Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Не были оставлены без внимания и аэродромы СОРа. Пер­воначально больше всего досаждала неприятельская артил­лерия. В период с 22 февраля по 22 марта на Херсонесском маяке взорвалось 362 снаряда, на Куликовом поле — 280 и несколько десятков в бухте Матюшенко, где базировался 116-й мрап. Вместе с тем немецкие бомбардировщики атаковали аэродромы сравнительно редко. Общая эффективность дей­ствий немцев оказалась невысока — их усилиями было унич­тожено лишь два МБР. В следующем месяце, очевидно, из-за желания сэкономить снаряды перед решающим штурмом, ко­личество обстрелов заметно сократилось. На Херсонесском маяке взорвалось всего 23 снаряда и еще 57 на Куликовом поле. Зато выросло количество налетов немецкой авиации. Четырежды она атаковала аэродром на мысу и сбросила на него 108 тяжелых авиабомб и еще 12 на бухту Матюшенко. Ус­пех ограничился уничтожением одного МБР. Зато в промежу­ток с 22 апреля по 22 мая немцы уничтожили на аэродромах Севастополя 16 самолетов — больше, чем за все предшест­вующие месяцы обороны, вместе взятые. 22 апреля в резуль­тате бомбоудара по бухте Матюшенко сгорели два ГСТ и один МБР. Спустя два дня при ударе по аэродрому Херсонесский маяк и авиамастерским были уничтожены Пе-2, «як», «миг», два И-16 и четыре МБР-2 (по-видимому, там же погиб гидро­самолет КОР-1, также значащийся уничтоженным на аэро­дроме в этот месяц). Спустя два дня в бухте Матюшенко в ре­зультате попадания снаряда затонул МБР, а 30 апреля — ГСТ. Днем раньше немецкие артиллеристы «дотянулись» до Хер­сонесского маяка, где разрушили бомбардировщик СБ. 2 мая бомба разбила еще одну летающую лодку, после чего на неко­торое время в ударах по аэродромам наступил перерыв в свя­зи с переносом основных усилий немцев на керченское на­правление.

В связи с ужесточением налетов 6 мая по приказу наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова был сформирован Севастопольский ба­зовый район ПВО (полковник A. M. Хлебников). В его состав вошли прикрывавший город и порт с юга 61-й зенитно-артил­лерийский полк (зап; в полку шесть 85-мм, 18 76-мм и восемь 37-мм пушек), сформированный из части 61-го полка 110-й зап (прикрывал Северную сторону; четыре 85-мм, 18 76-мм и 12 45-мм пушек) и 92-й отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, прикрывавший аэродром Херсонесский маяк (три 85-мм и шесть 76-мм пушек). Кроме того, имелось три пуле­метные роты счетверенных пулеметов «максим» (12 штук), три прожекторные роты и рота ВНОС. Оперативно начальнику района подчинялись части ПВО Приморской армии — 880-й зап и 26-й озад (20 85-мм и 9 76-мм пушек), а также стоявшая в Казачьей бухте плавбатарея № 3 «Не тронь меня» (четыре 76-мм и три 37-мм пушек). С учетом того, что вся территория СОРа имела 30 километров по фронту и 35 в глубину, концен­трация зенитного огня была действительно довольно высо­кой. С 25 марта по 30 апреля зенитчики считали, что ими сби­то пять самолетов, в течение мая — 10 (пять Ju-88, четыре Не­111 и один Do-215). К этим цифрам следует прибавить доне­сения перехватчиков, которые доложили о четырех воздуш­ных победах между 22 марта и 22 апреля и еще о 17 в течение следующего месячного периода.

Дадим краткую хронику воздушного противоборства в не­бе Севастополя в течение апреля и двух первых декад мая:

В первые дни апреля в воздухе над городом еще царило затишье. Советские самолеты позволяли себе в светлое вре­мя суток бомбить немецкие аэродромы и суда у берегов Ру­мынии. Истребители прикрывали бомбардировщики и суда, вели разведку немецких позиций. В одном из таких полетов 4 апреля из-за отказа мотора сел на воду в районе Балаклавы «як» лейтенанта Масютина, который пропал без вести. Пер­вый воздушный бой состоялся 9 апреля, когда пара «мессер­шмиттов»-охотников внезапно из-за облаков атаковала и сби­ла барражировавший над базой МиГ-3 мл. лейтенанта Луки­на. Пилот остался жив, но серьезно пострадал от ранения и ожогов. 13 апреля в воздухе над Севастополем было зафик­сировано несколько одиночных «хейнкелей». Один из них под­вергся атаке пары И-16 (капитан Васильев, лейтенант Буру­нов) и был сбит. Не исключено, что на самом деле им являлся разведывательный Ju-88 из эскадрильи разведки погоды Westa-76, пропавший, по немецким данным, без вести. В тот же день потерпел катастрофу «миг» мл. лейтенанта Грешно­ва — у него остановился мотор (как показало расследование, летчик попросту забыл переключиться с крыльевых на основ­ные топливные баки), и при попытке сесть на аэродроме Ку­ликово поле он разбился.

Действительно крупный воздушный бой состоялся на сле­дующий день. Две группы Ju-88 (шесть и семь машин) с не­большим интервалом нанесли удар по городу и портовым со­оружениям в Южной бухте. В бой с ними вступили 16 истреби­телей, которые сбили один и подбили другой «юнкерс». Еще один записали на свой счет зенитчики, но и на этот раз сведе­ний о немецких потерях нет. Тем не менее в следующем бою, состоявшемся спустя два дня, 13 пикирующих бомбардиров­щиков прибыло под защитой семи «мессершмиттов». Опове­щение о противнике поступило с опозданием, в связи с чем бой приняли только шесть перехватчиков. Удача им явно не сопутствовала — немцы сбили «як» лейтенанта Ватолкина (летчик спустился на парашюте; интересно отметить, что пи­лоты II/JG77 считали, что ими сбиты три «мига»), а своя зенит­ная артиллерия повредила машину лейтенанта Гриба. До это­го летчик в паре с лейтенантом Платоновым успел сбить один Ju-88 (не подтверждается), а другой подбить. Капитан Куницын, летавший на «миге», доложил о подбитом Bf-109. Про­бившись через слабое сопротивление, «юнкерсы» сброси­ли 58 бомб на аэродром Херсонесский маяк, где повредили один СБ.

Новый заслуживающий внимания поединок пришелся на 22 апреля. В 17.31 над бухтой Матюшенко появилось девять (по немецким данным, шесть) «юнкерсов» из группы III/LG1 в сопровождении четырех Bf-109. В бой вступило 15 советских истребителей, которым удалось сбить один Ju-88 (ст. лейте­нант Рыжов на МиГ-3), подбить другой бомбардировщик (лет­чик Минкин на МиГ-3) и сбить «мессершмитт» (пара Гриб — Бондаренко на «яках»). Тем не менее самолеты люфтваффе сбросили свой груз точно на базу, уничтожив ангар и три ле­тающие лодки. 15 человек наземного персонала погибли и 16 получили ранения. Немцы признают, что советские истреби­тели оказали им серьезное противодействие, и одна из ма­шин III/LG1 была подбита, а на ней ранен штурман. Что же ка­сается сбитых «мессершмиттов», то таких не оказалось. В рав­ной степени это относится и к воздушной победе капитанов Алексеева и Капитунова, которые доложили о подбитии одно­го Bf-109 в ходе дневного патрулирования.

Как бы ни были тяжелы потери, понесенные советской сто­роной в результате предыдущих ударов, все они не идут ни в какое сравнение с жертвами, понесенными 24 апреля. В тот день заместитель командующего авиацией ВМФ генерал Ф. Г. Коробков в сопровождении командующего ВВС ЧФ гене­рала Острякова инспектировал 36-ю авиаремонтную мастер­скую, расположенную юго-западнее аэродрома Херсонес­ский маяк на берегу бухты Круглая. Вот как развивались события того трагического дня в изложении командира 2-й морской бригады В. И. Ракова:

«Пост воздушного наблюдения, снабженный только что появившейся радиолокационной станцией «Редут», засек груп­пу самолетов, идущую с севера.

— Разведчики или бомбардировщики? — задумались операторы. Они видели на экране не то две, не то три цели.

В действительности самолетов было шесть (шесть Ju-88 из группы III/LG1 появились над бухтой в 14.10. — М. М.). По­строившись плотным строем — каждое звено клином, они об­манули операторов, опыт которых исчислялся буквально не­сколькими днями.

— Идут на Круглую! — сообщили с поста, следящего за курсом самолетов.

Направление на Круглую бухту особенно не встревожило. Через бухту шли на бомбежку батарей, аэродрома или пере­довой.

Авиационные мастерские, расположенные в помещениях казарменного и складского типа, окруженных разрушенными домами, частично разрушенные и сами, не выделялись как какая-нибудь особенная цель. Большого движения вокруг то­же не было: поврежденные самолеты привозились ночью и сразу же ставились в цех.

Но в этот раз нацистские самолеты держали точное на­правление именно на бухту.

— Это они на боевом курсе! — сообразил майор Сквор­цов, прибывший туда вместе с Коробковым и Остряковым. Бросившись в цех, где были Остряков и Коробков, он крикнул:

— Воздух! Самолеты на боевом курсе!

— В укрытия! — скомандовал Остряков и, пропуская мимо себя бегущих рабочих и военных — механиков, мотористов, техников — вместе с Коробковым, не спеша, чтобы не созда­вать паники, направился к выходу.

— Пикируют! — опять закричал Скворцов, который успел выбежать, увидеть, что собираются делать самолеты, и снова вернуться, чтобы предупредить об опасности.

— Быстрее, товарищи, но без паники! — скомандовал Остряков. В дверях они с Коробковым задержались, уступая друг другу дорогу, и затем вышли наружу.

И в это время начали рваться бомбы.

Дважды предупредивший их майор Скворцов спрыгнул в первый попавшийся кювет и, полузасыпанный землей, пере­ждал там бомбежку. Группа самолетов, хотя и была неболь­шой, но сбросила свой смертоносный груз кучно на площадь, где в то утро роковым образом оказались два героических на­ших командира. Один был душой воздушной обороны Сева­стополя, любимцем черноморских летчиков, другой пережил в прошлом две большие войны, Первую мировую и Гражданскую, воевал в Испании и любил шутить, что «еще не изгото­вили бомбу с его именем».

В Севастополе всего можно было ожидать каждую минуту, бомбы и снаряды падали повсюду, но в гибель Острякова и Коробкова не хотелось верить.

— Не может быть! Наверное, ошиблись, — твердили мы, получив это тяжелое известие. — Да как же так? Остряков только что был в штабе!

Как часто приходилось слышать подобные слова на войне. «Да он только что был здесь!» — недоумевали люди, неожи­данно услышавшие о смерти друга или товарища. Сейчас действительно был здесь, а вышел — и попал под снаряд или бомбу».