Воздушный шарик со свинцовым грузом (сборник)

Девушка с усмешкой протянула мне кофту. Я с трудом подавил желание изорвать в куски розовый аксессуар и натянул его на тело. Впрочем, этого было недостаточно, чтобы сохранить лицо.

– Официант! – позвал я.

Фланирующий по залу молодой официант направился к нашему столику. Черные его волосы были гладко зачесаны назад, под угреватым носом смешно и робко пробивались такие же черные усики.

– Принесите нам еще коньяку, – сказал я.

Официант не реагировал, разглядывая то ли меня, то ли кофту на мне.

– Что-нибудь не так? – спросил я.

Официант очнулся.

– Нет-нет… все… в порядке… Сейчас принесу…

Он удалился слегка заплетающейся походкой человека, только что утратившего часть идеалов и веры в светлое будущее.

– Присаживайтесь к нам за столик, – пригласил я девушку и ее спутницу.

– Вы уверены?

– Вполне. Или вас смущает наша общая кофточка?

– С какой стати? Если вам в ней уютно, то мне и подавно смущаться нечего. Таня, ты не против?

Подружка кивнула, затем в очередной раз хихикнула, и обе девушки подсели к нам.

– Отлично! – гоготнул один из моих друзей. – Теперь нас поровну – три кавалера и три барышни.

– Рот закрой, – сказал я.

– Не пунцовей, Мишенька, не пунцовей, сладенький. А то с кофточкой сольешься.

Празднование моего возвращения из армии вполне могло окончиться дракой. К счастью, появился официант с бутылкой коньяка. Он поставил бутылку на стол перед нами и снова покосился в мою сторону.

– Чего тебе надо? – не выдержал я. – Что ты меня разглядываешь, как евнух наложницу? Телефончик тебе записать? Не могу. У меня все вечера заняты.

– Совсем народ озверел, – буркнул официант. – Напялят на себя черт знает что и на людей кидаются… Перестройка, блин… Гласность…

– И ускорение, – добавил я. – Исчезни отсюда в ускоренном темпе, пока у меня окончательно нервы не сдали.

Официант покраснел и развернулся, чтоб уйти. Мне вдруг стало неловко. Я подумал, что он, в силу своего ремесла, чуть ли не каждый день сталкивается с пренебрежительным отношением, а ведь он совсем еще мальчик, вероятно, моложе меня.

– Погоди, – сказал я.

Официант остановился и повернулся ко мне.

– Друг, ты… прости, – проговорил я. – Я ей-богу не хотел на тебе срываться.. У тебя девушка есть?

– Допустим, есть… Дальше что?

– Если б она попросила тебя понести ее сумочку, ты понес бы?

– Не знаю… Понес бы… наверное.

– Ну вот. А моя девушка попросила поносить ее кофточку. Не мог же я отказать ей в такой малости.

– Так это ее кофточка?

– Нет, блин, моя!

– Ладно. – Официант махнул рукой. – Мне-то какое дело…

– Значит, без обид? Может, посидишь с нами?

– Мне работать надо.

– Хорошо, не буду мешать. Еще раз, извини.

Официант удалился.

– Значит, я ваша девушка? – с улыбкой поинтересовалась незнакомка.

– Выходит, что так. Кстати, как вас зовут?

– Своевременный вопрос. Даша.

– Очень приятно. А меня…

– Я помню. Вас зовут Мишенька. А еще – сладенький.

– Лучше уж просто Миша. – Я зыркнул исподлобья на моего остроумного друга. – Даша, давайте меняться по новой. Я ничего не имею против розовых кофточек, но у моего фетишизма есть границы.

После того как обратный обмен состоялся, я, почувствовав себя уверенней, предложил выпить за знакомство. Даша отказалась. Она заявила, что вообще не употребляет алкоголь. И не курит. Как выяснилось впоследствии, список ее табу этим, увы, не ограничивался.

Когда мы вышли из кафе, друзья мои деликатно попрощались и ушли. Дашина подружка оказалась менее сообразительна. Намеков то ли не понимала, то ли не желала понимать.

– Таня, – не выдержал я, – я так счастлив наблюдать вас рядом, что немного хотел бы по вам соскучиться.

– Я тебе вечером позвоню, – сказала Даша.

Таня неприязненно глянула на меня, с укором на Дашу и, наконец, оставила нас одних.

– Прогуляемся по городу? – предложил я.

– С удовольствием, – ответила Даша. – До Владимирской.

– Почему именно до Владимирской? Это же почти рядом.

– Я там живу.

– Торопитесь домой?

– Естественно. У меня все-таки сессия. А у вас разве нет?

– Нет. До осени я совершенно свободен.

– А осенью?

– И осенью буду свободен.

– Вы не учитесь и не работаете?

– Я учусь и работаю. Но это не мешает моей свободе.

– Даже так?

– По-иному нельзя.

– А как же ответственность?

– Даша, что может быть ответственней свободы? Только рабы ни за что не отвечают.

Я был бы рад идти с ней пешком хоть до самых Нивок по городу, разбушевавшемуся майской зеленью, из которой нежно вырастали белые свечки каштанов. К сожалению, до ее дома мы дошли за каких-нибудь полчаса. Я хотел поцеловать ее на прощание, но Даша игриво отстранилась.

– Не будем торопить события, – сказала она.

– Будем плестись у них в хвосте?

– А куда спешить?

– А если мне завтра кирпич на голову упадет?

– Значит, ваша голова ничего лучшего не заслужила.

Номерами телефонов мы, впрочем, обменялись. Через две недели перешли на «ты». Через месяц она позволила, наконец, поцеловать себя – в щеку. Даша напоминала мне влюбленную парочку, в которой не хватало одного человека. Она беззаветно любила себя и платила себе взаимностью. Выдержать такую конкуренцию было не то что трудно – невозможно. От своего окружения Даша требовала не столько любви, сколько восхищения. В ней ощущалась самодостаточность музейной статуи. Влюбиться в нее было непревзойденной глупостью, и я, естественно, влюбился. По счастью, во мне обнаружился неплохо развитый инстинкт самосохранения, который выплеснулся в мои подтрунивания над Дашей и сделал меня интересным в ее глазах. Просто восхищенного поклонника и бессловесного обожателя она довела бы до сумасшедшего дома.

– Твое место не в Киеве, – говорил я. – Твое место в Париже.

– Правда? – улыбалась она.

– Конечно. Скажем, где-нибудь в Лувре. Ты так похожа на Венеру Милосскую, что иногда хочется отрубить тебе руки.

– Не груби!

– Я не грублю, я робко восхищаюсь. Кстати, знаешь, как Венера Милосская утратила свои верхние конечности?

– Любопытно.

– Это и в самом деле занятная история. Когда археологи откопали ее, она была цела и невредима и настолько прекрасна, что ей определили место в лучшем из парижских музеев. Посетители так восторгались ею, что то и дело норовили прикоснуться к ней, погладить, провести ладонью по ее холодному мраморному телу. Администрации Лувра это в конце концов надоело, и она поместила рядом с мадам Милосской табличку: «Руки прочь от статуи!» А какой-то недоумок истолковал этот призыв по-своему и осуществил при помощи молотка.