Вознесение

Я обхватила себя руками, готовясь к разговору, который вот-вот случится.

Пройдя через старые ворота, я обратила внимание на архаичную красоту этого места. Готическое здание из тёмного камня возвышалось перед нами, а справа простирался двор, окружённый арочными проходами. Пара Святых Сестёр шла мимо фонтана со сложенными руками и серьёзными лицами.

Слева находилось кладбище с покосившимися надгробьями, которые торчали из земли как костлявые каменные пальцы. В былые времена люди думали, что надо обязательно быть похороненным на монастырском кладбище, иначе не попадёшь в Рай. Так что тела хоронили друг над другом, образуя целые стопки мёртвых под землей. Видимо, это был единственный способ обеспечить себе роскошную загробную жизнь.

Но когда по воздуху разнёсся пронзительный завывающий звук, я с нарастающим ужасом осознала, что сегодня вовсе не встречусь с Трезвой Мамой. Трезвой Мамы здесь не было. Потому что персоной, которая распевала альбийскую народную песню про куртизанку по имени Люси, определённо была Пьяная Мама. Песня была одной из её любимых для распевания за бутылкой джина.

Во мне заискрило раздражение. Весь смысл оплаты этого места сводился к тому, чтобы отучить её от джина. Глубоко вздохнув, я показала в сторону одного из арочных проходов на другой стороне двора.

— Я слышу её там.

— Этот звук? — шаги Самаэля эхом отражались от песчаника, когда мы вошли в один из арочных коридоров. — Этот звук — твоя мать?

— С тех пор, как Элис ушла, она вот так топит свои печали, — моя грудь ощущалась пустой, полой. — Раньше я винила в этом тебя. Все думали, что ты убил Элис. А теперь я виню Элис.

В его глазах сверкнуло непонимание и сильное любопытство.

— Иметь семью кажется проблематичным. Это того стоит?

«Хороший вопрос».

— Да, — сказала я наконец. — Без них я чувствовала бы себя очень одинокой. А у тебя вообще нет семьи?

— Нет. Я был сотворён, а не рождён.

Когда мы свернули за угол, я нашла её в коридоре с открытыми арками. Поблизости находилась распахнутая дверь, за которой виднелась неприбранная комната с незаправленной кроватью, видимо, принадлежавшая ей.

Она с закрытыми глазами сидела на деревянной скамейке, привалившись к стене и выглядя такой же, как и всегда. Те же красные следы джина расцвели на её носу. Её волосы превратились в спутанное месиво колтунов. Она задремала с куском хлеба в руке, и голуби смотрели на неё, надеясь на крошки, усеивавшие её юбку. Единственным заметным отличием было длинное белое платье. Ну хотя бы она выглядела чистой.

Холодный зимний ветер играл с её юбками и спутанными волосами. Она сжимала фляжку джина, и её дыхание превращалось в клубы в воздухе.

Я села рядом с ней и дотронулась до её руки. Она слегка всхрапнула, но глаза оставались закрытыми.

— Мам, — я крепче сжала её руку.

Её глаза распахнулись, и она дёрнулась с воплем, едва не выронив свой джин. Осоловелый взгляд её глаз медленно скользнул ко мне. Её лицо согрела улыбка, выражение смягчилось.

— Вот и ты. Моя девочка. Ты всегда была моей любимицей.

Я улыбнулась в ответ.

— Вот как?

Она моргнула.

— О. На секунду мне показалось, что ты Элис.

Весь воздух покинул мои лёгкие, и глаза защипало.

— Нет, всего лишь я.

Она выглядела опешившей, заволновавшейся.

— Ты тоже была моей любимицей, Лила. Я любила вас обеих. У матери может быть несколько любимиц.

— Если бы Элис была здесь, ты бы перестала пить джин?

Она хмуро посмотрела на меня.

— Они пытались забрать моё лекарство, но без него мне плохо. Я трясусь и безумствую. Теперь они понимают, что мне это помогает.

— Тебе не нужно столько лекарства. Тебе с каждым днём нужно чуть меньше.

Она просияла.

— Ты пришла навестить меня, — радостно сказала она. — Я скучала по тебе.

Я сделала глубокий вдох.

— Тебе кое-что нужно знать. Я не хочу, чтобы ты слишком обнадёживалась, мама, потому что она превратилась в нечто совершенно иное. Но она жива.

Она схватила меня за руку, и радость озарила её черты.

— Элис?

Боже, мне надо выложить всё побыстрее, пока она не слишком обрадовалась.

— Да, но она оказалась в культе убийц. Они убивают людей.

Она моргнула, уставившись на меня.

— Это звучит неправильно. Убийцы?

— Это и есть неправильно, мама, но именно это и происходит. Они — альбийские националисты, которые хотят убить всех, кому здесь, по их мнению, не место. Она в этом культе вместе с Финном.

Голуби ворковали у ног мамы, клюя крошки.

— Никакого Финна! Ты же не сделаешь ей ничего плохого, нет?

— Почему ты думаешь, что я сделаю ей что-то плохое?

Она склонила голову набок.

— Из-за того, что ты такое, Лила.

Моё сердце гулко застучало, и я схватила её за руку. Она правда знала больше, чем рассказывала. Я быстро и украдкой обернулась к Самаэлю, убеждаясь, что он не в пределах слышимости. Он остался в арочном проходе, слишком далеко, чтобы подслушать. Как я и просила, он дал нам уединение.

Повернувшись обратно, я прошептала:

— Что я такое, мама?

Она поднесла палец к губам, хихикая.

— Шшшшшш. Секрет, да? Всегда так много секретов. И вот ведь какая фишка с секретами… они давят тебе на грудь и через какое-то время сокрушают тебя, не так ли? Потому что когда у тебя есть секреты, ты совершенно одна. Есть только ты и твои секреты, и они похоронят тебя заживо.

— Тогда расскажи, мама. Это важно, и ты почувствуешь себя лучше. Ты почувствуешь себя менее одинокой. Менее погребённой.

— У тебя тоже есть секреты, не так ли? — её взгляд скользнул за меня туда, где стоял Самаэль. — Кто это?

«О, всего лишь мой жених, Ангел Смерти».

— Не волнуйся о нём, мам. Я хочу знать, кто я. Откуда я взялась.

Она глотнула из своей фляжки, затем поднесла ладонь ко рту, смеясь.

— Ну, я же не могла сказать людям правду, да? Это неестественно. Я подумала, что они могут тебя убить.

Теперь моё сердце стучало ещё чаще, и я крепче стиснула её руку.

— Что неестественно?

— Я сказала, что нашла тебя на пороге. Но это неправда, потому что на деле… — её осоловелый взгляд скользнул влево. — Я шла домой с Элис, мимо Монастыря Шипов. Ты ведь знаешь руины двора? Там, где по камням стелется розовая чайная роза. Вот там я тебя и нашла плачущей в забытом уголке.