Возвращение
Шрифт:
– И не надобно плохого. Вот что, Устинья Алексеевна. Ты мне сейчас ответь, как на исповеди - любишь кого?
– Батюшку люблю. Маменьку, сестриц, брата...
– Да я не про ту любовь говорю, - отмахнулся боярин.
– Из мужчин, может, люб тебе кто?
– Замуж выйду, боярин, так буду мужа любить.
– И то верно. К Рождеству отбор в царских палатах будет. Невест для царевича пригласят. Не хочешь одной из них стать?
– Как батюшка велит, так и будет.
– Велю, - согласился Алексей Иванович.
– А я из воли
– А ты не согласна?
– удивился боярин. Вроде как и не дура, девка-то? Или - начинается?
– Или что-то попросить хочешь?
– Хочу. Чтобы сестру мою вместе со мной пригласили. И нам вдвоем легче будет, и она ко мне ревновать не станет. А может, и приглядит ее кто из царских ближников. Не на отбор, не в невесты, а так, сопровождать меня. Можно ей будет?
Раенский только в ладоши хлопнул. Огонь-девка!
– Ох и умна у тебя дочь, Лексей! И о себе, и о сестре!
Устя промолчала. А что? Ее же не спрашивают, вот она и стоит. И молчит.
– Приедут за вами обеими, боярышня. Слово даю. А теперь скажи мне вот еще что. Коли умна ты, не могла не заметить племянника моего. Царевича Фёдора. Видела ведь?
– Видела.
– Ничего сказать ему не хочешь?
Устя впервые поглядела в глаза боярину.
– Хочу, Платон Митрофанович.
– боярин Заболоцкий аж на стуле своем резном подскочил, словно резьба иголками покрылась.
– Передай царевичу, коли я обидела его чем, то не нарочно. Но у девки только и есть, что девичья честь. И блюсти я ее буду строго, как и раньше блюла. Пусть не гневается на меня за то.
Алексей Иванович выдохнул.
Платон Митрофанович прищурился.
– Умна ты, девка. Только сама себя не перемудри.
– В палатах и поумнее меня сыщутся.
– Хорошо, что ты это понимаешь.
Устя молча кивнула. Она вообще старалась молчать. И зубы стискивать. И порадовалась, когда отец ее кивком отпустил. А потом пролетела по терему, забилась в кладовку, почти упала на сундук в темном углу - и зубы застучали.
Получилось ли?
Добьется ли она своего?
Справится?
Первые шаги она сделала, вроде как успешно. Но что дальше-то будет?
Какое оно будет?
Ох, подышать надобно, как бабушка учила, а то она сейчас тут и сомлеет от волнения. И дышать, и силу по телу разогнать, не то худо будет. Вот так.
И еще немножко.
Надо, надо справляться с этим. Впереди еще много встреч предстоит, и люди будут самые разные, и из прошлого, и... и ОН!
Не совладает с собой в этот раз - обоих вновь погубит. Она ведь тогда тоже умерла. Рядом с ним.
Навсегда.
Сейчас ей второй шанс дали, так что дыши, Устя. Вот так, и еще вдох. И не останавливайся.
***
Поздно вечером чуточку подвыпивший боярин Раенский поскребся в покои вдовой царицы. И был тут же впущен сенными девушками.
– Рассказывай, Платоша.
Что там за девушка, какая она?Боярин долго не раздумывал.
– Умная она, Любавушка. Коли ты ее своей союзницей сделаешь, большая от того польза нам всем произойдет.
– Умная?
– Редкую птицу себе племянничек приглядел. И собой хороша, хоть до тебя ей и далеко, и неглупа. Себя понимает, уважительна и рассудительна. Пока я с ее батюшкой разговаривал, человек мой по подворью погулял. С холопами поговорил, со слугами. Все про боярышню Устинью только хорошее говорят. Не гневлива она, не криклива. Но коли скажет, то надобно слушаться. Она и объяснит, что делать надобно, и зачем - тоже объяснит. И сама руки замарать не побоится. За нянькой своей ухаживала, к черной работе приучена.
– Это хорошо.
– Гордость в ней есть. А вот нелепой гордыни и в помине нет. Прислушаться к разумным речам она завсегда готова.
– Не будет она Фёдора под себя гнуть?
– Будет, Любавушка. Обязательно будет, потому как она сильнее. Но если вы договоритесь... преград вам никаких не будет.
– Надобно и мне будет посмотреть на нее.
– Обязательно. Я с ней поговорил. Знаешь, о чем она меня попросила?
– О чем?
– Взять ее сестру на отбор. Только не в невесты царевичевы, а просто - подружкой ее. Спутницей.
– УмнО.
– И Фёдору просила передать, что всем он хорош, но она себя до брака блюсти будет. И только так.
– Так ли?
– Мой слуга о ней нарочно спрашивал. Нет у нее никого. Аксинья, та, вроде как, крутит что-то. Видели ее пару раз ночью во дворе. А вот Устинья - та никогда. Она либо у себя, либо при матери, либо при бабке.
– Еще и бабка? За ней Устинья тоже ухаживала?
– Да, Любавушка. Бабка там плохо себя чувствовать стала, приехала к внучке. Устинья от нее и не отходила, считай, с приезда.
– Хммм...
Конечно, не совсем так было. Но холопы отлично понимали, что про волхву лучше молчать. Чего там тебе хорошего будет?
Правильно, ничего. А вот волхва, коли узнает, что беда из-за тебя случилась... ей и имя знать не надобно. Проклянет - да и все. И язык отсохнет болтливый, и сам помрешь смертью безвременной.
Не успеет?
Ой ли? Может и успеть.
– Я сама на нее посмотрю поближе, поговорю. Понравилась она тебе, Платоша?
– Понравилась, Любавушка. От умной женщины и дети умные родятся.
Любава промолчала. И родственника отпустила. А потом отправилась в крестовую.
Упала на колени.
– Господи, помоги! Вразуми, направь на путь истинный...
Господь молчал.
Как и раньше, как и долгие годы после замужества. Но Любаве так было легче. Наверное...
***
Боярин Заболоцкий в горницу вошел, что тот медведь рыкающий. И ключи на стол положил.
– Батюшка?
Устинья уже пришла в себя, да и к матери пришла.
– Сидите, бабы?