Возможность выбора (роман)

Выйдя из автобуса, Сильвия бросилась бежать. Пусть вышедшие вместе с ней здешние жители — все знают друг друга в лицо — думают, что у нее что-то дома стряслось: забыла кипятильник выключить или утюг. Чушь какая, ведь утром она ехала вместе с ними, за это время дом уже давно сгорел бы. Дом не горел, от стыда готова была сгореть Сильвия, от бега трусцой она совсем разгорячилась, из ворота пальто пахнуло потом. Противно! Но кому какое дело!

Почему-то Сильвия не решилась сразу войти в темный дом. Она потрогала дверь, но не спешила вынуть ключ из сумки. Обошла дом, в свете дальнего фонаря долго рассматривала стекла окон — целы ли? В голову лезли нелепые мысли — в темпом доме Сильвию поджидает преступник. Вот будь тут давным-давно исчезнувший пес Паулус, ей бы нечего было бояться. Все в этом безумном мире так быстро и странно меняется, удивилась Сильвия. Могла ли она подумать, что когда-нибудь будет тосковать по Паулусу. Сильвия стояла на ступеньке лестницы, колотила кулаком в дверь своего собственного пустого дома, никто не шел отворять. Как странно, наверное, уже никогда и никто не откроет ей родную дверь. Она навечно приговорена входить в темный дом. Надо бы вывести проводку на наружную стену, поставить новый потайной выключатель где-нибудь у самой двери, чтобы можно было зажечь в доме все лампы еще до того, как она сунет ключ в замочную скважину.

В прихожей скрипнула под ногой половица. Сильвия вздрогнула и, не сняв сапоги, забегала из комнаты в комнату, зажигая свет, включая радио и телевизор. Пусть вопят наперебой.

Сильвия прошла обратно в прихожую, заперла дверь, навесила цепочку и снова обошла все помещения, проверяя защелки на окнах и напряженно думая — что же ей еще следует сделать? Лучше решить, чего она делать не будет. Это, пожалуй, легче. Сильвия загнула мизинец — яд она не примет! Второй палец — коньяк пить не станет. А больше ей и нечего было себе запрещать. Как мало запретов! В ванну она сегодня не пойдет. Куда она сегодня еще не пойдет? Да и куда ей идти? Потом пришлось бы опять возвращаться домой и еще раз входить в темный дом. Это выше ее сил. Человеческие силы не беспредельны. Изображение на экране телевизора начало ее раздражать. Какой-то человек стоял перед каким-то пультом управления, стоял и стоял, будто гипнотизировал дрожащие стрелки приборов. Пусть занимается этим без нее — Сильвия выключила телевизор. А теперь что себе приказать? Сильвия сосредоточилась и мысленно скомандовала: сядь на диван, закинь ногу на ногу, ты человек независимый и поэтому спокойна и в меру равнодушна. По радио рассказывали о кулинарных новинках. И вдруг Сильвия поняла, чего ей в данный момент хочется больше всего. Решительным шагом она прошла на кухню, отрезала ломоть хлеба и очистила луковицу. Даже слюнки потекли. Она намазала хлеб толстым слоем масла, положила сверху кружки лука, посыпала солью — да может ли быть что-нибудь вкуснее? Пусть эти кулинары-маньяки стряпают свою бурду, пусть. Потом сами не могут разобраться, чего намешали в это варево. Хрусталики соли обжигали губы, лук хрустел на зубах. Сильвия с жадностью поедала бутерброд. Зазвенел телефон, но у Сильвии рот был набит хлебом. Она жевала и жевала — подождут, ей никто не нужен. Наконец сняла трубку. Странно, звонил Рейн, с которым Сильвия даже не была знакома. Ну что ж, хоть по телефону познакомится с мужем-новинкой, узнает, что у него за голос. Рейн ходил вокруг да около, извинялся, что они с Каей все еще не нанесли визита мадам Курман, — занятно, Кая сделала из нее мадам! — но вот сегодня Аннелийза с утра пристает — поедем в деревню к бабуле. Так Сильвия узнала, что пригород Аннелийза принимает за деревню. Уж не завести ли ей кур и кроликов, чтобы превратить свой дом и сад в подобие хутора? Сегодня многие мечтают о таких фальшивых хуторках. Ну разве не смешно: окольцованный муж и папа-новинка, фальшивый хутор и квартиры-клетки. А в это время неокольцованный муж Каи долго и подробно расписывал, что Аннелийза рассказывала о доме и саде мадам Курман, о зайце, который живет под серебристой елкой, спит в гнезде, выдолбленном в тыкве, и каждый день съедает по морковке. Ясно, это из репертуара Иво Рооде. Тоже мне сказочник! Рейн сказал, что если мадам Курман не против, то в ближайшее воскресенье они втроем приедут к ней в гости. И он надеется, что мать Каи не будет церемониться и покажет, к чему ему следует приложить руки. Его родители живут в поселке в собственном доме, и он с раннего детства не чурается никакой работы. Даже варенье умеет варить. Сильвия слушала и с тоской поглядывала на недоеденный бутерброд, второпях оставленный на столе. Жажда соленого томила ее, как курильщика тоска по табаку. Под конец разговорчивый Рейн спросил, а не приехать ли им уже сегодня? Сильвия поспешила отклонить предложение: она захватила с работы незаконченный отчет, к утру он должен быть готов, лучше уж встретиться в воскресенье. По всему чувствовалось, что Рейн повесил трубку неохотно.

Сильвия схватила недоеденный бутерброд, давно не была она так голодна.

Сильвия даже задохнулась от жадности, с которой проглотила последние куски, на глазах выступили слезы радости. Нет, Кая не черствый и не бессердечный человек, она сумела почувствовать себя в шкуре Сильвии. Дочери стало страшно за мать. Рейну был дан приказ позвонить и проверить настроение мадам Курман. Они, дурачки, подумали, наверное, что такое обращение поднимет ей настроение. Давно она не плакала от радости, как живительны эти слезы. И с чего она взяла, что у нее пропащая дочь?! И Рейн тоже душевный парень. Ну и пусть Карл распускает перья, пусть кукарекает, хотя сам больше похож на мокрую курицу.

Совсем недавно Вильма просветила Сильвию насчет того, какой оборот приняла жизнь Карла. Но о ребенке — ни слова. Махинация с несуществующим прибором дорого обошлась Карлу. Он полетел с должности начальника конструкторского бюро и получил партийное взыскание.

Вообще-то его пожалели: учли его безупречную работу в прошлом, да и авторские свидетельства, полученные им в свое время, противоречили его теперешней славе прощелыги. Во всяком случае, ему предоставили работу в той же системе. В должности, конечно, понизили — он стал начальником патентного бюро, где в его подчинении были две-три девицы со знанием иностранных языков. Ищут в патентном хозяйстве приборостроения белые пятна, чтобы местные лбы могли их стереть своими изобретениями.

Почему ее должна волновать судьба Карла? Уже больше года они живут врозь, за такой долгий период мало ли что может случиться. Вполне вероятно, там у пруда рядом с Карлом вышагивала уже не Дагмар Метс, а новоиспеченная пава в разноцветном оперении, предмет новой великой любви. В наши дни все обделывается быстро, никто не тратит время на разгон. Какое Сильвии дело, что к миллиардам людей прибавился еще один человек! Родильные дома работают на полную катушку, наследники появляются у многих. Сильвия была бы дурой из дур и постыдно отсталым человеком, если бы позволила себе расстраиваться из-за такой обычной истории. У каждого в жизни бывают куда более трудные минуты, то, что сегодня рассказала Кая, — мелочь, тьфу! — в одно ухо вошло, в другое вышло.

Ни к чему ей новые надрывы вдобавок к канувшим в прошлое, сколько пережито, хватит уже. Что такого уж страшного в новости Каи, что плохого может принести с собой рождение ребенка? Смешно сопоставлять, но пес Паулус, который в свое время бросился в кусты, чутьем угадав уготованную ему Карлом смерть, словно бы наложил на семейство проклятие.

Никогда ей не забыть невыносимые ночи той поры. Карл и ее заразил беспрестанным прислушиванием. Несколько минут чуткого сна — и снова оба бодрствуют. Карл то и дело приподнимал с подушки голову и вслушивался в ночные голоса. Сильвия ворочалась в постели, сон проходил, и, заметив это, Карл спрашивал, не слышит ли она, не воет ли Паулус? Ему то и дело мерещилось, что собака бродит вокруг дома. Раньше они не замечали завывания ветра в трубе или свистка далекого поезда. К тому же в округе многие держали собак, и неудивительно, что то на одну, то на другую посаженную на цепь собаку находила охота повыть — от тоски или от неволи. Своему страху они даже не искали логического объяснения — каким же образом Паулус мог бы навредить им? В округе ходили слухи — ночью кто-то видел зверя, похожего на волка, он перескакивал через заборы, потом на опушке леса нашли собаку с перегрызенным горлом — нужно ли связывать все это с Паулусом? Может, Паулус издох в тех же кустах, куда удрал? Старый пес, к тому же облысевший от переживаний, — такие, как и люди, не гарантированы от разрыва сердца.

Карл недосыпал и совсем измотался. Он то и дело повышал на Сильвию голос, у него не хватало терпения дослушать до конца и без того скупые слова жены. Поведение Карла заставило Сильвию замкнуться в себе, вскоре она заметила, что разучилась улыбаться. Карл начисто забыл свое обещание облегчить жизнь Сильвии. Неудачная попытка разделаться с Паулусом — на этом все и кончилось. Сильвия про себя надеялась, что Карл найдет для Ванды Курман сиделку, которая в течение дня переделает и часть домашних работ, но нет, все по-прежнему висело на ней. Из вечера в вечер смотрело на нее во время кормления одутловатое лицо больной. Руки Сильвии набрякли от бесконечной стирки. Утюг она уже видеть не могла, походила по хозяйственным магазинам в поисках электрической гладильной доски, но безуспешно. Чего не было, того не было. Иногда она заставляла гладить белье Каю, но дочь вскоре начинала канючить, что от бесконечного трения у нее на руках появляются мозоли. Теперь, по крайней мере, Сильвия перестала возиться с готовкой. Она даже слегка злорадствовала: ешьте, ешьте супы из пачек и банок и попробуйте только воротить нос в сторону! Иногда по воскресеньям Карл обедал в ресторане, Сильвия от этого удовольствия отказалась. Ей не хотелось тратить время, которого и так не хватало, на переодевания, и уже одна мысль, что придется ждать целый час, пока официант подаст жесткий кусок мяса с остывшей картошкой, выводила ее из себя. За этот срок дома можно переделать кучу дел.

Сама того не желая, Сильвия поверила: Паулус мстит за то, что от него хотели отделаться. Семейная жизнь пошла наперекосяк. Все свидетельствовало о том, что еще немного — и они с Карлом, не скрывая ненависти, глянут друг на друга и осознают: мы враги. Ведь никакие они не особенные, чтобы могли избежать кризиса в подобной изматывающей ситуации. За долгие годы работы Сильвия не раз наблюдала такое состояние у других. Нередко случалось, что какая-нибудь сотрудница приходила заплаканная и жаловалась: не могу больше, сил моих нет терпеть, бежать куда угодно, бежать, иначе — повешусь! Чрезмерно низкое давление в семейной жизни — это как затишье перед бурей, еще мгновение — и разразится сокрушительный ураган. Мертвенно-бледное лицо, окаменевшее от горя, — последний предел, и все же никто из них не бросался безотчетно на все четыре стороны. В общем-то им нужно было совсем немного: кратковременный отпуск за свой счет, путевка в санаторий или возможность съездить куда-нибудь на экскурсию. Необходимо было хоть ненадолго вырваться из железных объятий дорогой семейки, чтобы любовь могла снова набрать силу, — именно так сказала одна из них Сильвии. По сравнению с прежними временами люди чаще стали задумываться над механизмом саморегуляции. Многие мечтали хоть ненадолго куда-нибудь спрятаться. Сильвия была безропотнее многих, но и она нуждалась в отдушине. Однако чувство долга связывало ее по рукам и ногам. Текучка поглотила ее всю без остатка, ни гости к ней, ни она в гости. Возможно, что знакомые даже жалели ее — ну и дура!

В тот мрачный период, когда казалось, что хуже и быть не может, как-то вечером зазвонил телефон. Кая пришла за Сильвией на кухню — незнакомая старуха дрожащим голосом несет какую-то околесицу, может, Сильвия разберет, что ей нужно. И правда, неизвестная женщина была расстроена и перепугана. Она представилась приятельницей госпожи Майги. Дважды побывала она сегодня у ее дверей, телевизор работает, Юмбо повизгивает, а дверь никто не открывает. Она очень встревожена — эти слова были произнесены с нескрываемым упреком. У Сильвии сердце ушло в пятки. Карл тоже растерялся. Он вел машину небрежно, второпях проскакивал на желтый свет. Запыхавшись, они взбежали по лестнице и застыли у дверей… Карл нажал на кнопку звонка, Юмбо перестал повизгивать. Карл повозился с замком, ключ с другой стороны двери упал на пол. Карл вошел в квартиру первым.

Юмбо нагадил в прихожей и при виде людей, поджав хвост, спрятался под вешалкой среди обуви. В комнате работал телевизор, выступал какой-то поп-ансамбль, девчонка в белых атласных штанах вихляла задом и широко разевала рот, будто хотела проглотить все, что есть на этом свете красивого. Мертвая баба Майга сидела в кресле, кисть левой руки свисала с подлокотника, взгляд остекленевших глаз был устремлен к экрану телевизора.

Проклятие Паулуса? Упрятанное в глубинах души суеверие снова дало о себе знать.

Теперь у них с Карлом хлопот хватало с раннего утра до позднего вечера. Кофе пили на ходу — в одной руке чашка с кофе, другая тянется уже к вешалке за пальто и шапкой, за неотложными делами не оставалось времени думать. Зато ночами, свободными от обязанностей, душу захлестывали боль и муки совести, приступы слез накатывали с неизменной последовательностью, точно прилив в океане. Сильвия была в отчаянии, в последнее время она совсем не заботилась о бабе Майге. Казалось бы, чего заботиться: живет в свое удовольствие, посиживает с приятельницами в кафе, посещает культурные мероприятия, по телефону обменивается впечатлениями. И это в то время, когда в моей жизни нет ни малейшего просвета! Сильвия не могла простить себе, что не расспрашивала о здоровье бабы Майги и не настаивала, чтобы та сходила к врачу проверить сердце. Мучительнее всего было сознавать, что баба Майга даже умереть не смогла в своем доме, в доме, который построил ее муж и где родные стены, может быть, облегчили бы ей последние минуты. И опять самоотверженность Сильвии сработала против нее. Почему она не потребовала от Карла, чтобы он поместил Ванду Курман в больницу для престарелых, почему позволила, чтобы страдала ее мать, пока та не сбежала в чужую квартиру в центре города; вполне возможно, что непривычный шум городских улиц не давал ей даже спать спокойно. Сильвия никак не могла вспомнить свой последний разговор с матерью по телефону и последний разговор лицом к лицу. Что сказали они друг другу перед последней разлукой? Сильвия не могла простить себе легкомыслия: карусель дней крутится безостановочно, сногсшибательные события случаются редко, а о пустяках — что о них говорить. Вот когда-нибудь, когда будет больше времени, поговорим о главном в жизни.