Возвращение в Твин Пикс

"Может, она не только шмотки Блэки таскает..." - Пронеслась в голове Джека догадка.

Софи закрыла дверь перед самым носом Норса, громко хлопнув. Джек до боли стиснул зубы. Ему совсем не понравился исход беседы. Второй раз он в дверь стучать не стал. Что было на уме у этой женщины?

– Эту песню я написал для тебя.
– Сказал Джеймс, ласково улыбаясь Донне.
– Она называется "Я один".
– Он держал в руках гитару. Они сидели в гостиной дома Харли и были здесь совсем одни...

За окном уже смеркалось. Ветер что-то шептал на своем таинственном языке, темные силуэты деревьев, росших у обочины, едва заметные отсюда, слегка пошатывались.

Донна смотрела в глаза Джеймса, не в силах отвести взор. Порой, когда ты плохо с кем-то знаком, но этот человек тебе нравится, ты смотришь на него, долго, и можешь так смотреть еще дольше, но когда он чувствует на себе твой взгляд и поворачивается, ты смущенно опускаешь глаза... Донна могла смотреть на Джеймса вечность, и ни за что не отвернулась бы. Потому что любила его очень сильно и хотела быть с ним вместе.

Джеймс настраивал гитару, а по ходу объяснял:

– Я написал ее в Северной Дакоте, когда остановился в одном мотеле. Я постоянно думал о тебе, и она словно сама собой возникла в моей голове. Я еще не закончил ее... Но я надеюсь тебе понравиться.

Донна улыбнулась ему и, подложив под себя ноги, приготовилась слушать. Джеймс бросил на нее влюбленный взгляд, после чего посмотрел на струны гитары, и его пальцы забегали по ним. Эти движения были подобны какому-то гипнозу! Комнату наполнила приятная звонкая музыка, и Донна закрыла глаза, представляя себе, как несется по реке, на каком-то маленьком плотике, ветер развевает ей волосы, а вода весело хлещет вокруг…

А где-то вблизи раздается голос Джеймса, поющий:

"Я скучал по тебе,

и лицо твое было в воображении,

я видел его везде,

я думал о прекрасном твоем лице,

и не было мне покоя нигде

от него...

И я понял,

что жить не могу без тебя,

как без солнца трава...

как без солнца трава...

Будь со мною всегда"

Джеймс закончил петь и убрал пальцы со струн гитары.

– Ну, как тебе?
– Спросил он.

– Очень красивая песня.
– Ответила Донна. Она подтянулась к нему и поцеловала его. Мягко и нежно. Джеймс отложил гитару в сторону и поцеловал ее в ответ.

– Я люблю тебя.
– Сказал он.

– Да, я знаю.
– Донна улыбнулась.
– И я тоже люблю тебя... Поцелуй меня еще раз.
– Попросила она.

Джеймс поцеловал.

– Я до сих пор мало верю, что ты здесь, рядом со мной. Я думала, что навсегда потеряла тебя...
– Донна положила свою голову ему на плечо.
– Мне так хорошо, когда мы вместе... И мне хочется, чтобы мы были вместе всегда… Как в твоей песне…

Джеймс погладил ее по голове и произнес:

– Как без солнца трава… Мне хочется того же, Донна.

Донна подняла голову и посмотрела ему в глаза:

– У меня плохое предчувствие, Джеймс. Мне постоянно кажется, что тебя заберут от меня.

– Никто не сможет нас разлучить.
– Весело ответил Джеймс.

Донна и сама улыбнулась. От этой улыбки у Джеймса внутри теплело:

– Улыбайся так всегда!
– Попросил он, наклоняясь, чтобы снова поцеловать ее. Донна обняла его и прижала к себе...

Ночью лес казался огромным живым монстром. Дагласские ели, росшие на обочине дороги, напоминали ряды зубов в пасти монстра, а машина шерифа, ехавшая по дороге, казалась его добычей, которую он вот-вот проглотит и пережует…

Гарри ехал в джипе, держась за руль одной рукой. Второй он подпирал голову. Ему ужасно хотелось спать, и еще он хотел поскорее вернуться домой. Фары джипа освещали асфальтированную дорогу на несколько метров вперед. Особо за дорогой шериф не следил. Он находился сейчас в состоянии полудремы и рисковал вот-вот провалиться по ту часть сна, что грозило ему автомобильной аварией...

Но санные чары обволакивали его сознание все стремительнее. Рука сама собой, скорее инстинктивно, чем осознанно, вела машину по хорошо заученному пути.

Мерный рокот мотора убаюкивал. Мягкое и удобное водительское кресло было таким удобным…

А в голове постоянно прокручивались события сегодняшнего дня, рассказ Сэма про индейца, агент Форест, пожары в госпитале и доме Роадсонов…

И, надо же этому случится, из темноты фары выловили какое-то тело, лежавшее на дороге. Сознание Гарри мгновенно вырвалось из, уже почти овладевших им, пут сна и заставило ногу нажать на тормоз. Остановив машину и повернув ключ зажигания, шериф выбрался из машины, чтобы подойти к телу. Это было животное. Черная, чернее самой ночи, собака. Она лежала на боку, закрыв глаза. Под брюхом расползлась огромная кровавая лужа, как показалось Трумэну, еще свежая. Породу Гарри определить так и не смог. Вроде бы, бульдог... Хотя крупноват для бульдога. Гарри сел рядом с ним на корточки, стараясь понять, жив пес, или мертв. Он уже протянул к нему палец, чтобы прикоснуться к телу животного, но внезапно раздался сигнал вызова в машине.

От неожиданности Гарри даже вздрогнул. Сначала ему показалось, что пес издал этот звук.

Трумэн поднялся и подошел к машине и взял в руку переговорное устройство:

– Да?

– Шериф Трумэн?
– Донесся из динамика голос Люси, слегка приглушенный помехами.

– Да, Люси, в чем дело?
– Нервно ответил Гарри.

– Шериф Трумэн, только что из госпиталя мне позвонил доктор Хэйворд... Знаете что? Из «Калгума» пропала Одри Хорн!
– Сказав это, Люси как-то странно взвизгнула.
– Не правда ли, странно?

Трумэн не знал, что говорить и просто промолчал, а Люси между тем продолжила:

– В общем, он позвонил сюда и сказал, что вам нужно ехать туда. И вроде бы, он даже сказал так: "Передай шерифу, чтобы он срочно приезжал!". Как-то так.

– Чччерт!
– Гарри стукнул ладонью по крыше машины.

– Шериф, что с вами?
– Взволнованно спросила Люси.

– Ничего.
– Сухо ответил он.
– Люси, перезвони в госпиталь и скажи доктору, что я уже еду.

– Больше ничего не передавать?
– Спросила Люси.

– Нет.
– Сказал Гарри, выключая переговорное устройство.

Положив его на место, Гарри снова ударил по крыше машины, словно именно его джип был повинен во всех бедах, которые произошли здесь за последние несколько суток.

– Да что у них там, дыра черная что ли?
– Спросил он.

Но, естественно, единственным ответом ему могла послужить лишь ночная тишина. Шериф протер уставшие глаза. От недосыпания болела голова. Гарри постоял некоторое время неподвижно, глубоко дыша, чтобы успокоиться.