Воздушная битва за Севастополь 1941—1942

Летать в течение первой половины 27 декабря помешала плохая погода. Во вторую половину наши ударные самолеты успели совершить лишь 16 вылетов в сопровождении пяти И-16. Противник потерял до роты пехоты, был подавлен огонь трех зенитных автоматов. К сожалению, в этот день не обош­лось без потерь. После наступления темноты для бомбарди­ровки районов сосредоточения вражеских войск вблизи пе­редовой вылетел ДБ-3 капитана Мироновского. Спустя де­сять минут после взлета его самолет внезапно вывалился из облаков и упал в Казачьей бухте. При ударе о воду сдетониро­вали бомбы, так что в живых никого не осталось. Точную при­чину катастрофы определить так и не удалось. Возможно, что от ежедневных нагрузок летчик переутомился или потерял пространственную ориентировку в облаках. Впрочем, сослу­живцы Мироновского называли и еще одну причину — днем он получил письмо от бывших сослуживцев из авиации Тихо­океанского флота, которые сообщали, что оставшаяся во Владивостоке жена не хранит супружескую верность…

28 декабря немцы предприняли последнюю крупную по­пытку добиться реализации своего замысла. Перед атакой артиллерия 11–й армии и авиация IV авиакорпуса в течение полутора часов обрабатывали советские позиции, выпустив по ним более тысячи тяжелых снарядов, бомб и реактивных мин (реактивные минометы применялись немцами под Сева­стополем впервые, чем вызвали немалое замешательство среди наших бойцов). После этого сильным ударом против­нику удалось прорвать наши позиции в направлении станции Мекензиевы горы, но, натолкнувшись на свежую 345-ю диви­зию, солдаты вермахта остановились. Не в пример предыду­щим дням авиация противника активно поддерживала свои наступающие части, произведя в тот день рекордное число самолето-пролетов над территорией СОРа за весь 1941 г. — 114. Досталось и городу, над которым немецкие самолеты по­являлись в тот день 36 раз и сбросили 165 бомб. Несколько звеньев атаковало Херсонесский маяк, но, к счастью, не до­бились при этом никаких успехов. Из числа нападавших на­шим истребителям (39 вылетов на прикрытие) удалось сбить по два Ju-87 и Ju-88. «Штуки» пришлись на долю пилотов 3-й эскадрильи 8-го иап лейтенантов Белозерова и Бородина. Советская авиация над линией фронта тоже действовала ак­тивно. 28 раз вылетали бомбардировщики и 31 раз — штур­мовики. При посадке Ил-2, пилотировавшийся капитаном Ки­чиренчко, врезался в капонир и оказался полностью разбит. Других потерь не было.

29 декабря по всему фронту вдоль Северной бухты кипели ожесточенные встречные бои: немцы пытались развить вче­рашний успех, а советские войска — вернуть утраченные по­зиции. К вечеру поле боя осталось за противником, который сумел полностью овладеть станцией Мекензиевы горы и вый­ти к 305-мм батарее № 30, которую немцы называли то фор­том «Максим Горький-1», то фортом «Сталин». Такая напори­стость германского командования имела под собой простое объяснение — ему требовалось срочно перебросить войска на другой участок фронта. Дело в том, что еще 26 декабря первые части 44 и 51–й советских армий начали высаживаться на Керченском полуострове в районе Керчи. Оборону там за­нимала всего одна немецкая дивизия, которая в течение двух суток успешно отражала советские десанты, но после того, как на рассвете 28-го еще один крупный десант был высажен у нее в тылу в порту Феодосии, оставила свои позиции и стала отступать на запад. Манштейн писал:

«Начавшиеся сильные холода потребовали крайнего напря­жения их сил. И все же в последние дни декабря — бои не прекра­щались и в Рождество — острие наступающего клина приблизи­лось к форту «Сталин», взятие которого означало бы, по крайней ме­ре, овладение господствующим над бухтой Северной НП для нашей артиллерии. Если бы мы имели свежие войска, прорыв к бухте Северной удался бы… В этой обстановке и произошла высадка советских десантов сначала у Керчи, а затем у Фео­досии. Это была смертельная опасность для армии в момент, когда все ее силы, за исключением одной немецкой дивизии и двух румынских бригад, вели бой за Севастополь.

Было совершенно ясно, что необходимо срочно перебро­сить силы из-под Севастополя на угрожаемые участки. Вся­кое промедление было пагубно. Но можно ли было отказы­ваться от наступления на Севастополь в такой момент, когда казалось, что достаточно только последнего усилия, чтобы, по крайней мере, добиться контроля над бухтой Северной? К тому же казалось бесспорным, что легче будет высвободить силы из-под Севастополя после успеха на северном участке фронта, чем в случае преждевременного ослабления нажима на противника. Итак, командование армии приняло решение, даже после высадки десанта у Феодосии, все же идти на уве­личивавшийся с каждым часом риск отсрочки высвобождения войск из-под Севастополя».

Этими же причинами объяснялась и пассивность люф­тваффе на севастопольском фронте 26, 27 и 29 декабря — оно действовало в небе над Керченским полуостровом. В то же время его отсутствие над Северной бухтой имело решаю­щее значение. Утром 29-го в нее вошел линкор «Парижская коммуна», который с дистанции каких-то трех километров бу­квально в упор расстреливал наступающие немецкие части. За день он выпустил 179 305-мм и 265 120-мм снарядов об­щим весом 93 тонны. Еще 204 180-мм снаряда добавил лег­кий крейсер «Молотов». Для прикрытия кораблей летчики авиагруппы СОРа совершили 58 вылетов, причем пара в со­ставе сержантов Бабаева и Данилка сбила один Ju-88, оче­видно, разведчик. Для бомбардировки войск противника на­ши бомбардировщики вылетали 19 раз, а штурмовики — 24. Немцы лишились четырех авто– и одной бронемашины, четы­рех зенитных автоматов и нескольких пехотных рот. С задания не вернулся И-16 лейтенанта Бородина. По воспоминаниям К. Д. Денисова, он был сбит при возвращении со штурмовки шестеркой «мессершмиттов», но, судя по журналу боевых действий группы III/JG 77, немцы на него не претендуют. Од­новременно противник предпринял очередную попытку вы­вести из строя аэродромы, правда, на этот раз не ударами с воздуха, а артиллерийским обстрелом. На ВПП Херсонесско­го маяка взорвалось 10 тяжелых снарядов, на Куликовом по­ле — 18, но они не причинили никакого ущерба. Кстати, утром этих суток на Куликово поле перелетела с Кавказа 3-я эскад­рилья 3-го иап в составе восьми истребителей И-15бис, кото­рую планировалось использовать в штурмовом варианте.

30 декабря, по общему мнению, стало кульминацией боев. Германские войска из последних сил пытались прорваться к бухте, до которой оставалось не более двух километров, на­ши — контратаковали. Станция Мекензиевы горы несколько раз переходила из рук в руки, но в конечном итоге осталась за противником. Авиация противоборствующих сторон в борьбе участия практически не принимала из-за низкой облачности и снегопада. 31-го немцы атаковали в последний раз, но бро­шенные ими силы — одновременно не более двух батальо­нов — уже не способны были ничего изменить. Наступление захлебнулось. Роль в срыве последней вражеской попытки сыграли и удары авиагруппы СОРа: 12 бомбардировщиков, 17 Ил-2 и 21 истребитель И-153 и И-16 в штурмовом варианте. Штурмовик лейтенанта Талалаева был подбит огнем с земли и разбился при вынужденной посадке, но пилот не пострадал. С немецкой стороны в небе над Севастополем в этот день действовали только одиночные самолеты и звенья, причем из их состава лейтенант Ватолкин сбил один Не-111, а лейтенант Богданов — Hs-126. Эти бои стали финальными и в 1941 г., и в отражении второго штурма.

* * *

Совершенно очевидно, что, удержав, несмотря на два ожесточенных штурма, Севастополь в своих руках, советское командование добилось крупного стратегического успеха. Удержание главной базы ЧФ сохраняло угрозу для морских коммуникаций стран «оси» в западной части Черного моря, а также для румынских нефтепромыслов. На сухопутном на­правлении территория СОРа могла быть использована совет­ской стороной как плацдарм для отвоевания Крыма, а в пер­спективе и для удара во фланг и тыл группе армий «Юг», силы которой были скованы боями в Донбассе. Из-за этого войска 11-й армии не только остались прикованными к Крыму, но еще и требовали резервов для удержания своих позиций. В боях за город они понесли чувствительные потери (в ба­тальонах 22-й дивизии оставалось по 60—80 человек), а их соотношение с потерями советской стороны, по-видимому, было наименее выгодным по сравнению с другими участками советско-германского фронта.

Нельзя сказать, что советская авиация сыграла в отраже­нии штурмов решающую роль, но то, что ее действия имели большое значение, бесспорно. Достаточно сказать, что толь­ко сухопутная авиагруппа СОРа произвела за два последних месяца года 3291 самолето-вылет (таблица № 2.3; с учетом других подразделений и ВВС с Кавказа в район Севастополя совершено до 3,5 тысячи вылетов). Потери при этом состави­ли 52 боевых самолета (35 в ноябре и 17 в декабре; 5 ДБ-3, 8 Ил-2, 19 новых и 18 старых истребителей, по одному МБР и ГСТ). Из причин потерь на первом месте стояли воздушные бои (20, все в течение ноября), далее шли небоевые причины (15 машин), зенитная артиллерия (8) и неизвестные причины (7). Одна машина погибла при артиллерийском обстреле аэ­родрома и одна перелетела к противнику. В целом же потери составили всего 1,5% от числа вылетов, что говорит о том, что их уровень оставался незначительным, причем имел явную тенденцию к снижению.

Несмотря на свою малочисленность, авиагруппа СОРа по­стоянно повышала эффективность наносимых ударов по вой­скам противника, особенно с того момента, как в конце нояб­ря перешла к непосредственной поддержке войск на перед­нем крае. Если в первом штурме главную роль в огневом поражении войск противника сыграла береговая и полевая артиллерия, то во втором наземная артиллерия, орудия ко­раблей и авиация сыграли примерно равные роли.

Не менее важным был успех, достигнутый при решении второй задачи — прикрытии порта, где в декабре от налетов авиации противника не пострадал ни один корабль. В то же время доставленные кораблями и судами подкрепления сыг­рали решающую роль в удержании Севастополя. Без надеж­ного воздушного зонтика не было бы возможным и оказание артиллерийской поддержки кораблями.

Конечно, имелись и недостатки. Так, трудно признать удов­летворительной боевую работу авиации, базировавшейся на кавказских аэродромах, которая, несмотря на гораздо более выгодные по сравнению с авиагруппой СОРа условия, мало что могла сделать для обороны главной базы. Могло быть не­сколько лучшим и тактическое использование ударных само­летов. Так, в ходе второго штурма они практически не задей­ствовались для подавления тяжелых артиллерийских батарей противника, огонь которых причинил нам так много вреда. Кардинального улучшения требовала и организация ПВО СО­Ра. Удовлетворительно штаб ПВО научился решать только од­ну задачу — прикрывать аэродром Херсонесский маяк, а так­же корабли и суда в бухте. Прикрытие же резервов, полевых и береговых батарей в глубине обороны практически не осуще­ствлялось. В результате в течение дня истребители могли сделать до 50 вылетов на прикрытие порта и никого не встре­тить, в то время как в каких-то 5—6 км звенья немецких бом­бардировщиков буквально утюжили наши артиллерийские по­зиции. Для того чтобы осуществлять перехват таких целей, штабу ПВО следовало распространить сеть постов наведения истребителей на всю территорию СОРа, но этого сделано не было. В результате защита сухопутных войск от налетов ложи­лась на зенитную артиллерию, до половины которой исполь­зовалось в качестве полевой, неся при этом ощутимые поте­ри. Наконец, малоэффективной с точки зрения достигнутых результатов оставалась воздушная разведка. Ей не удалось вскрыть ни подготовку штурма, ни массирование войск на на­правлении главного удара, ни наличие и размещение резервов противника в ходе штурма. Все это заставляло генерала Пет­рова держать значительные силы на неатакованных участках, что могло привести к падению Севастополя в то время, как его гарнизон все еще насчитывал около 50 тысяч боеспособ­ных бойцов. Впрочем, в значительной степени слабость раз­ведки объяснялась новизной этого дела — до войны авиация ВМФ не имела разведывательных подразделений скоростных колесных самолетов. Отсутствовала и какая-либо подготовка к разведке сухопутных объектов, не имелось фотоаппаратов.