Война в раю

Да, рай оказался полон фантастических восторгов и тревог. Ужас и красота, неразбавленные, бок о бок — и я не умею выстоять ни перед одним, ни перед другим. Как я могу вернуться в мир, который знал раньше? Честно говоря, мысль о возвращении отлетела прочь и не вернулась. Чудом я оказался здесь, здесь и останусь.

Я долго не спал в ту ночь. То, что пробудилось во мне, не давало покоя. Какой сон, когда мой дух в огне? Я завернулся в плащ и снова вышел на берег, чувствуя себя таким же беспокойным, как толчея волн в заливе. Сердце замирало от страха и восторга.

Рассвет застал меня на причале. Я наблюдал, как серебряный туман катится с крутых склонов гор и растекается по холодной сине-черной воде залива. Небо казалось тусклым и твердым, как сланец, но облака, наплывающие с моря, порозовели в рассветных лучах. Плеснула крупная рыба. От этого места по воде пошли круги, превратившиеся в колеблющееся серебряное кольцо.

Эта простая картина пронзила все мое существо. Она показалась мне предзнаменованием, полным смысла, символом всей моей жизни: потревоженная поверхность превратилась в мерцающий, постоянно расширяющийся круг. Круг будет расти, пока не охватит весь залив, а после не останется ничего, и даже памяти о нем не будет.

Глава 18. ШКОЛА СКАЙ

Копье моего соперника вместо наконечника заканчивалось закругленной деревянной болванкой. Но когда он тыкал в меня этой деревяшкой, больно было все равно. На мне живого места не оставалось, сплошь синяки и шишки. Самодовольный маленький негодяй, державший копье, не без основания считал, что превосходит меня во всем, кроме возраста.

Кинану Маче было около пятнадцати лет. Для своего возраста он был довольно крупным парнем и грозным бойцом. Типичный королевский любимчик: волосы, похожие на пылающую солому, маленькие глубоко посаженные глазки василькового цвета, белая кожа в веснушках. А уж высокомерие сравни толстому серебряному торку на шее, которым он невыносимо гордился.

С тех пор, как наш инструктор Бору — высокий, тонкий, как тростинка, гений копья, — поставил нас в пару, Кинан неизменно побеждал меня. Бору, сам некогда выпускник школы Скай, метал копье так, что оно просто исчезало из вида. Мог броском поразить падающее с дерева яблоко. Большинство учеников с почтением выслушивали Бору, что бы он им не говорил.

Сегодня мне нужно было всего лишь не дать себя избить. Впрочем, вчера передо мной стояла та же задача. И позавчера тоже. Но сегодня я твердо решил взяться за дело. Время поджимало. Упражнения с копьем скоро должны закончиться, а я даже на самоуважение не наработал. Итак, показательный поединок. Была у меня одна задумка…

Кинан стоял от меня шагах в десяти. Как обычно на конопатом лице играла глумливая улыбка. Копье он держал обеими руками перед собой. Кто бы не наблюдал за нами, все знали, чем кончится поединок: я упаду после удара под ребра или в грудь, или по коленям, или по плечам, короче по любому месту, куда попадет этот маленький придурок. Я долго смотрел на него, такого умелого, хладнокровного, напыщенного, пока кровь у меня в жилах не вскипела. Я поклялся сам себе, что сегодня сотру эту наглую ухмылку с его лица раз и навсегда. Я поднял тренировочное копье и сделал шаг вперед. Еще шаг, и еще. Кинан шагнул навстречу, по-прежнему ухмыляясь. Он с издевкой спросил:

— Ну что, еще одно падение? Неужто тебе не хватило вчерашнего?

— Не хватило, — ровным голосом сказал я. — Посмотрим, что будет сегодня, ты, отвратительный урод.

Он подошел ближе. Дерзкий и жестокий; ему нравилось сбивать меня с ног. Что ж, он слишком часто меня бил, и теперь мне уже нечего терять. Если я снова проиграю, это будет просто еще один проигрыш в печальной череде поражений. Но если мой план сработает...

Я опустил тренировочное копье. Кинан в ответ опустил свое. Я шагнул вперед. Он тоже.

Неожиданно Бору, стоявший посреди поля, поднес к губам серебряный рог и протрубил конец тренировки. Но я не обратил на него внимания. На лице Кинана появилось удивленное выражение. Обычно, как только трубили сигнал, я первый бросал копье.

— Ты чего? Не сдаешься?

— Не сегодня, Кинан. Начнем.

Он бросился вперед, нанося копьем быстрые и короткие удары в надежде отвлечь меня. А я продолжал стоять неподвижно. Он оказался совсем рядом.

— А ты сегодня упрямишься, Колри, — рассмеялся он. — Надо поучить тебя хорошим манерам.

Здесь меня с первых дней прозвали «Колри» — это такая игра слов, означающая «неудачник». Я и был для своих несовершеннолетних товарищей-воинов неудачником.

— Ну поучи, Кинан, — сказал я спокойным тоном.

Остальные, почувствовав напряжение, собирались вокруг. Некоторые выкрикивали насмешки, но большинству было просто интересно посмотреть, кого побьют. Слышались пустые советы и смешки.

Кинан увидел шанс похвастаться и постарался выжать из него все возможное. Он опустил голову и сделал выпад. Я отбил удар, как не раз показывал тренер. Кинан тут же изменил направление удара, целясь в мою незащищенную голову. Хороший прием. Очень хороший. Да только он уже пользовался им раньше, и на этот раз я был готов. Вскинув копье, я закрыл голову, но открыл живот. Кинан все подмечал. Он повернулся и, продолжая движение копьем, попытался пнуть меня ногой в живот. Он занес ногу, а я, крутанув копье, сильно ударил его по вытянутой ноге. Он вскрикнул — скорее, от удивления, чем от боли. В толпе громко рассмеялись.

Кинан ткнул копьем мне в лицо, просто чтобы отпугнуть и разорвать дистанцию. Но я увернулся и нанес скользящий удар по руке, державшей копье. Я надеялся вывести его из равновесия, чтобы следующим ударом сбить с ног. Но получилось иначе. Он двинул меня локтем в ребра, и я пошатнулся. Воспользовавшись преимуществом, Кинан зацепил меня за пятку и уронил на землю, а потом уже стукнул по голове. Не сильно. Но в бою такой удар может стать последним.

Паршивец засмеялся, и собравшиеся вторили ему. А я… я снова валялся на земле. Надо мной маячило его ухмыляющееся лицо. Он повернул голову, собираясь сказать что-то Бору, наблюдавшему за схваткой. Наверное, хотел поведать, что снова одержал победу.

Гнев раскаленной лавой вскипел внутри. Все стало красным. Шум прибоя громом отдавался в ушах. Недолго думая, я хлестнул копьем сразу по обеим коленям противника. Удар удался. Кинан выронил копье, издевательский смех перешел в сдавленный крик боли. Мой враг упал на руки рядом со мной. Я перекатился на колени и огрел его древком копья по спине. Удар отправил его целоваться с землей. Я вскочил на ноги и упер наконечник копья ему между лопаток. Кинан вскрикнул от боли и отключился. Подняв копье, я сделал шаг назад. Толпа притихла. Никто не хихикал; никто не произнес ни слова. Они недоуменно смотрели друг на друга, словно спрашивая, что это такое они только что видели.

Бору растолкал зрителей и склонился над Кинаном. Он перевернул его, убедился, что тот жив, и жестом приказал сторонникам Кинана отнести его в дом. Четверо молодых людей шагнули вперед, подняли упавшего приятеля и утащили с поля. Когда они ушли, Бору повернулся ко мне.

— Неплохо, полковник. — Бору почему-то с самого начала называл меня полковником, предпочитая открытым оскорблениям легкое пренебрежение.

— Мне жаль, — пробормотал я.

— Не за что извиняться, — громко произнес он. — Ты отлично провел бой. — Он похлопал меня по спине. До сих пор мне не удавалось заслужить от него похвалу. — Это непросто, уронить врага, лежа на земле. Ты не сдался — вот что отличает живых от мертвых на поле боя.