Воздушная битва за Севастополь 1941—1942
Шрифт:
Каких бы успехов ни добилась советская авиация, ее ударов было недостаточно, чтобы остановить немецкое наступление. Силы же защитников были на исходе. Армейский резерв уже весь находился в бою, а перебросить войска с других участков фронта генерал Петров не решился — не будучи уверен в надежной работе разведки, он допускал, что противник только и ждет этого, чтобы нанести новый сильный удар в другом месте. В очередной раз прочесали тыловые подразделения, включая личный состав авиаремонтных мастерских и строительной роты ВВС, что позволило влить в обороняющиеся войска к утру 20 декабря пять батальонов и три роты маршевого пополнения. Это позволило продержаться еще день. Тем временем отреагировала Ставка. Своей директивой № 005898 она подчинила СОР Закавказскому фронту, сделав, таким образом, его командующего ответственным за оборону города. Ему предписывалось немедленно прислать в Севастополь маршевое пополнение, боеприпасы, а также выделить одну стрелковую дивизию. Октябрьскому приказали немедленно вернуться в Севастополь во главе отряда кораблей огневой поддержки. Все пункты этой директивы были незамедлительно выполнены
Роль поддерживающей пехоту на поле боя силы все более переходила к авиации СОРа. Весьма характерна телефонограмма, посланная генералом Петровым в штаб 40-й кавалерийской дивизии во второй половине дня 20 декабря: «Сдерживать, сколько можно. Использовать выгодные рубежи. Утром 21-го ожидайте поддержку. Пока помогу самолетами». И помог! В этот день для ударов по противнику было совершено беспрецедентное количество вылетов: 15 Пе-2, 5 ДБ-3, 20 Ил-2 и 45 на сопровождение ударных машин, из которых 18 выполнили И-16, которые также штурмовали войска противника пулеметным огнем и «эрэсами». Впервые с начала штурма была предпринята попытка задействовать бомбардировщики ВВС ЧФ с Кавказа. Первая группа в составе шести ДБ-3, которая должна была атаковать войска в Бельбекской долине, на маршруте попала в густую низкую облачность и была вынуждена вернуться. В 12.05 другая восьмерка бомбардировщиков все-таки смогла пробиться к Севастополю и сбросить с высоты 1200 м 56 ФАБ-100 на немецкие и румынские подразделения, изготовившиеся к наступлению в районе Чоргуня. Только штурмовики уничтожили за день танк, две танкетки, 21 автомашину, семь зенитных орудий и вывели из строя до двух пехотных батальонов.
Немецкая авиация действовала менее активно. За день в воздухе над СОРом смогли насчитать только 29 пролетов вражеских самолетов, которые атаковали наши войска в районе селения Камышлы и станции Мекензиевы горы. Вечером несколько бомбардировщиков попытались бомбить Севастополь, но были перехвачены воздушным патрулем. Один Ju-88 сбила пара Алексеев — Бабаев, летавшая на «яках», второй — ст. лейтенант Шилкин, стартовавший на единственном исправном «миге».
Интересная запись о воздушном бое в эти сутки содержалась в журнале боевых действий эскадрильи 2/KG 27:
«После многих дней нелетной погоды сегодняшнее прояснение позволило нам опять летать. Эскадрилья направила три самолета для атаки батарей и полевых позиций под Севастополем. До гор Яйла нас прикрывала облачность, находившаяся на высоте 300 м. Вдруг перед самой целью защита облаков резко разорвалась. Сверкающей голубизной перед нами открылось Черное море. В этом случае нам оставалось одно: набрать высоту! В то время как мы южным курсом шли в сторону Черного моря, над Севастополем начали набирать высоту первые истребители. Но они не пошли за нами в сторону моря, а держались над юго-западной частью Крыма. Затем на 3000 м последовал заградительный зенитный огонь базы, при этом русские истребители, не обращая внимания на облачка разрывов, начали пикировать на наши самолеты. Тем временем мы уже уложили наши бомбы на батареи и оборонительные позиции юго-западнее города. При этом одна 250-килограммовка немедленно заставила замолчать тяжелую зенитную пушку. Другие бомбы легли на фортификационные и полевые позиции поблизости от города.
Теперь мы пикировали под защиту облачности, поскольку нас преследовал рой истребителей. Для этого у нас была достаточно высокая скорость, радист, бортмеханик и стрелок вели огонь по русским бипланам. Несмотря на то что русские устремились за нами, догнать немецкие самолеты они не смогли. Они стреляли по нам с большого удаления. Наконец мы были в облаках. Оставшиеся «с носом» истребители шли за нами. Они были достаточно хитры и караулили нас сверху. Ну ничего, пусть парни поищут нас в облаках!»
Не все вылеты завершались настолько успешно. Пилот Г. Рейф (Н. Reif) из эскадрильи 3/KG 27 докладывал:
«Туманы, сильная облачность и снегопад принесли многодневный отдых. Только 20 декабря мы пошли на Севастополь, где нам предстояло атаковать артиллерию на огневых позициях. До 30 километров на удалении от линии фронта нижняя кромка облачности не поднималась выше 100 м. При этом шел сильный дождь, и мы шли в атаку на бреющем полете. Вдруг сплошная облачность разорвалась, другие облака находились на высоте 4000 м, и открывался дальний, ясный обзор. Мы летели восточнее Балаклавы в направлении моря, чтобы набрать высоту, потом снова повернули на север к нашим целям юго-восточнее Севастополя. При этом мы поднялись на 3000 м. Перед целью по нам снова открыла огонь, хороший прицельный, уже знакомая нам зенитная артиллерия всех калибров. К тому же нас атаковали истребители всевозможных типов. После бомбометания мы с различными уловками благополучно вернулись, но при посадке чуть не вляпались. При заходе на посадку сначала видимость была хорошей, но перед самой землей мы внезапно попали в сильный туман, который был усилен вихрями тонкой снежной пыли от садившихся перед нами самолетов. Мы сели
слишком рано, снесли заградительное ограждение и налетели на штабель бомб. При этом у нашего бомбардировщика 1G+HL отлетели стойки шасси». К этому следует добавить, что самолет был потерян на 20%, а два авиатора получили ранения.Очень ответственным был для советской стороны день 21 декабря. Противник явно выбился из графика, не успевая закончить свой выход к Северной бухте к установленному сроку. Подчиненные Манштейна яростно атаковали весь день. Наиболее ожесточенные бои развернулись за высоту 192,0 м, которая в течение дня четыре раза переходила из рук в руки, но в конечном итоге осталась за немцами. 388-я дивизия потеряла в этих боях до половины личного состава, а 40-я кавалерийская — своего командира полковника Кудюрова, который был убит снарядом штурмового орудия в тот момент, когда он сам встал к противотанковой пушке. И в этот критический день севастопольская авиация энергично поддерживала своих наземных коллег, произведя 16 бомбардировочных и 31 штурмовой вылет. На головы противника обрушилось 132 ФАБ-100, 62 ФАБ-50, около 1900 осколочных бомб и 284 PC. Поскольку все удары наносились на довольно узком участке фронта, протяженностью не более 10 км, плотность воздействия была достаточно большой. Немцы понесли значительные потери, которые точно даже не поддавались учету.
Главные же события дня разыгрались в морском секторе базы. Еще предыдущим вечером из Новороссийска в Севастополь вышли крейсера «Красный Кавказ» (флаг вице-адмирала Октябрьского), «Красный Крым», лидер «Харьков», эсминцы «Бодрый» и «Незаможник». На их борту находились 79-я морская стрелковая бригада и батальон из состава 9-й бригады морской пехоты — всего около 4000 хорошо подготовленных бойцов, со всем положенным по штату вооружением и боеприпасами. Корабли должны были прибыть в Севастополь еще до рассвета, но не смогли осуществить это из-за густого тумана. На входе в порт стояло наше оборонительное минное поле, и без определения по береговым ориентирам движение вперед было равносильно самоубийству. К 11.30 21-го отряд все еще находился у входной точки фарватера. Тогда Октябрьский решил прорываться другим фарватером, расположенным вдоль занятого немцами берега. Очень скоро корабли были обнаружены разведкой противника, а когда это стало известно вражескому командованию, оно поспешило бросить против них бомбардировщики. Вот как вспоминал события того дня К. Д. Денисов:
«Утро 21 декабря выдалось пасмурным, тем не менее боевая работа велась с малых высот небольшими группами непрерывно. В 10.00 поступил приказ: эскадрилье быть в готовности прикрывать боевые корабли в море. Куда они следовали, с какой задачей? Ответы на эти вопросы были тогда для нас тайной за семью печатями… В штабе разработали график прикрытия отряда кораблей истребителями, но вылет их задерживался из-за непогоды. По этой же причине задержался и приход кораблей, не состоялась их встреча с тральщиком, выделенным для сопровождения отряда в базу.
Когда к 11 часам погода улучшилась, облачность стала повыше, поднялись в воздух «чайки» эскадрильи Петра Пономарева, а затем последовательно и два звена «ишачков». «Яки» эскадрильи Михаила Авдеева дежурили на аэродроме для наращивания усилий в воздухе. Корабли находились на траверзе Балаклавы на удалении 15—20 миль.
Оживился и противник. Вначале показался один его самолет, затем пара, четверка, восемь, двенадцать… Враг непрерывно наращивал силы, поэтому вступили в дело и «яки». По замыслу экипажи моей эскадрильи не должны были ввязываться в бой с истребителями противника, а атаковать бомбардировщиков, не давая им возможности прорваться к отряду кораблей и прицельно сбросить бомбы. Возглавляемая мною четверка И-шестнадцатых барражировала под нижней кромкой облачности на высоте около 200 метров, причем одна пара кружилась в километре впереди кораблей, а другая на таком же удалении в стороне от них. Время от времени из-за облаков сыпались бомбы, иногда на считаные секунды показывался силуэт вражеского бомбардировщика, тут же вновь нырявшего в облака. Корабельная зенитная артиллерия вела заградительный огонь на предполагаемых направлениях полета вражеских бомбардировщиков.
Понятно, что как неприцельное бомбометание из облаков, так и зенитный огонь по «голосу» вражеских самолетов не давали эффекта. Не пришлось и нам вступить в воздушный бой. Но было очевидным, что прикрытие кораблей с воздуха не дало врагу возможности вести визуальное прицеливание и нанести хоть какой-нибудь ущерб кораблям. Значит, свою задачу мы выполняли, даже если не сделали ни одного выстрела.
Кончилось время дежурства, и наша четверка вернулась на аэродром. А отряд кораблей в кильватерном строю продолжал идти полным ходом вдоль берега с постоянным курсом на Севастополь.
К полудню облачность еще больше поднялась, в ней образовались «окна». И тогда противник предпринял крупный налет. В воздухе появилось много вражеских самолетов и наших истребителей, «юнкерсы» ныряли в разрывы облаков, пикировали на цели. Небо запестрело сотнями разрывов зенитных снарядов, вода в море забурлила от разрывов бомб. Но шло время, правда, по-боевому быстротечное, а ни один вражеский самолет так и не был сбит — перехватить их и уничтожить до ухода в облака не удавалось. Но и враг не добился поставленных целей. Пять красавцев — боевых кораблей, обогнув мыс Херсонес, не сбавляя хода, завершили свой путь в Главной базе Черноморского флота. Правда, при входе в базу до кораблей стала доставать дальнобойная артиллерия противника, но на нее тут же обрушились «илы» и Пе-2, мощно заговорила наша 35-я батарея, к которой присоединились другие береговые батареи. И вражеский огонь сразу заметно ослабел. Многоярусная схватка с врагом на земле, на море и в воздухе закончилась в нашу пользу — все корабли прибыли в Северную бухту, к месту нового базирования, и стали под разгрузку. А их орудия развернулись в сторону врага. Оборонительный потенциал Севастополя возрос. Сейчас это было самым главным…»