Возвращение
Шрифт:
Любит!
Хоть и посмеиваются над ним за такие склонности, а помалкивают. Боярин еще и злопамятен, и спустя двадцать лет тебе обиду припомнит.
Алексей Иванович боярина встретил честь по чести. Проявил уважение, даже поклонился. Хоть и бояре они оба, вровень, а все ж... надобно.
– Добро пожаловать, гость дорогой. Откушай, чего Бог послал...
– А и откушаю, - согласился боярин.
– Подобру ли, поздорову?
– Благодарствую, боярин. Вроде тихо все...
– Как жена? Как дочери?
– Эмммм, - замялся Алексей Иванович, который начал понимать, куда
– Я сейчас стол прикажу накрыть, да пусть посидят с нами, когда не против ты, боярин.
Платон Митрофанович расплылся в улыбке, подтверждая предположения хозяина.
– Рад буду, Алексей Иванович. Ну, веди, показывай, цветы твои необыкновенные. Чай, наши-то боярышни краше заморских. Бывал я в той Франконии, так, не поверишь, на врага без страха ходил, а там с визгом позорным бежал.
– Не поверю, боярин. Что ж такое случилось?
– Так принято у них прически на головах наворачивать. Такие, вроде башен. И мукой их посыпают, для красоты. Надобно, чтобы волосы белые были.
– Как у старух, что ли?
– А у них мода такая. Но это-то что! Начал я с одной дамой там любезничать, хороша, чертовка. А у нее из прически - мышь выглядывает!
– Ох, мама родная!
– Я так с визгом и отскочил. Думаю, кто ее знает, что еще и откуда вылезет! А потом-то мне как есть объяснили. В баню они не ходят, тело тряпками уксусными протирают, а голову и вообще не моют. Только спицей особой чешут, когда сильно чешется. Вот, в прическах мыши и заводятся.
– Дикие люди!
– Как есть - дикие! То ли дело наши красавицы! И румяны, и полнотелы, и мыши из них не выбегают...
– И то верно, боярин.
– Платоном зови, чего нам между собой чваниться?
– Да и ровесники мы... меня Лексеем обычно кликали.
Бояре переглянулись.
Платон Митрофанович давал понять, что пришел, как друг. Алексей Иванович это понял, и тоже сделал шаг вперед.
А вот и обеденная зала. И три красавицы... ох, а ведь и правда - красавицы! Глаз не отвести!
– И таких-то царевен ты, боярин, у себя прячешь? Да в том же Лемберге к ним бы короли сватались! Дрались бы за право ручку поцеловать! Королевны! Лебеди, жар-птицы сказочные!
Боярин Заболоцкий с приязнью поглядел на жену.
Хорошо хоть - успела. И переодеться, и наряды нашла, и улыбается, вот... а ведь и правда - хороша! Глаза у нее ясные, серые, почти голубые. Светлые-светлые. И лицо совсем молодое, и фигура статная, почти девичья. Отвык он от супруги-то!
Пригляделся, привык. Она то с одними хлопотами, то с другими, а ведь красавица! До сей поры красавица, куда там дворовым девкам! Статная, с улыбкой, Платону Митрофановичу кубок подает, как по обычаю следует.
– Откушай, боярин.
Боярин глоток сделал - и все выпил.
– Ох и мудра ж у тебя супруга, Лексей Иваныч.
– За то и выбрал, Платон Митрофаныч, за то и люблю ее...
И на супругу поглядеть. Мол, что такое-то?
Супруга покраснела, а мужу на ухо и шепчет.
– Положено вина наливать, так я не стала. Вам еще о важных делах говорить, я кваску плеснула.
Умничка.
***
Платон Митрофанович сидел за
столом, и боярышень разглядывал. Ну, какая тут Федьке полюбилась? Говорил, старшая. Устинья.Вот, сидит, по левую руку от отца.
Младшая рядом с ней. И сразу видно, кто тут умнее.
Старшая смотрит спокойно, голову держит ровно, молчит, правда, но видно, это не от застенчивости или глупости. Просто молчит. Не желает привлекать к себе лишнего внимания, вот и все.
А младшая уже и ложку уронила, и кусок рыбы, и гречкой обсыпалась, ойкнула, покраснела, получила злобный взгляд от отца, замерла, ровно статуй грекский...
И если их сравнивать, младшая - как половинка старшей. Вдвое хуже. Когда б Платону выбирать, он бы тоже старшую предпочел. А вот для племянника...
Тут и не знаешь, что лучше, что хуже.
Фёдор сам ума невеликого, а вот какая жена ему нужна? Когда она умная будет да хваткая, потерпит ли она царицу Любаву? А то ведь будет Феденька, как меж двух берез болтаться, одна в одну сторону тянет, вторая в другую. Умные бабы - они такие, не всегда промеж собой договорятся.
Вторая девка - та попроще. Ей управлять легко будет, она будет в тереме сидеть, да и лишнего слова не вымолвит. Но Фёдору нравится не она. Да она и похуже.
Платон Митрофанович, как настоящий мужчина, таких мелочей, как цвет волос - глаз - платья, украшения - подвески - кольца не разбирал, потому и вывод делал обобщенный. Старшая краше. Младшая так себе. Фёдор просил поговорить о старшей.
Платон и поговорит.
Сначала с боярином, потом с боярышней, хотя бы и в присутствии ее отца. Посмотрим, что ты за птица такая, боярышня Устинья.
***
Прошлась царица Любава по горнице, глазами сверкнула гневно. Женщина, перед которой она расхаживала, на царицу без интереса смотрела.
Ходит тут она себе и ходит... сидела, в окно смотрела.
Надоело Любаве гнев показывать, сорвалась она.
– Ты чего сидишь, молчишь?
– А ты ни о чем и не спрашивала.
– Кому это надобно!? Кто Федьку погубить хочет?!
– Да кому он нужен-то, покамест не женат?
– Я бы о Борьке подумала, но там... не допустил бы Борька двух осечек, глупо это!
Женщина плечами пожала.
Глупо - так глупо, ей ли спорить?
– Ладно, - остановилась Любава.
– Есть такая боярышня Заболоцкая на Ладоге. Устинья. Надобно мне, чтобы ты на нее посмотрела.
– На ней Федьку оженишь?
– Не хотелось бы, а только понравилась она сыну, может, и нам подойдет? Я на нее глядела, ну так много ли я увижу?
– Погляжу, как можно скорее. А ты бы и обо мне подумала, Любава. Когда Федька женится...
– Помню я! Женится, и через год - полтора, и ты можешь...
– Вот и ладно. Пора мне уж, возраст не девичий, и муж намекает все чаще...
– Ой, да муж твой! Тряпка несчастная, подкаблучник...
– А то мое дело. И мой муж.
– Ну, прости, - отступила Любава.
– Нам ли ссориться... как женится Феденька, так вскорости и тебе петлю скинуть можно будет, чуть-чуть осталось.
Женщина посмотрела на царицу. А глаза у нее зеленые, ровно ядом полны...