Вождь из сумерек

И снова покачнулся. Но справился и твердыми шагами направился в казарму.

Обернулся, словно вспомнив что-то.

– Алексей, ребят вернуть в свои десятки! Так-то, воевода. Светает… – повторил он и подмигнул Хмурому.

Хмурый, провожая его взглядом, что-то осторожно шепнул на ухо Лехе, потом повернулся к волхву. Тот молча выслушал его и повернулся к Алексею.

– Задержись, вождь. Хмурый дело говорит.

Стас уперся рукой в косяк и обернулся.

Пивень, грохоча сапогами, заторопился к нему, обходя воеводу, словно не заметив.

– Хмурый предлагает оставить все, как есть. Дружина от этого только крепче станет.

– Ну, если так… Алексей и Груздень пусть проследят.

– Так и будет, вождь.

Лицо Серда налилось кровью. Казалось, еще немного, и она хлынет наружу.

– Когда это пришлецы вождями были? – проревел он, с ненавистью глядя в спину Стаса.

– Древняя кровь, Серд. Это я тебе говорю. Боги вернули нам кровь наших древних предков, – твердо ответил Пивень, глядя прямо в глаза воеводы. – И мы это видели. Стая признала его своим вожаком. Вернула его, умирающего, к жизни, отдав за него одну свою. А они – наши старшие родичи. Так можем ли мы не склонить перед ним голову?

Вперед выступил Груздень.

– Он поклялся нам своей кровью. А мы дали ему свою.

Войтик, видя, что дело может сладиться и без него, заторопился. Широко и открыто улыбаясь, пророкотал.

– И не тебе, воевода, стоять против клятвы крови.

В это время на пороге появился Стас.

– Груздень, выпусти народ из-за запоров. Сними часовых. Пивень, и ты Алексей… Займитесь полоном. Того и гляди в колодки забьют, – и виновато улыбнулся: – Сам бы пошел, да в сон клонит.

– Я помню, вождь, – наклонил голову волхв. – Им, Серд, посад строить и обживать. Снова воспрянет Род Волка. Слышали, вои?

Дружный восторженный рев ядреных голосов заглушил последние слова волхва.

– Те, кто был с вождем, поведают вам все без утайки. А я поспешу выполнить его наказ. Быть граду Волчку. Быть! Так он решил. Так мы приговорили. Слава древнему роду.

И снова дружный рев послужил ответом.

– Слава первородной крови!

– Слава вождю Славу! Не зря рек я его эти именем!

– Забить бы в железа татей, а как? – с ненавистью смотрел воевода в разгоряченные счастливые лица. – А как?! Увел чужак из-под руки дружину. Волхва – и того сманил.

Утром, чуть свет, воевода сам оседлал коня и, покинув детинец, отправился в Соколень.

Стасу об этом сказали только к полудню.

Выслушал молча, болезненно откинувшись к стене.

– Что думаешь, друг мой волхв? – негромко спросил он, пристально глядя прямо в глаза.

– Думаю, Слав, что мне надо ехать. Наболтает, недоумок, и того, что отродясь не было, – с явным беспокойством проговорил Пивень, сжимая до хруста огромные кулаки.

– Род надо вывозить, вождь, – вмешался Груздень. – Пока смену Серду конязь не прислал.

– Это не беда. А выпустит ли семьи Соколень?

– Вы о другом подумайте, судари мои побратимы. Куда семьи везти и чем их кормить будем? Град ставить, а где казна? Плотники нужны. Кузнецы нужны. Люд мастеровой…

– О том не тужи, командир. Об этом у нас голова болеть будет.

– И спина скорбеть, – хохотнул Войтик, перемигиваясь с Толяном. – Быть Волчку!

– А Сумерки надолго ли посветлели? Взбаламутим народ, сорвем семьи с насиженных мест, а ну как бежать придется? Ох, не ко времени Серд себя обидой тешить надумал. И что ему не жилось? На воеводство никто не покушался. Живи себе и живи.

– Об этом не печалься. Тебе хворь лечить надо. Еду…

– Уговорил! Бери с собой Мину с десятком.

– Возьму Мину и Плетня с Третьяком. И будет.

– Ну, как знаешь. Тебе видней.

Пивень не стал ждать следующего утра. Собрался наскоро и уехал тем же днем под вечер.

А на утро Стас уже встал на ноги и вышел на «плац».

– Не рановато ли, командир, – подошел к нему Леха и шутливо бросил два пальца к виску.

– На мне, как на собаке…

– В смысле, как на волке?

– Один хрен!

Подошел к перекладине, подпрыгнул, подтянулся несколько раз, ушел на свечку, несколько раз прокрутил «солнце».

Соскок…

И согнулся, чуть не охнув от боли. С трудом выпрямился, ловя на себе участливые и в то же время восторженные взгляды.

«Наболтали, поди-ка, сорок бочек арестантов», – подумал и глухо спросил: – Как полон?

– Очистили все, что можно очистить. Но расселили. Груздень всех мужиков отправил валить лес. Ты бы, Стас, полежал еще. Рано поднялся.

– А ты ко мне в сиделки записался?

– Да будет тебе хорохориться.

– Ладно, считай, что уговорил.

Прошел день. Другой…

На седьмой или восьмой день в детинец прискакал Плетень на загнанной лошади. Едва он выпрыгнул из седла, у лошади подогнулись задние ноги, она осела на зад и, захрипев, повалилась на бок.

– Погубил коня! – заорал на него Груздень.

– Его сейчас даже в котел не пустишь. Потом с ног свалит, – поддержал десятника Войтик, оценивая все по старой поварской привычке.

– Командир! Где командир? – не обращая на него никакого внимания, закричал он.

– Зачем кричишь? Не в лесу, – к парню подошел Алексей.

На крыльце появился Стас.

– Плетень? – почти не удивившись, спросил он. – Говори. Я слушаю.

– Командир, Пивня в яму бросили. А вместе с ним Мина и Третьяк. А я уйти успел!

– Груздень, Войтик, Хмурый! По коням! Алексей, ты на хозяйстве!

– Стас… – попробовал возразить Леха.

– Я все сказал! – не терпящим возражений голосом отрезал Стас. – Крепость закрыть. Даже если сам Господь Бог будет у ворот стоять.

И три десятка всадников на широком галопе вынеслись из ворот.

Спустя трое суток с дозорных башен княж-города Соколеня заметили, как к воротам во весь мах приближается группа странно одетых всадников.

– Кто такие? И по какому такому делу по вечерней поре? – крикнул дозорный, свесившись со стены.

– Родовой вождь Станислав Волков с дружиной, – начальственным, хорошо поставленным голосом, негромко, но так, что услышали все, ответил передний.

– Не велено!

Стас чуть слышно скомандовал.