса, его пунктик.
Болван, я совсем забыл - у парня сильная контузия, зачем было так прямо? Да его может убить моя правда...
– И тогда Подводные Колонии развязали войну между Сушей и Морем? Начали с грандиозной провокации: отдали на заклание двести человек, из них девятнадцать детей, и базу КС...
– Арт уверенно, словно ставит точку, припечатывает:
– Признайся, это сделал ты.
– Да. Это сделал я, - отвечает за меня полковник Эйджи. Полковнику Эйджи во что бы то ни стало нужно успеть исповедоваться, а времени в обрез.
Арт несколько мгновений стоит неподвижно. Ранения напомнили о себе: я вижу, как бьётся синяя жилка под неестественно белой полосой шрама на его виске.
– Я с тобой, Марк, дружище!
– выдыхает он.
Мне становится легче.
"Как камень с души", - говорили предки.
Я хлопаю Арта по спине, он колотит кулаком в мои рёбра. Мы не успеваем сказать друг другу всё, что нужно сказать. Остаётся лишь попрощаться.
Главное Управление оживает; открываются входы. Вот и те, кто пришёл за нами...
***
Валевский видел охрану, профессионально оттеснявшую его от инсуба.
"Ребята побывали на поверхности", - отметил Арт.
Он без колебаний шагнул вперёд, чтобы заявить о разглашении секретных материалов, ушедших с его планшета по служебному каналу инсуба, и увидел поверх плеча ближайшего охранника: рука Эйджи вскинулась в натренированном молниеносном движении, дуло нацеленного на аналитика о-пласта осветилось пепельно-розовым.