Война в раю

Гэвин ушла. Гован поставила на угли жаровни зеленый кувшин, избавилась от пояса и плаща. Взяла кувшин, пожевала комочек какого-то неизвестного мне мха и сплюнула на ладонь. В комнате запахло чем-то ароматным. Она с шелестом потерла ладонь о ладонь.

— А теперь не мешай мне. Я тебя полечу.

Она сдернула с меня меховое одеяло, взяла за плечи и осторожно перевернула на живот. Там, где она касалась тела, возникало успокаивающее тепло. Оно растекалось по моим напряженным мышцам и вдоль спины. Занимаясь мной, Гован тихонько напевала. Ее сильные пальцы быстро сняли боль, а когда она смазала меня каким-то бальзамом, мне и вовсе полегчало. Потом она размяла мне спину и плечи, бедра и ступни. Перевернула меня на спину, промассировала грудь, живот и руки. После этих процедур я совершенно расслабился. Мне стало настолько все равно, что скажи мне сейчас кто-нибудь, что я вообще никогда не смогу шевелиться, я бы только ухмыльнулся, как кот, налопавшийся сметаны.

Гован набросила на меня меха.

— Спи, — приказала она. — Проснешься очень голодным. Но о еде для тебя я позабочусь. — Она накинула плащ и ушла. А я уснул, даже не дождавшись, пока она выйдет из комнаты.

В следующий раз я проснулся почти сразу, во всяком случае, мне так показалось. Но я спал по-честному, поскольку не видел и не слышал, как кто-то входил. Мне оставили хлеб, эль и немного сыра. Я хлебнул эля, а затем, под властью мучительного голода, разорвал хлеб пополам и запихнул в рот столько, сколько смог. Съел сыр и остаток хлеба, допил эль.

Помимо еды, кто-то принес одежду и оставил ее аккуратно сложенной стопкой возле тюфяка. Я неуверенно встал на ноги и первым делом взял куртку, сунул руки в рукава и залюбовался цветом: отличный приглушенный алый с фиолетовым оттенком; хорошей выделки штаны рыжевато-коричневого цвета; широкий кожаный пояс и такие же сапоги. Был еще серый плащ и брошь к нему, большая, серебряная, украшенная ярко-синими камнями.

В этом мире у меня никогда еще не было такой хорошей одежды. Обычно так одеваются богатые вожди. С чего бы ко мне такое благоволение? Я с радостью оделся, восхваляя щедрость моего неизвестного покровителя — без сомнения, самой Скаты. Накинул плащ на плечи и застегнул серебряную брошь.

Сил у меня оказалось меньше, чем я думал. Стоило мне переступить порог, как голова закружилась. Пришлось прислониться к дверному косяку и постоять, пока дом не перестал вращаться. На закате суровое серое небо окрасилось в бледно-желтые тона. С моря дул резкий холодный ветер с привкусом соли.

Мальчишки постарше, из тех, что остались на острове, собирались для игры в херли. Низкое солнце отбрасывало на поле длинные тени. Они увидев меня и пораскрывали рты, напрочь забыв об игре. Почему-то никто не здоровался, хотя я знал их всех, а они меня.

Появилась Гэвин. Она заметила, что я сжимаю дверной косяк, и поспешила ко мне. Резкий морской ветер развевал длинные золотистые локоны. Она взяла меня за руку.

— Я шла посидеть с тобой. Думала, ты спишь. А ты уже встал…

— Я выспался. Хватит. Хочу гулять, — сказал я ей.

Она поддерживала меня под локоть, и на глазах остолбеневших ребят повела меня по двору к берегу.

— Как ты себя чувствуешь?

— Заново родившимся, — машинально ответил я. Гэвин сбилась с шага, и я не понял, что заставило ее задуматься.

— Почему ты так на меня смотришь? Что не так?

Она улыбнулась, но я заметил ее нерешительность.

— В прошлый раз ты как-то иначе выглядел, — смущенно ответила она. — Должно быть, свет виноват.

Действительно, угасающий дневной свет отбрасывал золотое сияние на море и скалы под нами, превращал медовые волосы Гэвин в золото, а ее светлую кожу в чудесный янтарь. Ветер развлекался, швыряя волны на скалы. Над берегом клубился мерцающий туман. Но вскоре свет начал тускнеть. Поддавшись внезапному желанию прикоснуться к девушке, я остановился и приложил ладонь к ее щеке. Она не отодвинулась. Вместо этого она напомнила:

— Тегид ждет. — Мы постояли еще немного, затем развернулись и направились обратно к домам.

Тегид действительно ждал нас в зале. Он стоял у очага с рогом, наполненным элем. Увидев меня, он хотел сохранить отрешенное выражение на лице, но не смог скрыть облегчения.

— Значит, погуляешь по земле еще немного, брат. Я боялся, что мы тебя потеряли.

Гэвин поломала его игру.

— Он с самого начала сказал, что ты вернешься, — сообщила она мне. — Тегид не сомневался.

Смущенный Тегид наклонил голову, а потом сунул мне в руки свой рог.

— Держи! Я еще принесу.

Он поспешил прочь, а я повернулся к Гэвин, взял ее руку и прижал к сердцу.

— Спасибо за… за то, что выходила меня, за то, что спасла.

— Это не я. Тегид — вот кто тебя спас, — ответила она. — Ему не так-то просто было доставить тебя сюда. Вот это была работа! А мы… мы ничего такого не сделали.

— Конечно, для вас пустяк. Но не для меня. Я в долгу перед ним и перед тобой. Но этот долг я обязательно погашу. А пока прими мою благодарность.

— Не говори о долгах. — Она пожала мне руку и отошла. — Вам с Тегидом есть о чем поговорить. Я вас оставлю.

Она шла через пустой зал, а я смотрел ей вслед и дивился силе внезапно нахлынувшего чувства. Когда она вышла, в зале, казалось, потемнело и даже стало холоднее. Я чуть было не окликнул Гэвин, но как раз в это время подошел Тегид с кувшином эля.

Мы устроились возле очага, и я спросил, что он помнит о той жуткой ночи на Белой Скале. Своей собственной памяти я не спешил доверять — слишком много там скопилось странных и страшных образов.

— Я мало что помню из тех событий, — сказал я ему. — А тому, что помню, не очень-то доверяю.

Тегид отхлебнул из своей чашки и отставил ее в сторону.

— Видишь ли, горседд бардов провалился. — Я понял, что он решил начать сначала.

— Собрание… да, я помню. Но почему? И зачем я вообще там оказался?

— Я объяснял тебе еще на корабле…

— Объяснял! — Я усмехнулся. — Ничего ты не объяснял. Ты сказал только, что так хотели Оллатир и Мелдрон Маур. Но это же не объяснение.

— Оллатир намеревался рассказать тебе после горседда, но… — Он замолчал.

— Но он умер, ты хотел сказать. Тогда придется тебе объясняться за него.

Тегид задумался. Мне показалось, что он взвешивает, стоит ли мне доверять такие серьезные тайны.

— В Альбионе проблемы, — наконец решился он. — Три королевства: Придейн, Ллогрис и Каледон — начали готовиться к войне друг с другом. Настал День Раздора.

— Да, да, я помню… День Раздора. И что?

— Королевские дома охватила смута.

— Даже дом Мелдрона Маура?

Тегид не стал отвечать, но и так было ясно, что я угадал.

— Ты учился семь лет, — продолжил он. — Тебя не было в Сихарте, поэтому ты не не замешан в предательстве. Вот потому тебя и выбрали для участия в горседде. Оллатир и Мелдрон Маур хотели, чтобы ты собственными глазами увидел все, что там будет.